Отчаяние

Нестеренко Юрий Леонидович

– Ты… хочешь сказать, все эти мертвецы – биороботы?

– Нет, нет, все гораздо хуже! Наши технологии не позволяют нам создавать точные копии человека! Биологические модели, на которые рассчитан наш синтезатор, намного примитивнее. Но ему не требуется посредник в виде синтезатора, ибо оно само есть сила, творящая жизнь. И оно не отпустит нас…

– Оно?

– Отчаяние! Чем ты слушаешь? Отчаяние! Оно способно организовать жизнь из неживой материи, но на это уходят миллионы лет, ибо оно само не обладает никаким разумом. Но с таким подарком, как готовая протоплазма, все происходит гораздо быстрее. Все эти ползучие твари – жизнь, самозародившаяся

у нас на борту! Поэтому они такие уродливые и неуклюжие – они не проходили естественного отбора, кажется, большинство из них даже не способны питаться и размножаться… Но главное – это мы, Линда, мы! Микрокосм есть подобие макрокосма! Душа на самом деле существует, и это вовсе не бесплотный ангел с крылышками. Это устойчивая матрица темной энергии, или, что то же самое, структурированное отчаяние… Все то время, что мы пытались исследовать темную энергию в глубинах космоса, она была в нас самих! Но точности наших приборов не хватало, чтобы ее заметить, – мы ведь искали лишь гравитационную составляющую, которая в десять в сто двадцатой степени раз слабее истинной сущности… Понадобился генератор Калкрина, чтобы перевести нас в состояние темной материи и тем ввести наше отчаяние в резонанс с великим отчаянием Вселенной. Теория предсказывала, что при отключении генератора произойдет самопроизвольный возврат в исходное состояние, но это было верно лишь для неодушевленного зонда. Когда на борту есть одушевленные существа, генератор Калкрина лишь запускает процесс, который затем становится самоподдерживающимся. В темном состоянии нам не нужно ни есть, ни пить, ни даже дышать – темная энергия питает нас напрямую…

– Я дышу! – перебила женщина.

– Я тоже, потому что рефлекс – но не уверен, что теперь нам это действительно необходимо. Это как парусный корабль, на который поставили мотор… И все системы звездолета питаются энергией нашего отчаяния, поэтому когда оно растет, свет становится ярче и включается то, что ранее отключилось…

– Но трупы…

– В том-то все и дело! Мы не можем умереть! Мы пытались уже множество раз! Но всякий раз, когда мы убиваем тело, по матрице нашей души воссоздается новое! Закон возрастания отчаяния не позволит нам ускользнуть! Ни нам и никому другому. Рано или поздно в отчаяние провалится все. Сначала – экипажи межзвездных кораблей вроде нас, потом – целые цивилизации, чей разум достигнет такого уровня, чтобы войти в резонанс с вселенским отчаянием напрямую. Наверное, рано или поздно до того же самого доэволюционируют даже звезды и галактики, и во Вселенной не останется ничего, кроме темной материи, объятой бесконечным отчаянием… То есть на самом деле этот процесс уже ближе к концу, чем к началу, – темной материи уже вчетверо больше, чем той, которую мы считаем обычной…

– А повязки? – Линда цеплялась за соломинку. – Ну, допустим, мы воскресали без одежды, это логично, но кто-то же нас перевязывал? И почему мы вообще в этом нуждались?!

– Это не повязки, – вздохнул Виктор. – Это мертвая кожа. Наше подсознание пыталось спасти нас от правды, представляя это просто присохшими повязками… Смотри! Смотри на них внимательно!

Женщина поднесла к глазам перевязанную руку. Теперь она видела, что края «бинтов» на самом деле представляют собой уродливые шелушащиеся рубцы, а на трупно-серой поверхности самих «повязок» можно разглядеть поры и отдельные невыпавшие волоски. Значит, и ее голова… ее лицо на самом деле не было замотано – оно превратилось в эти жуткие лоскуты…

– Душа – это не просто личность, – продолжал объяснять Адамсон. – Энергетическая матрица хранит информацию и о теле, иначе воскрешение было бы невозможным. Естественно, никакой информации об одежде там нет, и о гнилостных бактериях тоже – поэтому тела здесь не разлагаются… Небольшие ранения не затрагивают эту матрицу, но действительно серьезные и причинившие особо сильную боль отражаются на ней – поэтому мы воскресаем с мертвой кожей или как минимум со шрамами на месте таких ран. Однако и

это не позволит нам умереть. Мы пытались. О боже, сколько раз мы пытались…

Линда вздрогнула и со стоном рухнула на колени, сжимая руками голову. Теперь и она не могла спастись от хлынувших потоком воспоминаний. Воспоминаний, как она разрывала себе лицо и выдавливала глаза… изо всех сил отталкивалась ногами от пола, насаживая себя животом и грудью на трубы… вырезала чертеж проклятого корабля на собственном теле… висела, растянутая на проволоке, в то время как человек, говоривший сейчас с ней, медленно сдирал с нее кожу…

– Ты помнишь, как распинал меня? – глухо спросила она.

– Нет, – ответил он. Должно быть, это воспоминание было слишком ужасным, и подсознание все еще пыталось скрыть хотя бы его. – Неужели это я… хотя, конечно, кто же еще… зачем?

– Я сама упросила тебя. Подвергнуть меня максимально долгой и мучительной пытке. У меня самой это не получилось бы, я уже пробовала… Я надеялась, что сойду с ума. Что такая боль разрушит мой рассудок и я больше не воскресну.

– И я согласился, хотя понимал, что уже некому будет оказать ту же услугу мне… Но все равно не вышло. А потом мы пытались добиться того же, уничтожая собственный мозг. Но и это не помогло. Лишь амнезия после воскрешения оказалась более глубокой. Может быть, дело в том, что нервная ткань мозга сама по себе не испытывает боли.

– Зачем мы крушили всю технику? Просто от отчаяния?

– Не только. Приборы быстро бы раскрыли нам истину. Мы пытались продлить блаженство неведения после следующего воскрешения. Ведь для того, чтобы ощутить всю силу отчаяния, надо в полной мере осознать его…

– А сейчас? Мы осознаем? Мне очень плохо и страшно, но я бы не решилась снова на то, о чем просила тебя тогда…

– Пока еще в полной мере не осознаем. Нужно какое-то время… Это как автоматическая настройка. Но позже даже та боль покажется тебе меньшим злом, чем отчаяние! Мы уже избавлялись от инструментов из страха перед болью, которую причиним с их помощью себе потом, – а когда приходило «потом», проклинали себя за то, что сделали это…

– Говорила же тебе, не надо это читать!

– Рано или поздно отчаяние все равно накрыло бы нас. Даже без подсказок. Так уже бывало. Начиная с самого первого раза, когда мы еще не знали, что к чему… И более того – с каждой новой смертью и воскрешением этот срок сокращается.

– Значит, у нас мало времени, – Линда поднялась на ноги. – Мы должны что-то сделать!

– Мы ничего не можем сделать, – покачал головой Виктор. – Ни мы и никто во Вселенной. Отчаяние – это не бог, не какая-то разумная сущность, с которой можно было бы договориться. Самого жестокого бога можно задобрить молитвами и жертвами. Но мы имеем дело с абсолютно тупой природной силой. С фундаментальным законом, определяющим направление процессов во Вселенной. Против него все бесполезно…

– В прошлый раз мы заклинили двери нескольких кают, где я обычно воскресала, – вспомнила Линда, – но я все равно появилась в одной из них. Как оно это делает?

– Думаю, тут проявляются свойства темной материи. Вспомни, что наши координаты фактически размазаны по Вселенной…

– Так мы что, все-таки можем проходить сквозь стены?

– Сознательным образом – нет, – Виктор стукнул кулаком в стену для убедительности. – Но смерть, видимо, аналогична переходу в квантовое состояние, а воскрешение – схлопыванию волновой функции. Только не в пределах Вселенной, а в пределах корабля.

– Наши души могут существовать без тел?

– Насколько я понимаю, нет – во всяком случае, такое состояние неустойчиво. Поэтому всякий раз образуются новые тела.

– Но это происходит только на корабле, введенном в темное состояние генератором Калкрина. Покинуть корабль мы ведь не можем?

– Нет. С нашей точки зрения, пространство замкнуто в пределах поля, созданного генератором.

– А если мы взорвем корабль?

– Не думаю, что это разрушит поле. Я же говорю, его уже давно стабилизирует не генератор, а мы сами.