Отчаяние
Шрифт:
Линда рухнула навзничь, деревянно ударившись затылком об пол. Почерневшие пальцы дымились. Из носа текла кровавая слизь. Виктор нагнулся над женщиной. Признаков жизни она не подавала. Все-таки умерла? Но даже если так, это не тот случай, когда о мертвой можно сказать «отмучилась»… во всяком случае, пока ракета не выполнит свою задачу.
Но если она сейчас возродилась в носовой части корабля, то погибнет ли она, когда ракета врежется здесь, в районе кормы? Возможно, что и нет. Но если будет уничтожен биосинтезатор со всей протоплазмой, череда перерождений закончится и на полуразрушенном корабле ей в любом случае останется недолго. Как он только что убедился, в вакууме они все-таки не выживают. Хотя… уверен ли он,
Ну, где же взрыв? Виктор почувствовал, как тяжелая усталость, верная спутница безнадежного отчаяния, наваливается на него снова. Он привалился к стене и закрыл глаза – как оказалось, как раз вовремя, чтобы услышать передавшуюся через стенку короткую тупую дробь ударов. Ни один из них не был достаточно силен, чтобы заставить громаду корабля хотя бы слегка вздрогнуть. Конечно же, это не мог быть взрыв ракеты. Столкновение с инструментами, или что там еще они выбрасывали? Но где же, где эта проклятая ракета? Неужели промазала? Если он неверно оценил кривизну того псевдопространства, в котором они находятся… впрочем, деваться ракете все равно некуда, слишком уж тут мало места, рано или поздно… Вот только куда придется удар?..
Если Линда мертва, можно снова подключить ее тело к проводам и попробовать опять установить связь с ракетой. Он уже взял ее за руку с этой мыслью, но в этот момент тело женщины вдруг конвульсивно дернулось, она кашлянула так, словно давилась собственным языком, снова содрогнулась, а потом тяжело подняла голову.
– Мы еще… здесь? – хрипло выдохнула она.
– Какие же мы идиоты! – воскликнул Виктор, осознав вывод из своей последней мысли. – Тебе не надо было хвататься за провода! Мы могли притащить сюда любой труп и использовать его!
– Ничего… – Она неловко вытерла лицо тыльной стороной правой ладони, стараясь не коснуться ничего обожженными пальцами. – Лучше уж это, чем оно…
– Оно, – убито кивнул Адамсон. – Может быть, оно влияет даже на наши решения, заставляя нас выбирать те, которые служат его закону – закону увеличения отчаяния…
– Ракета. Что с ракетой? Тебе не удалось ее запустить?
– Удалось, но… Я понял. Мы дважды идиоты, – угрюмо констатировал Виктор. – На корабле нет системы самоуничтожения. Но на беспилотной ракете – есть! И когда компьютер понял, что столкновения не избежать… до нас долетели лишь мелкие обломки.
– И мы никак не можем это отключить?
– Нет. А если бы даже и смогли – это был единственный модуль, с которым мне удалось наладить связь. Да и пульт, боюсь, больше не заработает…
Линда сидела на полу, глядя на свои почерневшие пальцы. Страдальческая гримаса кривила ее изуродованное лицо, выглядевшее в результате особенно жутко – слои мертвой кожи, наползая друг на друга, сминались жесткими складками и кое-где даже трескались.
– Очень больно? – спросил Виктор. – Может быть, тебе, ну… новый цикл?
– Смерть как лучшее лекарство, убийство как первая помощь… – пробормотала она. – Нет. Не хочу опять сначала. Опять все вспоминать… переходить от надежды к… тем более все короче… Слушай, я знаю, что нам делать. Мы все-таки взорвем этот проклятый корабль. Во всяком случае, второй уровень точно.
– Как?
– Водород. Гремучий газ.
– И откуда мы его возьмем, тем более в таких количествах?
– Заставим эту дрянь саму создать свою погибель. Запустим вирус в протоплазму. Ее клетки очень пластичны. Способны служить материалом хоть для отдельных человеческих тканей, хоть для анаэробных биороботов… а выделение биогенного водорода – это рутинный биохимический процесс. Его совсем несложно запрограммировать. Сейчас протоплазма растет за счет темной энергии, как растительная биомасса Земли за счет солнечной – ну и пусть растет, чем больше, тем лучше. Вирус встроится во все ее клетки. И заставит их вырабатывать водород.
– Ты сможешь создать такой вирус?
– Я все-таки биоинженер.
– Да, но… все разгромлено…
– На втором уровне тоже есть резервный пост.
– Если он в таком же состоянии, как этот…
– Что мы теряем? Идем.
– Ладно, – бесцветным голосом согласился Адамсон. – Пошли. Если ты настаиваешь…
– Ты не веришь, что у нас получится?
– Оно не отпустит нас. Не знаю как, но не отпустит.
– Виктор, не говори так! Это оно заставляет тебя так думать! Ты ведь сам говорил – это абсолютно тупая сила, а не какой-то хитрый враг! Мы должны бороться!
– Ты еще можешь… на что-то… надеяться? – волна апатии и бессилия, накатившая на него, была так сильна, что он едва заставлял себя шевелить губами.
– Боль. Думаю, дело в ней. Пока я думаю о боли, я не могу полностью сосредоточиться на отчаянии. Но оно, конечно, будет становиться сильнее… Идем же, пока еще можем это выносить! – Видя, что Виктор не двигается с места, она с размаху влепила ему пощечину, затем еще одну – и застонала от боли в собственных пальцах. Адамсон нехотя положил руку на панель, открывающую выход. Ангар уже вновь заполнился воздухом, и автоматика позволила им покинуть диспетчерский пост.
На втором уровне мало что изменилось со времени последнего визита Адамсона – разве что омерзительная жизнь, похоже, расплодилась еще сильнее. Но, как и в тот раз, Виктор глядел не на слизистые грибы и свисавшие с потолка мясные сталактиты, а на изуродованный труп, распятый поперек коридора. В мертвой плоти все так же вяло копошились получерви-полужуки; кажется, их стало больше и их трупиков на полу – тоже. Теперь он знал, что это тело Линды и что чудовище, сотворившее с ней такое, – он сам.
Воспоминание о происходившем тогда резко выплеснулось в сознание, породив ощущение почти физического удара. Адамсон вздрогнул и крепко зажмурился, но от этого кошмарная сцена только яснее проступила перед глазами.
– Я тоже это помню, – тихо сказала Линда. – Идем, – и она решительно двинулась боком мимо собственных изувеченных останков, поднырнув под вспоротую проволокой руку. Виктор двинулся следом, стараясь одновременно и не глядеть на тело, и не коснуться его. Под ногами влажно хрустели и чавкали мертвые насекомоподобные твари, во многих местах уже покрывшие пол сплошным ковром; ботинки липли и оскользались в слизи. Он порадовался – насколько этот глагол вообще был применим в такой ситуации, – что все-таки надел обувь мертвеца… то есть, конечно, свою собственную. Но Линда шагала по всей этой гадости босиком и, кажется, даже не обращала на это внимания. Меж тем коридор вокруг них все менее походил на конструкцию, созданную человеком, и все больше – на внутренность какой-то чудовищной, пораженной полипами и язвами кишки. Свет уже не мог проникать сквозь все, что наросло на плафоны, пришлось снова использовать фонарик. В одном месте дорогу им преградило что-то вроде мягкого бревна; Линда наступила на это (раздался звук, похожий на хлюпающий вздох) и пошла дальше, а Виктор споткнулся в темноте. Он посветил под ноги и скривился, когда понял, что это такое. Это был труп, ставший теперь частью общей массы, облепившей стены, пол и потолок; он оброс так густо, что уже невозможно было понять, мужской он или женский, не говоря уже о причине смерти. Можно было различить лишь дыру отверстого рта – черный провал в сплошной бугристой корке, полностью скрывшей прочие черты лица. Виктор почувствовал опасение, что дальше проход вообще зарос наглухо и им придется едва ли не прогрызать себе путь в помещение поста…