Отчаянное путешествие
Шрифт:
В эти дни я обнаружил, что следом за моей яхтой все время плывет штук двенадцать тупорылых, лоснящихся, пронырливых дельфинов. Они следовали за мной, по-видимому, от самого Мальпело. Целыми днями дельфины лениво плескались в тени у киля яхты или плыли впереди, охотясь на беззащитных летучих рыб или на серебристую мелкую рыбешку. Я был рад новым спутникам и частенько бросал им остатки своего улова. Они жадно хватали мои подачки, но с полнейшим безразличием относились к наживке, насаженной на крючок. Но один дельфин, самый глупый в стае, все же попался.
Никогда не забуду то утро, когда я поймал его. Я не раз слышал рассказы рыбаков о предсмертной агонии дельфинов но считал, что они преувеличены. Но когда я вытащил из воды своего первого дельфина, моим глазам представилось необычайное зрелище. Пока я освобождал крючок, дельфин судорожно вздрагивал, хватая ртом воздух. Потом я увидел то, о чем рассказывали рыбаки. Из зеленовато-серого дельфин внезапно стал голубым, тело его заволновалось, как нива под ветром, потом он стал пурпурным, золотистым, зеленовато-коричневым, серо-коричневым, серебристым и, наконец, светло-серебристым с голубыми пятнами, а затем снова окрасился в прежние пастельные тона.
Самое интересное, что в этих водах мне редко попадались рыбы одного вида. Каждый раз я вылавливал что-нибудь новое.
Иногда я вытаскивал из моря испанскую макрель, иногда тунца, акантоцибиума и других рыб, названий которых я не знал. Нигде в мире не бывает таких уловов, как между Панамой и Галапагосом. Океан здесь буквально кишит рыбой. Огромные стаи птиц без отдыха носятся над водой и в изобилии находят здесь корм.
На поверхности плавают небольшие коричневатые медузы с темными шнурообразными щупальцами. Часто попадаются огромные скопления каких-то белых существ величиной с серебряную монету и различные виды морских водорослей. Огромные скопища икринок узкими полосами тянулись вокруг насколько хватал глаз. Они служили пищей рыбам, из них рождались рыбы, которые служили пищей для других рыб, и так без конца — вся эта борьба за существование ежедневно происходила у меня на глазах. Даже в пригоршне морской воды можно было обнаружить бесконечно малые организмы, служившие пищей юрким рыбешкам, стаи которых издали можно было принять за подводные рифы. За этими рыбешками охотились прожорливые акулы, красивые дельфины и морские птицы.
Время от времени из океанских глубин появлялся огромный скат, он взлетал в воздух, переворачивался и с шумом плюхался обратно в воду. Иногда акула сильно толкала киль яхты, и тогда я, выбежав на палубу, хватал весло с привязанным к нему ножом. Порой рядом с яхтой резвились стаи морских черепах. Не раз мне приходилось видеть фонтаны китов, а один раз в океане мелькнул огромный черный плавник косатки.
Однажды утром меня разбудил громкий плеск. Выглянув из люка, я увидел впереди, в пятидесяти ярдах от яхты, большой круглый бугор, похожий на днище перевернувшегося судна. Это был огромный кит, лениво лежавший на поверхности.
Должно быть, приближающееся судно напугало его. С неожиданной быстротой он изогнул свое гигантское тело и, хлестнув по воде широким блестящим хвостом, скрылся в глубине. Яхта высоко взлетела на поднятой им волне. Подплыв к месту, где только что был кит, я вгляделся в зеленоватую воду. Он был еще там, похожий на кита из книги Мелвилла «Моби Дик»; описывая широкую спираль и оставляя за собой пенящийся след, он быстро уходил в бездонную глубину.
В другой раз перед вечером я заметил на горизонте фонтаны и увидел трех небольших китов, резвившихся на просторе. Мне приходилось видеть китов и раньше, когда я служил в торговом флоте. Бывалые капитаны, с которыми я плавал, тоже видели их не раз. Но иногда, став капитаном, человек перестает обращать внимание на природу и интересуется только тарой и грузами.
Как часто жалел я о том, что стоя на вахте у руля, не могу изучать тайны морских глубин. Не удивительно, что теперь, заметив китов, я положил яхту на другой галс и направил ее к резвящемуся стаду. Два кита нырнули, когда «Язычник» подошел к ним почти вплотную. Третий остался на поверхности. Я и не подозревал, что он спит. Положив руль на ветер, я направил яхту прямо на гигантскую тушу. Тень парусов упала на спину кита, а через мгновение нос яхты мягко толкнул его в бок. Паруса заполоскали. Проснувшийся кит от неожиданности взмахнул хвостом, и на палубу обрушилась огромная зеленоватая волна, хлестнувшая меня по лицу. Круглая голова кита внезапно высунулась из пены и фыркнула, окатив яхту градом брызг. Потом кит нырнул — и новая волна затопила кокпит. Я оказался до колен в воде. За кормой расходились белые круги. Впоследствии я еще не раз видел китов, но уже воздерживался от подобных опытов.
Утром на крюк попалась великолепная меч-рыба. Продержав ее за бортом два часа и понаблюдав за пляской этого блестящего меченосца глубин, я подтянул его к поручням. Некоторое время мечрыба провисела у борта на крюке, пока я не убедился, что она мертва. Только после этого я поднял рыбу на палубу, подробно осмотрел ее и зарисовал в судовом журнале. Вся эта рыба от конца костяного меча до могучего хвоста, с помощью которого она развивает большую скорость и резвится в воде, имела классическую обтекаемую форму. Это была моя первая меч-рыба, но я надеялся, что теперь сумею поймать еще не одну.
Вспоров рыбе брюхо и осмотрев ее внутренности, я отрезал большой кусок для себя и лакомый кусочек для котят. Потом я отрубил на память меч, спинной плавник и хвост. Меч я прикрепил к бушприту, спинной плавник подвесил к потолку каюты, а блестящий хвост прибил к боканцу — бывалые морские волки утверждают, что это приносит удачу.
После того как Мальпело скрылся за горизонтом, небо три дня было безоблачным, а ветер благоприятным. Я считал, что яхта проходит в среднем по сорок пять миль в сутки. В судовом журнале появились бодрые записи. Ведь я плыл без мотора против течения, и чуть ли не каждый час ветер на несколько минут стихал, а ночью яхта по восемь часов лежала в дрейфе, поэтому скорость в общем можно было считать вполне приличной.
Мало-помалу я приближался к цели, но временами я испытывал внезапный упадок духа. Тяжелые, мокрые снасти, капризная неустойчивая погода, непрочный такелаж и, главное, невозможность двигаться быстрее портили мне настроение. Когда становилось невмоготу и меня утомлял бескрайний простор океана, я спускался в каюту, сажал на колени своих милых спутников и перечитывал старые письма, полученные от Мэри за время нашей долгой разлуки. Эти письма рассеивали мрачное настроение и усталость, вселяли в меня терпение.
Кроме того, меня утешала мысль о юго-восточных пассатах. «Когда я достигну зоны пассатов, все будет иначе»,— уверял я себя. Я представлял себе, как свежий попутный ветер и легкие волны гонят яхту на запад, и нет ни шквалов, ни встречных течений. Плавание в зоне пассатов рисовалось мне каким-то раем, и я упорно продолжал путь к югу.
Три дня я отдыхал от непогоды, но это была лишь короткая передышка. Вскоре океан как бы пожелал в последний раз испытать меня, прежде чем я удалюсь от этих вод, подгоняемый пассатами; погода вновь резко переменилась. Каждый день на яхту обрушивались два-три шквала, штормовые ветры в сумерках сменялись мертвым штилем по утрам.