Отчаянные
Шрифт:
Он похлопал Боба по плечу, а другой рукой обнял Сэма за шею.
— Боб свое сказал, чем теперь займемся?
— Пусть Боб и предложит, — сказал Сэм, — а то он только ворчать горазд.
— И то верно, — подхватил Винс. — Ну, Боб, чем займемся?
— Не знаю, — угрюмо ответил Боб.
— В «Тивви» появилась стриптизочка, — объявил Финч, выскакивая откуда-то сзади. — У входа картинки расклеены — мм-м!
Он руками изобразил роскошнейший торс.
— А после можно податься к «Троку» или в «Гала-румс» — поклеить девчонок, — сказал Сэм.
— В «Гала-румс», чего доброго, после прошлой недели еще и не пустят, — сказал Винс. Они тогда затеяли драку на танцплощадке.
— А в «Троке» — Джексон, — напомнил Боб.
— Ну, он-то против нас ничего не имеет, — возразил Сэм. — Он пустит.
— Этот-то верзила, кретин, пижон и выпендряло! — сказал Винс. — Ждать недолго, скоро ему начистят харю, и уж я ни за что этого не пропущу, хочу там быть — посмеяться вволю.
— Может, сперва махнем в «Тивви», а потом в «Трок»? — предложил Сэм, — и Винс одобрительно кивнул.
— Идет. Значит, сперва в «Тивви», порадуем Финча.
— Почему это меня? — запротестовал Финч. — Можно подумать, вас девочки не интересуют.
— Сидим мы тут вечерком с викарием и попиваем, значит, винцо из одуванчиков, и я ему говорю, — начал Винс. — Так и так, говорю, викарий, уж и не знаю, что делать с юным Финчем. На уме у него одни бабы, викарий, а ум-то у него, сами знаете, где — в штанах…
— Ладно, кончай, — сказал Финч.
Винс осклабился, подмигнул Сэму, они вцепились Финча и, схватив за лодыжки, перевернули его вверх ногами. Финч повис сантиметрах в пятнадцати над мостовой. Он яростно изворачивался, из карманов у него сыпались монеты.
— Пустите, шакалы вонючие! Кончайте ваши подлые шуточки!
— Может, вытащим у него, пусть поостынет? — спросил Винс, притворяясь, что собирается расстегнуть у Финча ширинку.
— Только попробуйте, суки! — взвыл тот.
— Да ну его, еще застудим, — ответил Сэм. — Самим потом жалко будет.
Они выпустили Финча — тот уперся руками в мостовую. Они стояли и заходились от хохота, пока он вставал, а потом суетливо ползал по мостовой за выпавшей мелочью. Винс хлопнул его по плечу и поставил между собой и Сэмом.
— Давай двигай, пошли посмеемся от пуза да поглядим на этот кадр.
Они сели в автобус и шумно расположились на крыше. Сошли они на углу Рыночной улицы. Театр «Тиволи» находился в переулке неподалеку от центра. Театрик был маленький, но теперь, когда закрылась «Аль-Амбра», других театров в Крессли не осталось. «Тиволи» гордился, что наряду с лидским «Городским варьете» является одним из старейших мюзик-холлов страны и в свое время на его сцене выступали все легендарные «звезды» эстрады. Но эти золотые деньки остались в далеком прошлом. Конкурировать с огромной аудиторией и бешеными гонорарами, которые платили на телевидении, театру было не под силу, и вот уже пятнадцать лет на его афишах не появлялось ни одного мало-мальски крупного имени. Теперь в его программах выступали только третьестепенные гастролеры — безнадежные неудачники, неунывающие энтузиасты да еще солистки стриптиза и полуголые статисточки разного возраста, очарования и таланта.
С громогласным и похотливым восхищением компания остановилась полюбоваться на фотографии Паулы Перес, Перуанского Персика, выставленные в фойе.
— Четыре билета поближе, — сказал Винс кассирше.
Та взглянула на план.
— Четыре места в партере, ряд Ж, по четыре с половиной шиллинга, — отбарабанила она без тени улыбки. — Первое отделение сейчас начнется.
Они заплатили, вошли в узкий, отделанный красным плюшем зал, миновав контролершу, и затопали по боковому проходу. Ближе к сцене почти все места были заняты, но в задних рядах народу было значительно меньше. Оркестрик из пяти человек (на общем фоне безошибочно выделялось стальное звучание скрипки) заиграл вступление, а они тем временем пробирались на свои места, наступая сидевшим на ноги и не извиняясь. Занавес раздвинулся, и пятеро девиц с застывшими улыбками уныло и вразнобой завели привычный каскад.
— Кореши, — спросил Финч, — видите ту слониху с краю?
— Наверно, хозяйская дочка, — сказал Винс.
— Вернее, мамаша, — отозвался Сэм.
Танцовщицы цепочкой побежали за кулисы, и ребята громко захлопали и заорали «бис!», «бис!».
Тут на сцену, улыбаясь во весь рот, вышел бойкий молодой человек в светло-сером костюме, синем, в горошек, галстуке-бабочке и в мягкой шляпе с загнутыми вверх полями. Он подошел к самой рампе и стал пялиться в зал, делая вид, что никого не видит.
— Есть тут кто-нибудь?
— Только мы с тобой, — крикнул Винс с места.
Комик тут же ответил ему ослепительной профессиональной улыбкой.
— Еще одно слово, и ты останешься один, — парировал он.
От смеха Финч едва не свалился с сиденья. Он подался вперед и забарабанил по спинке впереди стоящего кресла, так что сидевший в нем невзрачный человечек в очках обернулся и смерил Финча взглядом.
Комик оказался по совместительству и конферансье. Он выдал парочку анекдотов, чтобы расшевелить публику, а затем объявил первый номер: дуэт саксофона и ксилофона.
В первом отделении еще выступали акробатическое трио, молоденькая певичка, которую раскопали где-то в Шотландии, чечеточный дуэт — брат и сестра, а в перерывax комик потешал публику шутками, анекдотами и молниеносными перевоплощениями. Паула Перес, Перуанский Персик, венчала программу. Перуанка там или нет, она, во всяком случае, была черноволоса, черноглаза и смугла. Реквизитом для ее номера служили бледный розовато-лиловый занавес-задник, туалетный столик, двуспальная кушетка с креслом у изголовья и псише. Персик вышла в темно-лиловом платье и белых, по локоть, перчатках; она томно стянула их одну за другой и, подержав в вытянутой руке, уронила на сцену. Потом в такт музыке повернулась спиной к залу и расстегнула «молнию» на платье. Игриво оглянувшись на публику, она грациозно переступила через платье и несколько раз прошлась по сцене в прозрачной нейлоновой комбинации. Ребята застыли, увлеченные зрелищем, один Финч беспокойно ерзал в кресле — ему явно не терпелось увидеть, что будет дальше. Упала комбинация, за ней последовали чулки; чтобы их скинуть, ей пришлось долго махать из глубин кресла длинными ножками. Затем мисс Перес долго и нудно танцевала, задирая ноги, и ее обильные груди колыхались и подрагивали над узкой полоской белого лифчика. Потом снова повернулась спиной к залу, расстегнула лифчик и отбросила его на кушетку. Дальше она танцевала, прикрыв груди руками, и еще раз дала зрителям полюбоваться своей спиной, когда освободилась от прозрачных штанишек. Номер подходил к концу. Зал предвкушал кульминацию, когда они увидят все. Подрагивая упитанными ягодицами, Перуанский Персик сделала несколько шагов вправо и влево, замерла посреди сцены и долго стояла не шелохнувшись. Малый барабан из оркестра рассыпал дробь. Внезапно она повернулась к публике, широко раскинув руки. На секунду мелькнули бледно-розовые соски и узенький треугольник расшитой стеклярусом материи между бедрами — и сцена тут же погрузилась во мрак.
На аплодисменты она вынырнула из-за занавеса сиреневом нейлоновом неглиже, раскланивалась, посылая воздушные поцелуи и стреляя черными подведенными глазами во все концы зала.
Финч от восторга колотил по спинке переднего кресла и человек обернулся к нему еще раз.
— Нельзя ли потише? — сказал он. — Я за свое место деньги платил.
Финч посмотрел на него пустыми глазами и продолжал неистово хлопать, пока Перуанский Персик не скрылась за занавесом.
Ребята отправились в буфет при партере и выпили там по бутылке пива, превознося прелести Паулы Перес.