«Отчаянный», отчаливай!
Шрифт:
Снова Кирилл обратился ко мне.
— Черных запрещается, а в белых стреляйте хоть из двустволки — сколько угодно!
Но с особой гордостью Изюм Поликарпович прочитал мне объявление в стихах:
«Какая гадость истоптать газон и труд в него что заложен! Штраф 3 рубля».Увидев, что Кирилл и Аня вырвали и эту надпись, Изюм Поликарпович запальчиво произнес:
— А что теперь прикажете делать
— Ладно, — вдруг сказал Буслаев-Костельский. — Будем считать, что операция провалилась.
Он свистнул как-то особенно, и откуда ни возьмись появились Зина Простоквашева и Виталий Сопелкин.
Сторож от неожиданности аж крякнул:
— Тю на вас! Да их тут пид каждым кустом парочка сидит!
— Подбирайте таблички! — скомандовал Буслаев-Костельский. — Ставьте на прежние места. Операция «Анютины глазки» не удалась.
— Вы извините нас, пожалуйста, что мы без вашего ведома все это начали, — сказала мне Аня Горизонтова.
Подобрав таблички, все четверо скрылись в парке.
— Можете быть спокойны, — сказал я завхозу. — Все ваши объявления будут стоять на прежних местах. Раз они пообещали, так и сделают.
На всякий случай пришлось мне показать завхозу паспорт, назвать номер школы и извиниться за причиненное беспокойство. Хоть мне не совсем было ясно, в чем суть операции «Анютины глазки».
А через несколько дней в школу пришла повестка из милиции. Когда я явился в отделение, старший лейтенант Садыков показал мне заявление, поступившее от завхоза парка, в котором говорилось, что ученики нашей школы безжалостно уничтожили в городском парке приказы дирекции, а вместо них сделали свои хулиганские надписи.
В парке меня встретил Изюм Поликарпович.
— Вот, полюбуйтесь! — Он показал на аккуратно сложенные старые таблички. — Глубокой ночью ваши налетчики орудовали.
— В заявлении в милицию вы упоминали о каких-то хулиганских надписях. Где они? — поинтересовался я.
— А будто не видите! — Изюм Поликарпович повел меня по парку.
Везде на месте старых заржавленных табличек красовались новые.
Честное слово, я никогда не видел таких красивых объявлений. Написаны они были оригинальным славянским шрифтом на разноцветных табличках причудливой формы. Очень изящны были эти объявления — одни в виде морских ракушек, лежащих в траве, другие в виде шаров, полумесяцев, фонариков. И вот что было написано взамен трехрублевых угроз.
Сберегая природу, становишься человеком.
Хороший человек цветка не растопчет.
Береги дерево смолоду, отдохнешь в его тени
в старости.
Тихо, граждане! Птицы поют!
Человек красит место, а лебедь — озеро.
Чем дольше цветет цветок, тем громче поют птицы.
— Где же хулиганские надписи? — спросил я завхоза.
— А это что же, по-вашему? —
— Во-первых, здесь есть обращение «ребята», и висит это объявление в детском уголке парка. Значит, оно относится к ребятам, а не к передовикам производства. Но даже если это не самое удачное объявление — об остальных что скажете?
— А що балакать? Гарно намалювали! — выпалил ночной сторож, любуясь работой Буслаева-Костельского.
Изюм Поликарпович нахмурился.
— Ты, Остапук, помолчи. Кто им позволил собственные слова для всеобщего обозрения выставлять? Кто им эти слова утверждал? Откуда они их взяли?
— Из сборника пионерских пословиц и поговорок, — сказал я.
— А что, разве такой имеется в продаже? — поинтересовался Изюм Поликарпович. — Потом подумал и сказал: — Все едино, пока в области эти ваши пословицы не утвердят, я знать ничего не знаю. Директор приедет, пусть сам во всем разбирается. А ты, Остапук, сходи на склад, возьми метров десять мешковины и все эти лозунги замаскируй до приезда директора.
— Хиба ж можно такую красоту в мешковину ховать, Изюм Поликарпович? — жалобно спросил сторож.
— Ты, Остапук, политически незрелый товарищ, — побагровев, выпалил Изюм Поликарпович. — Выполняй, что приказано.
Я шел из парка и думал: «Сколько еще таких трехрублевых угроз будет на вашем пути, ребята! Сколько раз попытаются рогожей прикрыть самые лучшие ваши рисунки! Сколько раз назовут хулиганством самые свежие, самые яркие ваши мысли! Но, судя по всему, кое-кто из моих ребят уже сейчас не боится вступать в борьбу, не боится отстаивать свои мысли, чего бы это ни стоило! И пусть прибавится вам сил на этом пути, ребята! Ведь характер вырабатывается в детстве, и пионер — это уже личность».
У школы меня поджидали Буслаев-Костельский и Аня Горизонтова. Они знали, что меня вызывали в милицию, и догадывались зачем. Не дожидаясь их вопросов, я сказал:
— Здорово ты все нарисовал, Кирилл, и шрифт отличный. Молодцом!
— Да это, собственно, не я придумал, — покраснел Буслаев-Костельский. — Это вот все она…
Аня смотрела на меня своими огромными темно-синими глазами, в которых словно отражалось ее родное далекое Черное море. И только сейчас я понял, почему ребята свою дерзкую операцию назвали так светло и ласково: «Анютины глазки».
ГЛАВНЫЙ РЕЖИССЕР
…Я вспоминаю, как радовали меня самые первые вопросы ребят, обнаруженные в сейфе. Теперь меня радует другое. Меня радует, что ребята не бегут по любому поводу советоваться со мной. Они сами принимают решения. Операция «Анютины глазки» не единственная, о которой я не знал. Они действительно отчаянные ребята. Иногда мне даже приходится выручать их, как это было в парке. Иногда формально ребята бывают не правы, но я-то знаю, я твердо знаю, что правда и справедливость всегда на их стороне.