Отче Наш
Шрифт:
Annotation
Григорович Игорь Николаевич
Григорович Игорь Николаевич
Отче Наш
ОТЧЕ НАШ
1
Сельский супермаркет еще не открыт, а женщины, по заведенной привычке рано вставать, подходят
Дети, птенцы жизни, взрослеют и женятся или выходят замуж. Вот дефилирует по проселочной дороге, выложенной новенькой тротуарной плиткой, отменная пара подлетышей на выданье. Очередное селфи. Она прекрасна, как перезревший пион, бывшая дочь Лютиковых; он - флокс, из семейства Синюховых. Самого Лютикова в деревне не просто побаивались, а боялись больше, чем могли. Не связывались и с бывшей женой Лютикова, ныне Пионовой. А вот дочь уже становилась своей бабой на деревне, так что и ее побаивались. Внимательно, как бы не роняя собственной значимости в собственных глазах, оглядевшись по сторонам, женщины забросили удочку в сей молодой омут.
– На свадьбу позовешь, молодайка?
– А холера вас побери, приходите. На зло папаше приходите. Всех приглашаю.
– Чем же тебе папаша не угодил: и сыта и обута и в институт устроил.
– А он, козел старый, эстет недоделанный, нас с матерью на суку променял. Так что приходите, бабы, на Купалу и приходите. Ешьте, пейте, жизни радуйтесь. Папаше это как гвоздь в печенку, быстрее издохнет.
И отошли подлетыши к реке искупаться. Очередное селфи - и ангелы на деревьях только с сочувствием могли провожать глазами своих собратьев, ангелов-хранителей сей пары, превращающихся постепенно в призраков под воздействием цифровых технологий.
Вот ковыляет живописный мужчина: берет служителя муз, а сапоги кирзовые, в руках увесистая отшлифованная палка в виде посоха, у которого сегодня иссякли чувства жизни кроме одного - выпить ту дрянь, которую по какой-то издевке от розничной торговли продолжают именовать вином, а в народе окрестили "бырлом". Живописца сопровождает девочка лет десяти, чистенькая юница с глубокими как у лани глазами.
Женщины зачесали языками, получив повод к искушению. Что может быть слаще для вечно гнобимой семейными обстоятельствами души, чем не проехаться на чужой счет; мужчина не остался в долгу - и полемика с употреблением сексологических терминов растревожила не на шутку ангелов, которые постоянно вздрагивали под розгами языковых идиоматических оборотов. Ангелам остался только комментарий.
– Вот если бы хоть на минутку умолкла моя, так распаренная словесной запаркой, тогда бы ее муж не пришел бы домой пьян, и она бы ночевала с детьми дома.
– Ангел с почерневшим от горя ртом заикал, - и детки не заболели бы...
– А моя бы не поругалась бы со своей свекровью, и та бы не сделала на неё "заговор"... и родила бы здоровую девочку... а так...- ангел почесал горб о ствол дерева.
– Ничего - сказало дерево - девочка будет лазить по моим ветвям, как птичка, и я в любой момент смогу сбросить ее наземь.
– А я, наконец то, ухожу в отпуск. Я лечу в отпуск. Да! Да! Йес! Йес!
– и стал исполнять вроде как гопака, - никогда не радовался. Тридцать пять лет не радовался. А сейчас
Любо! Любо, братцы, любо! любо, братцы, жить!
А с моей кикиморой, больше мне не жить.
Любо, братцы любо! Любо, братцы, жить!
Сам себе хозяин!
– вот и не чего тужить!
Эх! И отплясывал же ангел гопака.
– Отмаялся я! Вечером её придушат любовник с мужем, послезавтра ее снесут на кладбище, - и через сорок дней - прости прощай, юдоль земная! Улечу на самую глухую планету, залезу в какую-нибудь пещеру, и буду наслаждаться тишиной три тысячи лет три года и три дня. Фу!
– Размечтался. Всучат тебе, да хоть бы и горбатенькую, вот и отдохнёшь на пленере.
– Сказал ангел, у которого не было ушей.
Над местностью поднималось молодое июльское солнце и обещало длинный, предлинный день довольства, блаженства, неизреченного томления и ласки, - неги, одним словом. И в этом утреннем мареве неги в созвучии со всем живым билось в томящейся надежде зарождающаяся жизнь. И материнство тихо поскуливало и подставляло распухшие бока доброму солнцу для поцелуя. А доброе солнце гладило бока и бубнило о какой то там выгоде, но счастье подвывало и от этих слов.
Предместье даже старым деревьям казалось отзывчивым да душевно расположенным к людям. И аркады новой кольцевой дороги; и тонкая лента немноговодной реки; и зажиточное село с коттеджами да избами и со всей инфраструктурой; и бледное двухэтажное здание для тихих больных на косогоре; и лысый лесной массив с запрятанной усадьбой; и керосиновый заводик, как градообразующее предприятие, за колючей проволокой; и поросшая быльником и чертополохом полукилометровая пустошь разрушенных очистных сооружений во все стороны, как плешь на затылки; и конечно же кладбище с новенькими памятниками о былом. Да еще свежесрубленная деревянная церковь с подворьем и колодцем-журавлев. А город гигант, угадывающийся в мареве бетонно-асфальтных испарений, радовал кроны деревьев постольку, поскольку был по соседству и многие обитатели, живущие под сенью дерев, кормились со стола индустриализации.
Грохот и рев мотоциклов без глушителей на время прервал сельскую идиллию у городского продмага. Подкатило молодо-зелено - бравые парни местного разлива: стриженный под ноль хлющавый с воровской фиксой и плотный недоросль с обильно выступающим подбородком.
– Что за кипишь на болоте?- и четкий плевок через золотую фиксу под ноги бичу, - ты чой то, мазила, на наших баб заришься?
– А он, Венечка, вдовый, ему сам бог велел.
– минуя плюгавого да фиксатого, пошла поплыла к обладателю подбородка.
– Здравствуй, крестник,- и молодайка, с туманной поволокой в коровьих глазах и грудях, уже прижималась и терлась телом о набухающие мужской силой сочленения подростка с крупным подбородком. И горячим полушепотом: - приходи, поздравлю тебя с окончанием девятого класса.
– Опять рыжая сексапильность включила. Гляди, мужик твоему крестнику подбородок то укоротит, - сплюнул под мотоцикл фиксатого мазила, местный художник, опираясь на посох.
Фиксатый стал сползать с мотоцикла, но, то ли шлейка спортивных штанов намертво зацепилась за педаль ножного тормоза, то ли он сам как-то умудрился зацепить, а потом стал демонстративно отцепляться, - сие для зрителей и участников осталось за семью печатями. Повисла предгрозовая пауза, которую и нарушили дети, блаженно игравшие со смартфонами и телефонами в песочнице.