Отцовская книга-допуск 2. Часть 1. Или как научиться жить со своим самомнением

РДРС

– Благодарю, благодарю, – раскланивалось дарование, – рад, что вам понравилось… талант, видите ли… никуда от него не денешься.

Когда овации стихли, Рагнир спросил:

– А тогда кто у вас баню топит… вы сказали, что истопником сегодня не вы являетесь…?

– Все очень просто, мое альтер-эго. Поживете тут с мое, и тоже заведете себе такое, может быть, даже не одно.

Все дружно, но слегка нервно захохотали.

– Ну, что, усладители сердца моего, подкрепились, теперь пойдемте покажу, где вам отдохнуть с дороги.

– В опочивальню, так в опочивальню, – зевнул утоливший с приличным запасом свой голод Верега.

Дойдя каждый до своих покоев, друзья договорились встретиться с утра на кухне, чтобы вместе позавтракать и обсудить планы на будущее.

На этом закончился первый день пребывания наших друзей в Храме Знаний.

***

Проснувшись, не сговариваясь, практически в одно и то же время, вся троица направилась на кухню, где их уже ждал радостный Луи.

– Ну, как спалось… ничего не беспокоило?

– Разве что слишком мягкие кровати, мой дорогой Луидор. Скажу за всех и уверен, что не ошибусь: отвыкли мы за неделю странствий от столь трепетного потакания своим изнеженным когда-то телам, не поверишь, ложишься на матрас…, закрываешь глаза и как будто тотчас проваливаешься в приторно-вязкую пуховую бездну. Бррр… как вспомню, так вздрогну. В общем лично я спал на полу.

Друзья, скорчив приличествующие случаю гримасы, дружно закивали в ответ своему негласному предводителю.

– Ну, раз так, то и изысканные угощения вам подавать, наверное, тоже не стоит, вполне подойдёт кусок хлеба с вяленым мясом, а не те нежнейшие сырнички со свежей сметанкой, мятой и вареницем, что я вам ни свет, ни заря аки трудолюбивый пчел тут старательно готовил. И не ароматный травяной настой, истомившийся от жара в ожидании вас, должен прельщать взоры ваши ненасытные, а кружка обыкновенной пресной воды, из ближайшего водоема зачерпнутая.

– Нет, опять же выражу общее мнение, в этом моменте, мы готовы пренебречь выработанными в нелегких походных условиях гастрономическими привычками и полностью отдаться соблазну вкусить приготовленные тобою яства, дабы плоть наша суровая не отвратилась от прелестей жизни, увязнув в сухом дистрофическим ступоре.

– Рад слышать, столь благоразумные речи, а то швырнул бы я вам вот эту сковородочку в плоть вашу суровую, дабы ценили вы труд мой и благожелательное отношение, от широты души моей к вам проявляемое, – улыбнулся радушный хозяин, слегка приподняв один уголок рта, отчего улыбка его засияла палитрой новых выразительных и запоминающихся аспектов.?

– Не вытерпел всё-таки, – засмеялся Габринус, – а как же обещанная банька…

– Будет, будет тебе банька, сегодня вечером обязательно опробуем. Давай лучше рассказывай, не томи уже!

– Собственно, рассказывать тут особо нечего, пришли мы сюда, чтобы юноша этот уму-разуму набрался, а где это сделать, как не тут.

– И то верно… И, что, многообещающий юноша?

– Позвольте вам ответствовать со всей серьёзностью, да.

– Ну, раз так, то отчего же не помочь в столь благом начинании.

– Вообще-то я тут, – смутился Рагнир

– И мы, как ни странно, тоже, – продолжили диалог, даже не повернув головы, старички в балахонах.

– Значит, говоришь, достоин он облачиться в шубу познания… Не жарковато ему станет…

– Не знаю как насчёт шубы, но в куртенку, а-ля худи, думаю вполне, – глубокомысленно изрёк Габринус. Начнем, а там посмотрим по обстоятельствам.

– Да будет так… Давай, посмотрим, что ты из себя, молодой человек, представляешь. Удиви старика полетом пикирующего птеродактиля… Хотелось бы узнать… допустим, получил ты знания, что дальше намереваешься с ними делать… ? Быть может, раздашь всем и каждому, кто сколько унесет, или сохранишь всю полноту их в тайном месте и будешь единолично владеть ими, холить и лелеять как свою прелесть, наслаждаться в полночных сумерках ее сверкающим трепетом, ее утонченной красотой, ее манящими и загадочными переливами.

– Не каждому нужна вся полнота знаний, а кому-то она даже напротив, вредна, а есть и те, кто не не имеет право и на маленькую их толику.

– То есть, конкретно ты будешь решать, кто достоин, а кто нет, получить от тебя знания… кто лучше, а кто хуже… и какие критерии, позвольте полюбопытствовать, вы собираетесь использовать… по какому принципу делить людей?

– Я бы разделил людей на три категории, сразу оговорюсь, люди, паразитирующие на других, живущие за счёт других, за счёт их любви и сострадания, сюда не относятся, они вне этих категорий, они и есть зло, с которым необходимо бороться. Так вот, основанием для разделения людей я бы сделал способность ощущать счастье, точнее, не саму способность, а причины, способные его вызвать, или ещё точнее, способность переработать в себе определенный объем вобранных знаний, оставшись при этом счастливым человеком. Первую категорию я бы определил как категорию сильных духом неординарных людей, людей с гармоничной настройкой сознания, они настолько одарены духовно, что весь мир для них – это совершенство. Они видят красоту его везде, не только в ромашках, улыбках и безоблачном небе, но и во всем несовершенном, непритягательном, злом и отвратительном. Для них это все едино и необходимо, все видится в хорошем свете, все раскрывает истинное великолепие жизни, все подчеркивает красоту ее линий и грациозность великого замысла. Для них не существует понятия добра и зла, белого и черного, света и тьмы, одно без другого было бы неполноценно, они находят свое счастье повсюду, будь то аскетизм, искания или крайняя жестокость. Трудные задачи для них – радость. Они будут счастливы там, где другие взвыли бы под тяжестью непосильного груза. Для них не существует такого понятия как пессимизм, они всегда веселы и добродушны. Они господствуют не по тому, что хотят, а потому, что просто существуют. Для таких людей и вся полнота знаний не станет тем якорем, который сможет утянуть их на дно. Вторую категорию я бы назвал стражами. Они сильны своими мускулами и темпераментом. Их задача – охранять права, порядок и безопасность в обществе. Это благородные воины, и лучший среди них – их предводитель, царь, король или наместник, главный судья и хранитель закона. Они проводники воли сильных духом, их исполнители, они берут на себя все самое грубое в руководстве обществом. Счастье таких людей заключается в поддержании установленного порядка. Их суть – ответственность. Представители данной категории должны иметь доступ к доброй половине всех знаний, но, конечно, не ко всему, чтобы оставшееся не смогло сбить их с пути, им предназначенного, оставив возможность быть счастливым. Третья категория – это люди ремесла, профессии, специализации, культуры и искусства. Они тоже имеют свое естественное призвание и свой особенный род счастья. Мастерство в чем-либо… в этом оно заключается, оно становится для них их основным инстинктом, в этом они видят смысл своей жизни. Да, возможно, люди этой весьма многочисленной группы посредственны, но они необходимы, чтобы и возникали такие исключения, как представители двух первых категорий, которые должны относиться к ним даже бережнее, чем к самим себе, ведь за счёт них они и существуют, за счёт них они и живут… и это для них не просто обыкновенная вежливость – это их прямое предназначение и наипервейшая обязанность. Естественно, что людям этой категории необходим лишь тот минимум знаний, который оставит им способность быть счастливым. Так, на мой взгляд, должна выглядеть иерархия любого гармоничного общества. Да, оно подразумевает под собой неравенство прав, но в этом и заключается великий и непреложный закон жизни. Люди не равны.

– И как же, по твоему мнению, должно определяться, в какую категорию попадает тот или иной человек, какое количество знаний ему необходимо для счастья… разделение по происхождению…? То есть, если грубо, в какой семье родился, там и пригодился?

– Нет, преемственность поколений, конечно, будет наблюдаться, но это совсем не является фактором отбора, все определяется непосредственными способностями конкретного человека, его пластичностью сознания, не его отца или деда, а его самого, то есть человек может попасть в любую категорию совершенно независимо от его происхождения.

– Ну, допустим… и как же ты думаешь ограничить доступ к части знаний для разных категорий…? Ведь истина – это не есть что-то такое, что мог бы иметь один и не иметь другой. То есть тебе придется лгать?

– Да, и лгать, и не договаривать, и вводить в заблуждение. Истина очень жестока, так как требует ради нее идти на столь неблаговидные поступки.

– И как же ты будешь с этим жить? Как договоришься со своей совестью?

– Здесь важно во имя чего приходится лгать, важны именно мотивы… чтобы поддержать гармонию общества, увековечить необходимую его организацию, утвердить великий стиль и архитектуру в его построении, обеспечив тем самым преуспевание самой жизни, или же лгать ради извлечения власти, денег, выгоды, что эту самую жизнь отравляет, разлагает и высасывает из нее все соки, так что… это суть есть очень разные вещи. К тому же обманываться или нет, дело каждого. Ложь – это нежелание видеть то, что человек видит, и нежелание видеть так, как он видит, то есть ложь – это обман самих себя. Я понимаю и принимаю, что придется лгать во благо, но каким образом оградить человека от его самого, от его собственной вездесущей любознательности, от жажды всего запретного… простого объяснения, что так будет лучше для него, что излишек знаний лишь приведет его на грань депрессии, и неизвестно, сможет ли он с ней справиться самостоятельно или нет, тут будет явно не достаточно, да и какие вообще доводы и основания могут здесь оказаться действенными…?

– Чтобы появились непреложные законы, чтобы люди не задумывались, каким образом они возникли, чтобы над ними не имела силы никакая современная идея, никакой новый закон или анархические проявления, нужно чтобы это утверждение шло от бессознательного, имело статус высшего божественного закона. То есть, если человек, который ведёт за собой людей, считает, что, путь развития определен верно, а это обычно делается исходя из огромного, глубокого, всеохватывающего и доказанного опыта самого народа, в том числе и отрицательного, то чтобы не допустить дальнейшей эволюции ценностей, дальнейших исследований в этой сфере, он должен перевести результат долгого и кропотливого изыскания в ранг божественного закона, как будто бы он был ниспослан свыше как дар, как чудо в уже сформированном и совершенном виде, не допускающим никаких изменений. А дальше, по прошествии нескольких поколений, вступит в силу ещё и традиция, укрепляющая его, то есть Боги дали, Предки опробовали, и теперь негоже и даже преступно в этом сомневаться. Этим и достигается автоматизм в исполнении выработанной истины.