Отдаляющийся берег. Роман-реквием
Шрифт:
Боже мой, она то и дело даёт повод любить себя, не имея на малейшего представления об этом!
Я крепче прижал её, и голос мой дрогнул:
— Ты сама не знаешь, какая ты прелесть.
Следующая наша с Реной встреча также состоялась на морском берегу, в небольшом курортном селении Набран, в двухстах двадцати километрах севернее Баку, почти на самой границе Азербайджана с Дагестаном, по соседству с лесами.
Эти леса простираются здесь от подножий далёких Кавказских гор и вплоть до Каспийского моря. Густые девственные леса с исполинскими, до самого неба деревьями, лугами, журчащими речушками и бессчётными, бесчисленными
Летом прошлого года, готовя радиопередачу, мы посетили один из этих лагерей. Он представлял собой ряд палаток на возвышенном месте в прохладном лесу, в ста шагах от моря. Повсюду слышались пронзительные детские голоса, крики, смех и гремевшие по лесу песни. Мы познакомились там с поварихой Араксией. Её семья была единственной в Набране армянской семьёй. Перебрались они сюда из Сумгаита из-за больной дочки. И Араксия, и её муж Саргис, щуплый человек с совершенно чёрными, несмотря на возраст, волосами, строитель, штукатур по профессии, знали моего отца. Тоже карабахские, в пятидесятые годы они приехали в Сумгаит по набору. В Набране у них был дом, в гостеприимном этом доме мы и жили в те дни. Мы подружились, и на прощанье Араксия сказала: «Приезжайте, когда захотите, считайте, что едете к себе домой».
Вот о ком я вспомнил, когда Рена сказала, что хотела бы вновь очутиться там, где есть море, а помимо того — лес, дремучий лес, и чтоб он был невдалеке от моря. Но я молчал, хотелось преподнести Рене сюрприз. Промолчал я также, что покупаю машину, деньги уже внесены; рассчитывал поехать в Набран с ней на машине, если, конечно, Рене позволят домашние. Со своим близким другом Робертом, которого знал ещё в деревенском своём детстве (его сестра Мария, необычайно доброе, как мать, обходительное и мягкое божье создание, была моей учительницей в деревенской школе, и летом Роберт приезжал из Баку в деревню), мы отправились на узловую железнодорожную станцию в бакинском пригороде Баладжары — получать машину. Но цвета, который я облюбовал, не было, все «Волги» были чёрные, а мне чёрной не хотелось; мы условились обождать, вскоре должна была поступить новая партия. Я беспокоился, потому что лето кончалось, ещё немного — в институте начнутся занятия, тогда Рена не сможет поехать со мной в Набран.
— Чего ты тревожишься, братан? — с трогательным воодушевлением воскликнул Роберт. — Я на своём звере-«жигуле» домчу вас дотуда за два, от силы за два с половиной часа.
— Ну а я обещаю тебе шашлык четырёх видов, — обрадовался я, — из свинины, ягнятины, севрюжины и осетрины.
— Меня больше занимает выпивка.
— Ты какую предпочитаешь? Куплю тебе любую.
Деловитый, подвижный, как ртуть, Роберт оказался в замешательстве.
— Значит, едем. Итак, — он придал озабоченное выражение лицу, — мы народ скромный, ограничимся малым — шашлык из ягнёнка и севрюги. Осетрина чересчур жирная, а свиной шашлык летом — не стоит. Короче говоря, братец, жду твоего звонка.
Рене удалось уговорить свою двоюродную сестру Дилару (та жила в Бинагадах, одном из отдалённых предместий города и, к счастью, без телефона, так что проверить было нельзя) позвонить с работы Рениной матери и попросить, чтобы Рена на день осталась у неё. Мать хоть и с неудовольствием,
Роберт сдержал слово — мы доехали до Набрана за два с половиной часа.
Скрестив руки на животе, худая, с замотанными на затылке волосами Араксия стояла на улице в тени растущего у них во дворе раскидистого орехового дерева, словно ждала нас. Но притормозившая рядом с ней машина Роберта застигла её врасплох. Секунду-другую она не могла скрыть удивления и растерянности, но тут же овладела собой, и её суховатое лицо выразило любезность и гостеприимство.
— Добро пожаловать! — расплылась она в доброй улыбке. — Будьте как дома.
Рена чрезвычайно ей понравилась.
— До чего славная девушка! Ни дать ни взять роза прямо с куста, — сказала она, обнажая в улыбке золотые зубы. — В потёмках осветит всё кругом. — И, глядя на Рену, добавила на своём русском: — Очень красивый дэвушка.
В ответ Рена светозарно ей улыбнулась.
— Как тут у вас с рыбой? — выйдя из машины и осматривая её справа-слева, спросил Роберт. Он попал в свою стихию.
— Рыбный край, вот и весь сказ, — с той же златозубой улыбкой ответила Араксия. — Чего тебе угодно — осетра, севрюги, белуги?
— Мы с Лео договорились о севрюге и чёрном толстеньком ягнёнке.
— Рыба будет утром рано, съездим с тобой на машине в Третью Яламу, привезём. Знала бы заранее, купила бы. А насчёт ягнёнка… вечерком придёт муж, зарежем.
Роберт откинул голову и зашёлся в смехе.
— Только ради этих слов стоило сюда приехать, — произнёс он, всё ещё смеясь. — Мужа-то твоего для чего резать, чем он провинился?
— Да не мужа, — рассмеялась в свой черёд Араксия. — Хоть и стоило бы зарезать. Овцы на выгоне, надо пригнать.
За домом, по ту сторону сада, шумел лес.
С резным, как дубовый лист, торчащим гребнем, поглядывая на улицу, на свой облепленный плотной пылью у обочины дороги гарем, и сверкая перьями, точно груда раскалённых углей, на ограде гордо красовался огненно-красный петух.
Араксия быстренько накрыла на стол.
По двору поплыл дух разогретого свежего молока.
— Нет, стоит всё-таки жить в деревне, — сказал Роберт. — Что ни говорите, стоит.
— Жить в деревне, только не работать, — с улыбкой добавила Араксия.
Я вручил Араксии припасённые гостинцы. Она смутилась:
— Зачем было беспокоиться? Ставите нас в неловкое положение.
— Эти два блока сигарет передадите мужу. — Я протянул ей сигареты.
— Ещё чего не хватало! — беря сигареты, со смехом сказала Араксия. — Ни одной пачки ему не дам. Десять сигарет в день, и только «Памир» или «Аврора», не имеет он права курить больше.
Дочь Араксии Алвард сидела на веранде, поглядывала оттуда своими большими, грустными, миндалевидными глазами и улыбкой реагировала на слова матери; она не могла двинуться с места.
— Десять сигарет — это чересчур, — поддакнул хозяйке Роберт. — Хватит ему и пяти.
Рена подошла к Алвард, они познакомились. Долго разговаривали, и, глядя на неё, Алвард мягко улыбалась красивой грустной улыбкой.
— Идите, Рена-джан, всё готово, — позвала Араксия. — Где ты, Лео, выискал эту писаную красавицу. Ровно как с картины сошла.
— А Лео чем вам не угодил? Парень хоть куда, — встал на мою защиту Роберт.
— Кто сказал, что не угодил? Очень даже угодил. Хорошая они пара. Вот ежели две половинки друг друга не сыщут, тогда беда. — Араксия восхищённо смотрела на Рену. — Таких красавиц только в кино показывать.