Отдаляющийся берег

Адян Левон

– Вы принесли документы?

– Да. – Инстинктивно стараясь вызвать к себе симпатию, она пристально взглянула на меня, улыбнулась, медленно и торжественно извлекла из сумочки паспорт, трудовую книжку, диплом и положила передо мной на стол.

– Пойдёмте, – взяв документы, сказал я.

– Мне здесь подождать? – отчего-то смешавшись и даже подавленным тоном спросила Арина и сама себе ответила: – Нет, лучше я пойду к себе, нужно кое-что напечатать. Сильва, зайдёшь ко мне.

Мы прошли по длинному людному коридору, спустились по лестнице на четвёртый этаж, свернули там налево,

миновали ярко освещённый широкий коридор с нескончаемой чередой дверей по обе стороны, в конце снова повернули налево и, следя за табличками на закрытых дверях, остановились перед дверью, на которой чёрными буквами значилось «Бухгалтерия». Я открыл дверь и пропустил Сильву вперёд. Из прихожей были видны все три комнаты, занятые бухгалтерией. В кабинете Сеидрзаевой, где на столе были разбросаны кипы различных бумаг, толстые папки и стоял компьютер с прыгающими разноцветными полосами на мониторе, никого не было.

– Она сейчас придёт, – сказала с солнечной улыбкой на эротической мордашке Альвина Осипова из соседней комнаты, вытянув шею и продолжая жевать жвачку; глазами она озорно спрашивала: кто это?

В ожидании главного бухгалтера мы снова вышли в шумный коридор.

Из репетиционных залов доносились обрывки песен и музыки. Где-то за толстыми стенами глухо и ласково звенел детский хор: «Джу-джу-джуджальярим, мяним гашанг джуджальярим, джу-джу-джуджальярим…». Потом послышались сладкозвучные переливы Баба Мирзоева: «Ах ты, Телло, Телло-джан, Телло»…

– Привет, старик! – Это был Сиявуш из русской редакции телепередач.

Я обернулся на голос.

– Здорово, Сиявуш! – весело приветствовал я его. – Ты где пропадаешь, уже две недели тебя не видно.

– Перевёлся в Союз писателей, – ответил он, бросил мимолётный взгляд на Сильву и кивком с ней поздоровался.

– Почему? – огорчился я. – Здесь чем было плохо?

– Там я свободнее. Работа начинается в десят часов и кончается в четыре. Всего, включая перерыв, шесть часов. И ещё день в неделю – творческий. Условий, чтобы писать, куда больше. Да и работа лёгкая – советник председателя союза. Послушай, старик, – поправив указательным пальцем очки, сказал Сиявуш. – Мне тут рублей четыреста предстоит получить за сценарий. Два раза приходил, а денег нет. Замолви за меня словечко Саиде, она тебе благоволит и не откажет.

– Замолвлю.

– Сотню пропьём, триста домой отнесу. Ты же знаешь, Сиявуш своему слову хозяин. – Он иной раз говорил о себе в третьем лице.

– Договорились. Я как раз её жду. Вечерком позвони.

– Э-э, какой из тебя домосед, – многозначительно сказал Сиявуш и рассмеялся – дескать, вижу, чем ты занят.

– Кто это? – спросила Сильва после его ухода.

– Сиявуш Мамедзаде. Поэт, окончил Литературный институт в Москве. Замечательный парень. Другого такого нет.

– Лицо приятное и знакомое.

– Видели его по телевизору. Он ведёт литературные передачи.

– Наверное… Арина много о вас рассказывала, – неожиданно сказала Сильва и, подняв глаза, вновь пытливо поглядела на меня.

Пауза.

– Знаете, она часами готова о вас говорить.

Снова пауза.

– Я начинаю её понимать, – заговорила она вновь и без перехода спросила: – А я здесь

голову не потеряю?

– В каком смысле? – не понял я.

Сильва прыснула, прищурилась, покусывая толстогубый кумачовый рот.

– В том смысле, что красивая женщина может потерять голову в обществе красивых мужчин.

– Напрасно беспокоитесь, – хмыкнул я. – В бухгалтерии одни женщины.

– Это хорошо, – легко вздохнула Сильва. – А то, знаете, муж у меня страшный ревнивец.

Она довольно простодушно разыгрывала роль привыкшей к обожанию женщины. Я понимал это, но смолчал, ибо ко мне это не имело никакого касательства.

– Знаете что, – едва разлепляя губы и смиренно глядя снизу вверх, продолжала Сильва, – если сотня людей отзывается о тебе хорошо и лишь один плохо, то окружающие как раз этому одному и поверят. И обрадуются. Да что уж, интересным мужчинам и красивым женщинам пересудов не избежать.

Дверь отдела кадров открылась, оттуда выплыла Сеидрзаева.

– Саида, мы вас ждём, – сказал я. Во рту у неё тоже была жвачка; сомкнув губы, она на ходу лениво двигала челюстями.

– Вот об этой девушке речь? – по-армянски спросила Сеидрзаева, поравнявшись с нами. Её мать была армянкой, и она свободно владела армянским языком.

– Да, она самая. С позволения сказать, гражданка Дарбинян. Вот её документы.

– Пошли, – сказала Саида, – окинув Сильву оценивающим взглядом. Потом перевела взгляд на меня и двусмысленно улыбнулась. Синевато-серые джинсы сидели на ней до того плотно, что швы на бёдрах местами чуть не полопались.

В кабинете Саида пробежала глазами документы Сильвы.

– Бухгалтерского стажа у вас нет, – перелистав трудовую книжку, сказала она деловито. – Примем вас пока счетоводом, вы подучитесь, и через несколько месяцев переведём помощником бухгалтера. Я переговорю в отделе кадров. Думаю, председатель комитета не будет возражать. О результатах я сообщу Лео. Надо будет написать заявление, заполнить анкету. Всё это, конечно, потом. А пока так. Чем ещё могу быть вам полезна? – Вопрос относился ко мне, и Саида улыбалась.

– Не мне, а Сиявушу Мамедзаде. Ему никак не удаётся получить у вас деньги. Если можно, окажите, пожалуйста, такую любезность.

– Передайте, пусть приходит, – она широко улыбнулась. – А соберётесь отметить, не забудьте за меня выпить.

– Спасибо! Не забудем.

В конце дня Арина зашла ко мне. Она была не в настроении.

– Что случилась, Арина? – забеспокоился я.

– Случилось… ничего не случилось. Просто не стоило мне приводить её сюда.

– Кого? – спросил я, разумеется, понимая, о ком идёт речь.

– Сильву.

– Почему?

– Почему… потому что она смотрит на тебя как шлюха, – со злостью выпалила Арина.

Не в силах сдержаться, я громко засмеялся. Позже по пути домой и даже в автобусе на Сумгаит опять и опять смеялся, вспоминая злость Арины, яростную её вспышку, внезапную, словно взрыв, и чувствуя к ней родственные чувства и неподдельную нежность.

* * *

Отец давно пришёл с работы, но, дожидаясь меня, за стол не садился. Обнял меня, похлопал по спине и, довольный, ходил по комнате, пока я переодевался.