Отец моей малышки

фон Беренготт Лючия

Или… или с Масюней.

Сердце снова покрывается коростой страха. А вдруг она похитила мою дочь и шантажирует его ей, а не мной? Я присоединяюсь к Андрею, отпихиваю его и, борясь с нарастающей паникой, дергаю за ручку двери. Действительно, заперто!

– Как ты мог?! Ты… с ней… – пыхтя, продолжаю дергаться и толкаться в дверь. – Она же сумасшедшая… Идиот…

– А ты… ты предательница! – возмущенно шипит он, отталкивая меня и занимая мое место у двери. – Как появился кто получше, так сразу хвостом вильнула!

– Он не

кто получше! Он – отец Маши! И я… я его люблю! – мы снова меняемся местами. – А ты – идиот! Что она тебе наплела? Что я останусь с тобой, если он меня бросит?

– А что тут идиотского? – орет Андрей. – Прекрасный план! Был!

– Ага. Был да сплыл, – подтверждаю язвительно. – Ты вообще в курсе, что у нас двадцать первый век на дворе и все эти хитроумные интриги обречены на провал, хотя бы потому что есть интернет и мобильные телефоны? Хочешь головой поехать, как твоя обсессивная напарница? Но она-то хоть по большой любви, а ты куда? Ты ж завтра уже поедешь в клуб и вернешься с новой «настоящей любовью»! Что я тебя, не знаю, что ли?

И тут вдруг, несмотря на страх и всю неопределенность ситуации, меня раздирает каким-то совершенно истерическим смехом.

– А ты все-таки идиот, Андрей… И Алла на это, мне кажется, не рассчитывала. Как ты мог так опростоволоситься и выдать ее? Ты же ей всю малину испортил! Она ж тебя живьем сожрет…

Меня просто складывает от смеха. Причем краем мозга я понимаю, что смеяться тут особо не над чем – ситуация аховая, и неизвестно, что эта гадюка еще могла напридумывать. Ведь не зря же она заперла нас здесь! К тому же Масюня может быть в опасности…

Но не смеяться я не могу – такое ощущение, что меня накачали увеселительным газом, как когда-то при лечении зуба.

Уже рыдая от смеха, я сползаю по двери на пол… и вдруг задыхаюсь и хриплю – на моей шее смыкаются руки.

– Ты… – глаза Андрея ужасно близко – так близко, что я вижу свое отражение в его расширенных, потемневших зрачках, окруженных полопавшимися сосудами. – Ты… смеешься надо мной… сука… продажная дрянь… Убью!

– Я не… хотела… пусти… – в глазах моих темнеет, остатки воздуха застревают в легких, разрывая их болью. – Андрей… Что ты делаешь…

Я пытаюсь оторвать его руки на своей шее, и на мгновение мне это удается, что позволяет хватануть ртом воздуха еще на пару секунд… Но пальцы снова сжимаются – крепче прежнего сдавливая трахею…

Он убьет меня… отвлеченно понимаю, глядя в уже совершенно безумные, черно-красные глаза. Задушит прежде, чем сюда доберется мой любимый.

Дверь неожиданно сотрясается с другой стороны, и я вдруг понимаю, что все это время мы толкались с обратной стороны, а дверь-то открывается внутрь! И для того, чтобы тот, кто пришел ко мне на помощь в эту ужасную минуту, сюда попал, мне надо как-то отползти!

И одновременно оттолкнуть сошедшего с ума Андрея.

Из последних сил, уже теряя сознание от удушья, я хватаю этого кретина за

запястья и бросаюсь на него, вперед…

За моей спиной, уже отдаленно, словно сквозь вату, я слышу грохот двери, которую выламывают, вырывают с петель, но обернуться не успеваю – меня накрывает равнодушная, глухая и пустая темнота…

Глава 22

– Ннна… – выбив дверь и увидев, что моя девочка отключилась, с руками этого ублюдка на своей нежной шейке, я уже не в состоянии сдержаться. Понимаю мозгом, что он нахлебался Аллиной дряни и ничего не соображает, и в принципе, наверное, не виноват… Но если бы кто ехал на велосипеде и сбил бы не по своей воле Лилю, я бы его тоже избил.

Тем более, что говнюк все никак не хочет успокаиваться – размахивает своими кулачонками, которыми только женщин и душить. Глаза выпучивает, хрипит, орет, плюясь на меня слюной…

Возможно, полопавшиеся в глазах сосуды – не очень хороший знак и парню нужна помощь… но я не санитар. Укладываю его первоклассным хуком в подбородок и бросаюсь к Лиле, которая – слава богу! – уже приходит в себя.

– Детка… родная моя… ты в порядке? Сильно ударилась? Дышать может? – аккуратно, как хрустальную вазу, приподнимаю ее голову, осматриваю шею со следами пальцев, которые останутся еще надолго...

Она глядит на меня пару секунд ошалелым взглядом, медленно моргая пушистыми ресницами… А потом, так же медленно замахиваясь, влепляет мне довольно сильную, учитывая ее состояние, пощечину.

– За что? – интересуюсь, даже не пошевелившись.

– За то… – она резко вдыхает воздух, чтобы заполнить легкие… – за то, что я целых пять минут думала, что ты меня бросил.

Потом размахивается и влепляет по моей щеке еще раз. И снова я держу себя джентльменом, не моргая даже глазом.

– А это за что?

– За похищение. И за то, что не доглядел за своей сумасшедшей любовницей.

Несмотря на чуть не приключившуюся беду, мою душу заливает нежность, и я еле сдерживаю улыбку.

– Одна пощечина за два проступка? Я не против.

– Если бы не подоспел вовремя, было бы две.

Мы одновременно громко сглатываем и замолкаем – если бы я не подоспел вовремя, скорее, всего, мы бы сейчас вообще не разговаривали. Я не держал бы ее в руках, не тонул бы в огромных, медово-солнечных глазах…

Тупой ублюдок, душивший ее, не лежал бы сейчас в беспамятстве, сраженный моим кулаком, а эта тварь Алла…

Я резко поднимаю голову. Я ведь даже не связал ее! Зашвырнул в ближайший кабинет, подпер дверь пустым столом и бросился сюда – спасать мою Лилю. Хоть бы полицию вызвал, идиот!

С пару секунд подергавшись – туда или сюда – решаю, что скорая для Лили важнее. Да и для этого молодого кретина тоже – ведь неизвестно еще, чем их опоили и какие будут последствия…

Достаю телефон, вызываю скорую, полицию… Однако последнее не успеваю – Лиля хватает меня за руку.