Отец по ошибке
Шрифт:
Она уезжает под утро. Я вызываю ей такси, провожу прямо к машине. На прощанье она пытается поцеловать меня, совершенно не изменяя себе даже в такой чудовищной ситуации, но я резко отстраняюсь от неё и, не сказав ни слова, ухожу. Потом вызываю такси и себе. Выкатываю из квартиры два чемодана, оставляю ключи консьержу, предупредив, что девушка с ребёнком, которая жила здесь до этого, заберёт их, в последний раз смотрю на высотку, сажусь квартиру и с каким-то тяжелым чувством на душе еду в аэропорт.
По дороге набираю Иру. Хочется услышать ее голос до того, как самолёт взлетит, но ее телефон не отвечает. Я жду минут десять, барабаню пальцами по обшивке дверцы машины и вновь звоню.
Может, на беззвучном?
Я сдаю багаж, прохожу регистрацию, а Ирина все не берет трубку. Пишу сообщение и иду в зону ожидания. Набираю ещё несколько раз, тревога нарастает. Долбаное чувство внутри, что произошло что-то плохое, не покидает меня. Не расстаюсь с телефоном, даже когда поднимаюсь по трапу, и в последний раз жму на вызов перед самым взлетом несмотря на то, что всех давно попросили отключить телефоны.
Ира не отвечает. Что могло произойти за одну ночь? Я пытаюсь успокоить себя, объясняю это тем, что она могла проспать, например, что, когда самолёт сядет, на моем телефоне уже будет от неё сообщение. Хочется в это верить. Безумно. Но меня настигает разочарование. Через четыре часа от неё ни одного слова. А потом трансфер, знакомство с командой, проверяю машинный журнал и принимаю вахту. Судно уже загрузили, и не успеваю я до конца сообразить, что к чему, как мы отчаливаем от берега. Я достаю телефон, собираясь последний раз сегодня набрать Ирине, пока еще ловит связь, и громко рычу, потому что батарейка села.
— Что за чертов день сегодня?!
Мы становимся на якорь недалеко от Аденского залива, и я не сразу догадываюсь почему. Все еще нервничаю из-за того, что пришлось улететь вот так, не попрощавшись с Ириной, не услышав ее голоса и не удостоверившись, что с ней и малышом все в порядке.
Гул двигателей затихает, слышно лишь, как колышутся волны и время от времени над головой пролетают крикливые чайки.
— В чем проблема? Чего мы ждем? — спрашиваю у второго механика за обедом.
— Судовладелец ведет переговоры с береговой охраной. Те залупили заоблачную цену за сопровождение по заливу. В прошлый раз мы застряли на две недели здесь, пока не набралось еще семь суден. Идти караваном дешевле.
— Береговая охрана? — с недоумением спрашиваю я.
— Дед*, ты что, в первый раз, что ли, на судно сел?
— Раньше я ходил только по Индийскому океану и в Китай.
— А-а-а, ясно. Пираты в последнее время вообще берега попутали, поэтому судовладелец перестраховывается и мы переходим канал под конвоем.
— Черт, я и забыл об этом.
Я редко смотрю новости, но время от времени все же попадаю на сюжеты, где рассказывают о том, что пираты захватили очередное торговое судно либо танкер с нефтью. На самом деле трудно представить, что такое бывает в двадцать первом веке, но я искренне сочувствую тем, кто волей случая попал в плен к этим живодерам или погиб под обстрелом.
— И часто такое случается?
— Сколько я здесь работаю, пока ни разу.
— Это хорошо, — выдыхаю я и иду в машинное отделение, чтобы хоть как-то убить время и перестать думать о своей девочке.
Мы стоим на якоре еще три дня, от безделья команда сходит с ума. Мы даже устраиваем рыбалку. С помощью самодельной удочки вылавливаем несколько больших рыбин и готовим их на ужин.
На четвертый день из офиса все же приходит команда идти дальше. Мы снимаемся с якоря, двигатель работает полным ходом. Гул, качка — все это так знакомо, что даже не обращаю на это никакого внимания. Уже давно стемнело, поэтому разглядеть что-либо вокруг, кроме черноты, не получается. Морской воздух немного отрезвляет, ветер бьет в лицо.
— А где охрана-то? — спрашиваю у капитана, который с тревогой вглядывается в темноту впереди нас.
— Без нее идем. Чертовы скупые англичане отказались платить. Береговая охрана задрала цену больше, чем весь наш экипаж за месяц получает. Через сто миль станем на рейд и подождем наемников. Они пойдут с нами.
— Ясно, — киваю я и отхожу от края борта.
Я иду в каюту, по дороге в кухне делаю крепкий кофе, а потом долго лежу на кровати, пялясь в одну точку на потолке и с силой сжимая в руках телефон. Связи все нет, надеюсь, мы встанем на рейд рядом с каким-нибудь городом и будет возможность хотя бы отправить сообщение Ирине. Я соскучился по ней. Безумно. Раньше, когда она жила в своей квартирке, я знал, что она рядом, в одних стенах со мной, и это успокаивало. Сейчас же нас разделяют тысячи километров, и необходимость сжать ее в своих объятиях, мазнуть взглядом по ее лицу, услышать голос становится необходимостью.
В ванной комнате тесно, такому рослому мужику, как я, с трудом удается поместиться в душевой кабинке. Я как раз стою перед зеркалом и размышляю, не сбрить ли мне бороду, как вдруг слышатся какие-то крики, а потом звук, отдаленно напоминающий выстрелы.
Я выключаю воду. Прислушиваюсь. Да нет, не может быть такого. Это же не боевик, как в телеке. Неделя, как заступил на вахту, не может ничего такого произойти.
Тишина. Проходит еще несколько секунд, и вдруг по всему кораблю звучит общесудовая тревога. Семь коротких гудков и один длинный.
Проклятье. Только не это!
Глава 37
Ирина
Не заметила как уснула утром, а проснулась поздно в обед от того, что Тимур громко плачет. Вздрогнула, мазнула взглядом по стене, не сразу понимая где нахожусь, а уже через мгновенье воспоминания затопили меня, возвращая в реальность.
Я схватилась за телефон. На часах почти двенадцать. А еще больше двадцати пропущенных от Максима. С силой впиваюсь пальцами в черный пластик, сердце ускоряется. Сейчас, когда я остыла, когда пелена злости и обиды больше не затмевают мой разум, когда первые острые нотки разочарования не нашептывают самое плохое, я вдруг понимаю как глупо поступила. Не поговорила с ним, не выяснила все, а просто сбежала словно трусиха, поджав хвост.