Отец
Шрифт:
XV
— Вы будете Анастасия Семеновна? — спросил Александр Николаевич у женщины, открывшей ему дверь.
— Да, я. Проходите, — сказала женщина, прижимая руки к груди.
Александр Николаевич приблизился к ней и осторожно положил руку на ее плечо.
— Здравствуй, Анастасия Семеновна, — сказал он, оглядев ее всю и заметив испуганный, страдающий взгляд, и старенькую вискозную черную кофточку, и усталость на ее лице. — Однако сядем. — Он подвел ее к столу и усадил на стул, на котором она сидела перед его приходом. Она, наверно, читала при свете угасающего дня:
— Похожи вы все.
— Да. Похожи. — Александр Николаевич придвинул к столу гнутый стульчик и сел напротив хозяйки. — С тяжким делом я к вам.
— Знаю, — чуть слышно выдохнула Анастасия Семеновна, опуская глаза. Ее дрябловатые щеки мелко задрожали, и по ним побежали скудные слезинки. — Так и надо было ожидать.
Александр Николаевич оглядел комнату. Две кровати были свеже окрашены голубой эмалью; платяной, похожий на канцелярский шкаф тоже был подновлен… «Сашина работа», — догадался старик. И вдруг вид скромного жилища как бы подсказал ему, что тут люди живут просто, душевно и умно, что здесь поймут ту правду, с которой он пришел, и здесь ему легко будет говорить, и, может быть, не так уж жестоко будет то горе, которое он принес сюда.
— Я, Анастасия Семеновна, насчет вас все знаю, — заговорил он. — Потому и про себя хочу сказать немного и откровенно. Стар я уж. И тяжело мне знать, что есть у меня внук и не ведает он про меня…
Анастасия Семеновна, наклонившись, вытерла уголком скатерти глаза.
— Я была готова к этому, — сказала она, глядя на Александра Николаевича добрыми лучистыми глазами. — И вы мне ничего не говорите. С той самой минуты, как я узнала мать Саши, я потеряла покой. Думала промолчать. Да ведь и она меня узнала. И ведь мать она. Как же я могла решиться, чтобы скрывать? С какой совестью бы я жила? А потом я узнала, какое несчастье получилось в семье у Дмитрия Александровича. Камень и лег мне на душу. И вот все думаю, как же все это исправить. Как Саше сказать, правду объяснить? Мальчик он еще. Может, поберечь его от этой правды?
— Слушай-ка, Настенька, — сказал старик, когда Анастасия Семеновна, опустив голову, замолчала. — Уж извини, что так тебя назвал, как дочку. Да ведь по-родственному как же иначе. А Саша, как он тебя… уважает?
— Сердце у него чистое, доброе.
— Ну, значит, сыном он тебе и останется. Где он, Саша?
— У товарища наверху. Сходить?
Анастасия Семеновна снова с испугом взглянула на него.
— Стар я, говорю. Нет у меня сил и времени на дипломатию. Сама говоришь, так с камнем на душе жить нельзя, — объяснил решительность своих намерений Александр Николаевич. — Камень не только ты одна носишь.
Анастасия Семеновна медленно вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с мальчиком, в котором Александр Николаевич сразу же, как когда-то Дмитрий сына, признал своего внука.
— Вот он, Саша, — ваш внучек, — тихо сказала Анастасия Семеновна, садясь на свое место. — Это, Санек, твой родной дедушка.
Мальчик с недоумением и недоверчиво осмотрел Александра Николаевича, смысл слов матери не был понятен ему.
— Бери-ка, внучек, табуретку да подсаживайся к нам, — сказал Александр Николаевич.
Саша
— Я действительно твой родной дедушка, отец твоего отца.
Саша исподлобья уставился на старика, настороженно изучая его.
— Это правда, Саша, — сказала Анастасия Семеновна.
— Но ты, мама, говорила, что у нас, кроме дяди Коли, нет никакой родни.
— Я тебе, Саша, говорила неправду.
— Да ты что, мама?!
— Слушай, — строго сказал Александр Николаевич. — Мать соврать мне не даст. Была война. Знаешь, какая?
— Знаю, — с холодным вызовом ответил Саша. Он не верил тому, что ему говорят, ему даже стыдно было слышать все это.
— Твоя родная мать уезжала с тобой, с грудным еще дитем, из Ленинграда, когда фашисты уже почти взяли в блокаду Ленинград, а ихние самолеты бомбили поезда. Под бомбежку попали твоя родная мать, ты и вот приемная твоя мама. Так, внучек, в суматохе той ты и потерялся от родной матери. А она вот вскормила тебя.
Саша слушал деда внимательно и смотрел на мать.
— Все это правда, Саша, — сказала она покорно.
— Про подобные случаи и в газетах пишут, — недобро глядя на деда, усмехнувшись, сказал Саша и вдруг порывисто приблизился к своей приемной матери. — А мой папа? Папа?
— Он жив тоже, — сказала Анастасия Семеновна.
— И… моя другая мама?
— И она. И у тебя есть еще сестренка и еще есть родные.
— Значит, мой папа не был летчиком? — горестно спросил мальчик. В его душе рушился образ отца, которого он никогда не видел, но которым жил.
— Твой папа моряк. Капитан первого ранга.
— Это который приходил к нам весной? С другим моряком! Так почему же раньше мне ничего не говорили?
— Не такое это простое дело, — Александр Николаевич взял руку мальчика. — Не простое это, внучек.
— Не зовите меня так, — тихо сказал Саша и освободил свою руку.
«Вот что трудное-то. Родной он, а чужой, — подумал Александр Николаевич. — Вернуть сына себе, да без любви, без сердечной привычки». Он вдруг почувствовал, что предельно устал и что еще немного, и ему может быть очень плохо. Должно быть, Анастасия Семеновна поняла его состояние.
— Саша, мы должны сейчас пойти к твоему папе и бабушке, — сказала она.
— А если я не хочу… Не хочу сейчас туда идти.
— Так ведь и я с тобой пойду. Это надо, Санек. Надо хотя бы дедушку проводить. Ты же видишь, он старенький и больной.
— А ты меня не отдашь им? — с неожиданной язвительной шутливостью спросил Саша и, уже сняв с гвоздя у двери курточку, согласился: — Что ж, пойдем. — Он усмехнулся Александру Николаевичу. — Надо же ознакомиться с этим делом во всех деталях.
XVI
Дмитрий Александрович не сомневался, что его старый отец вернется домой с Сашей. Нужно было что-то сделать в ознаменование этого события. Он зашел в магазин и запасся сладким к чаю.
«Да, но не с конфеток и пирожного надо налаживать отношения с сыном», — укорил он себя, выйдя из магазина. У дверей квартиры он не вдруг позвонил. А что, если придется объяснять Лидочке, почему он вернулся без дедушки? Не лучше ли подождать и встретить отца на улице? Но отец велел ему быть готовым к встрече с Сашей и для того послал его к матери.