Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III

Колюбакин Борис Михайлович

Патриотический подъем был огромный, и, конечно, сторонники союза с Александром должны были отступить назад, перед этим энтузиазмом, которым были охвачены польские патриоты, почти не учитывавшие действительного положения дел. Да и едва ли они могли спокойно и объективно в них разобраться. Все только жили прекрасным будущим, и никто не хотел думать о возможных разочарованиях…

Наполеон пока думал о другом. Национальная идея, охватившая польское общество, могла быть только полезна ему и его планам. Он по-прежнему говорил о будущем Польши полунамеками, которые, тем не менее, укрепляли патриотические надежды, и в то же время имел в виду извлечь из этих неопределенных и неясных политических мечтаний пользу для себя. Ведь Наполеону, собственно, нужна была не возрожденная Польша, а только польская армия, польские средства… Намеки же на возможность восстановления Польши являлись средством взять от Польши все необходимое, вызывая не ропот, а улыбку благодарности и радости…

Лазенки. Летний королевский дворец в Варшаве (Вогеля)

В мае месяце союзные войска уже были в пределах Варшавского герцогства. Положение дел требовало экстренных мер.

Указом 26 мая герцог Фридрих-Август возложил всю полноту исполнительной власти на совет министров, под личной ответственностью его членов. Требовалось лишь только условие, чтобы постановления министров утверждались большинством голосов, при перевесе голоса председателя. Совет министров счел нужным узнать голос нации, и 26 мая был опубликован декрет о созыве сейма, правда, с нарушением конституции Варшавского герцогства, так как требуемые сеймики не были собраны за недостатком времени, а обязанности послов и депутатов были возложены на тех, «которые по жребию должны были отказаться от своего звания, но не уволены еще от исполнения своих обязанностей до избрания заместителей, так и тех послов и депутатов, которые на последних сеймиках были выбраны лишь заместителями». Декрет не определял точно предмета занятий будущего сейма, но он выражал полную уверенность в том, что депутаты отнесутся к своим обязанностям с тем вниманием, которого требовало настоящее положение дел. «Помните, — таковы были последние слова довольно напыщенного декрета, — что, когда вы приступите к порогу святыни закона, на вас устремятся взоры всего мира, что судить вас будут не только нынешние, но и будущие поколения». День открытия столь поспешно собранного сейма был назначен на 23 июня.

После проверки выборов, 26 июня состоялось торжественное заседание сейма. Все депутаты были в сборе. Настроение у всех праздничное. Всеми чувствовалось наступление новой страницы польской истории. После молебствия сенаторы и послы ушли в отведенные для них помещения в посольской и сенаторской зале. Затем Маршалом сейма был избран глава политической партии — кн. Адам Чарторыйский. Избрание было единогласное. Затем послы опять вернулись в старый зал, где депутаты заняли назначенные для них места, а Маршал сейма принял установленную присягу.

Заседание сейма открылось речью министра финансов Матушевича, говорившего от имени совета министров. Вся она посвящена характеристике действительного состояния Варшавского герцогства. Министр был довольно откровенен в своей речи. Ему пришлось указать избранникам народа на тяжелое положение финансов герцогства и на возможность банкротства.

Правительство было занято отысканием новых источников налогов и доходов и в то же время думало о сокращении расходов. И то и другое не принесло существенной пользы. А между тем страну постигла засуха. Все посевы были уничтожены, а территория герцогства покрылась войсками. «Голод казался неизбежным… Истощенная казна могла оказать стране самую незначительную помощь». И трудно сказать, что было, если бы население не проявило «безграничной самоотверженности и того необычайного воодушевления, которое вас воодушевляет». В речи Матушевича не было слышно воинственных нот. Ее содержание скорее должно было убедить членов сейма в необходимости мира, но она не обратила на себя внимание сейма. Жажда патриотического подвига отодвинула на задний план всякие сомнения. Она не разбила политических иллюзий, и сейм горячо аплодировал словам министра, что «близок уже тот час, когда железо пожнет посевы на полях ваших, утраченных, благодаря милости Провидения, которое, по-видимому, обещает нам еще большие блага… Земля наша, орошенная кровью и слезами, обещает нам близкий и несомненный урожай… Разве мы не видим туч, которые несут тысячи громов? Меч погибели висит уже над головами виновников наших несчастий, над теми, кто одни противятся нашему счастью. Меч этот висит на одной только нити и, быть может, вскоре мы узнаем, что эта нить порвалась… Господа! вспомните о прошлом, взгляните на окружающее, проникнитесь самыми лучшими чувствами, а главным образом, ознаменуйте символами согласия и единения этот сейм, который навсегда будет памятен вам».

Это было встречено с восторгом. Все ждали скорого наступления золотого века для Польши. Надо было пользоваться политическими обстоятельствами, и поскорее политические мечты превратить в конкретные факты. Это всем казалось таким легким делом. Да и кто мог противодействовать? Государства, разделившие Польшу? Они слишком слабы и ничтожны, раз за спинами польских патриотов скрывался сам Наполеон, эта карающая рука Немезиды.

Вот почему сейм отнесся с энтузиазмом к петиции поляков, поданной 26 июня и подписанной весьма видными представителями польского общества. Петиция требовала от сейма активного выступления — немедленно приступить «к великому делу восстановления родины». «Теперь не время принимать случайные решения, — говорилось в петиции, — сетовать на общие страдания и прибегать к полумерам. Честь, любовь к родине, глас народа возлагают на вас теперь иные обязанности. Вознесите к ним ваши помыслы, все ваше мужество. Никто безнаказанно не упускал полезного случая. Теперь или никогда! Способ выполнения мы всецело вверяем вашему таланту и распоряжению. Вооруженная рука и пылающее мужество ждут только вашего знака. Дерзайте! За дело! Затрачено бесконечно много, нам осталось только одно мужество. Остается лишь достигнуть величайшего в мире блага — вернуть и передать нашим детям родину».

Голос народа был услышан сеймом. Образовалась комиссия для выработки акта конфедерации. Работа была спешная, напряженная и уже 29 июня сейму был представлен соответствующий доклад, являющейся прекрасным отражением воинственных чувств и настроений польского общества. Доклад не гонится за исторической правдой и объективностью. Скорее, неточность даже входила в планы комиссии: раз она звала польское общество на подвиг, к патриотическому служению, раз наступил такой великий исторический момент, который должен был «вывести поляков из лабиринта несчастий»… Кто виновники настоящего состояния Польши? Кто растерзал Польшу? «Россия — виновница всех наших несчастий. Уже полвека гигантскими шагами надвигается она к народам, раньше даже не знавшим ее имени. Польша первая испытала опасность нарождающейся мощи России, — России, которая, будучи ее соседкой, нанесла ей первый и последний удар». Борьба с Россией — это не только гражданский подвиг — это общечеловеческое служение, ибо «кто может соразмерить пределы замыслов России?»

Жозеф Понятовский (Павона)

До настоящего исторического момента, говорят составители доклада,

все «слагалось на нашу гибель». Зато теперь «все идет к нашему восстановлению. Польша должна существовать!.. Но что я говорю? Она уже существует, или, вернее, она никогда не переставала существовать! При наличности ее прав, что значат коварство, шум и крик, при которых она пала. Да будет так! Мы восстановляем Польшу на твердыне права, данного нам природой, на объединениях наших предков, на святом праве, признанном всем миром, которое было купелью рода человеческого. Восстановляем Польшу не только мы, вкушающие сладость ее возрождения, но и все жители различных стран, ожидающих своего освобождения… Несмотря на продолжительную отторгнутость, жители Литвы, Белой Руси, Украины, Подолии и Волыни — наши братья. Они поляки, как и мы, они имеют право пока звать себя поляками». В таком настроении приступает сейм к генеральной конфедерации, установленной в тот же день. В самом акте конфедерации уже нет столько резких выходок против России, как в докладе комиссии. Представитель Наполеона — де-Прадт, счел нужным умерить патриотические чувства поляков и редактировал текст в более умеренном тоне. Сейм объявил себя генеральной конфедерацией, провозгласил «Польское королевство восстановленным и польский народ снова соединенным в одно целое». Генеральная конфедерация призывала всех поляков присоединиться к конфедерации «поодиночке или целыми обществами». Все части Польши также приглашались присоединиться к конфедерации, если только позволяет положение дел. После же присоединения, должны быть созваны сеймики, которые «пришлют выборных в генеральный совет для принесения заявления о вступлении в конфедерацию. Эти выборные будут членами объединенного сейма». Конфедерация клялась «Всемогущим Богом и именем всех поляков», что она доведет до конца и приложит все старания к приведению в исполнение великого дела, начатого ею; хотя в то же время возлагала надежды не столько на самое себя, сколько на Наполеона, прося принять его «под свое высокое покровительство колыбель возрожденной Польши»… Делами конфедерации заведует генеральный совет. Заседания сейма прерывались, и его члены распускались по домам.

Вскоре после открытия конфедерации саксонский курфюрст Фридрих-Август объявил манифестом (12 июля) о своем вступлении в генеральную конфедерацию, «желая приложить все усилия к делу восстановления родины».

От имени генеральной конфедерации к Наполеону была послана депутация для изъявления верноподданнических чувств Наполеону. Депутация была встречена милостиво. От их имени старший из депутатов, сенатор Выбицкий обратился к Наполеону с речью. Сенатор сообщал Наполеону об образовании генеральной конфедерации, «ибо пришло время требовать вознаграждения за нанесенные нашему народу обиды, и привести в исполнение важнейшее его намерение». Указав на право поляков на национальное самоопределение, оратор закончил свою речь патетическим обращением к Наполеону: «Неужели ваше величество не одобрите поступка, внушенного долгом поляка? Неужели почтете несправедливым то, что мы обратились к правам нашим? Решение уже принято; с этой минуты отечество наше, Польша, восстановлено! Ее существование обеспечено правом, но будет ли увенчано успехом… Неужели Всевышний не удовольствуется наказанием, ниспосланным за наши несогласия? Ужели захочет он увековечить наше несчастье и полякам, питавшим в сердцах своих любовь к отечеству, суждено будет сойти в гроб в отчаянии и без надежды? Нет, государь! Ты ниспослан Провидением, в тебе проявляется его сила и существованием нашего герцогства мы обязаны твоему могуществу». От имени конфедерации, ее депутат просил Наполеона принять ее под свое покровительство.

Наполеон отвечал на эту речь депутатов. В его словах много уверений в расположении к польскому народу, но нет прямого ответа на поставленный депутатами вопрос… «Я выслушал с большим интересом то, что вы сказали мне. На вашем месте, я думал бы и поступал, как и вы. Я точно так же действовал бы на Варшавском сейме, ибо любовь к отечеству — основная добродетель образованного человека. В моем положении приходится считаться с множеством интересов и выполнять много обязательств. Если бы я царствовал в пору первого и второго и третьего разделов, я вооружил бы весь мой народ, чтобы поддержать вас… Я люблю вашу нацию. Вот уже в течение 16 лет я видел ваших воинов, сражавшихся со мной на полях Италии и Испании. Я аплодирую вашим поступкам. Я одобряю все усилия, которые вы намерены употребить, и сделаю все, от меня зависящее, дабы поддержать ваши намерения. Если старания ваши будут единодушны, можете питать надежду заставить ваших врагов признать ваши права… Но я обещал императору австрийскому неприкосновенность его владений и не могу уполномочить вас ни к каким действиям, клонящимся к нарушению мирного обладания оставшихся в его владении польских областей… Пусть Литва, Самогития, Витебск, Полоцк, Могилев, Волынь, Украина и Подолия одушевляются тем же духом, который встретил я в великой Польше, и Провидение увенчает успехом святое ваше дело». Депутаты были в упоении от речи Наполеона, хотя в ней категорически говорилось о невозможности восстановления Польши в пределах 1772 г. Но эти слова прошли опять незаметно. Всех увлекла нарисованная Наполеоном картина — присоединение к Польше чуть ли не половины России, и никто не сомневался в возможности ее выполнения.

Польский офицер (Рис. Орловского. «Старые годы», 1902 г.)

Затем, издав детальные правила для присоединения к конфедерации и созыве и устройстве сеймиков, генеральная конфедерация приступила к активным подготовительным действиям для предполагаемого восстановления Польши.

Она обратилась с воззванием к полякам, проживавшим в России, с братским советом — присоединиться к конфедерации. Это требуют честь, национальные чувства и политические обстоятельства. Скорее «соединитесь с ними, — говорилось в вышеназванном обращении, — и в отмщение за столько позорных обид и оскорблений, нанесенных вам, обратите оружие против ваших притеснителей. Кровь, кровь врага есть лучшее украшение мужей в глазах отечества. Идите же по следам тех славных соотечественников, которые 18 лет тому назад, повинуясь голосу родины, без колебания, разорвали оковы и через дикие толпы пробрались к ней, устилая путь трупами тех самых рабов, которые теперь стараются удержать вас… Придите же, придите! Вас зовет родина, вас зовут братья ваши, простирая к вам руки, вас ждут их отверстые сердца. Вас ждут: правительство, святыни и родные знамена. Придите!.. Пусть наша родина, прославленная в целом свете любовью и самопожертвованием своих сынов, как нежная мать с ласковой улыбкой созывающая детей, рассеянных по лицу всей земли, в эти дни, на заре своей жизни, не нахмурит своего чела. Пусть не придется ей быть грозной и неумолимой для тех, кто в преступном ослеплении не побоится отречься от нее».