Отель Калифорния. Сборник новелл и рассказов
Шрифт:
Мы занимаемся простыми вещами, которые делают все туристы, ничего особенного. Но какое-то странное, настораживающее чувство меня не покидает, словно я знаю, что сейчас произойдет нечто плохое. Например, мы случайно оступимся с Анжелой и упадем с этой пугающей высоту прямо на камни. А если будем падать в другую сторону, то попадем в реку. Не знаю, что лучше, но любой выбор меня не радует. Как в песне об отеле Калифорния – куда бы ни пошел, выхода нет.
«Допьем виски, что ли», – раздается голос Анжелы, выводя меня из задумчивости.
Пока она достает бутылку, я жду, чем закончится мое ожидание встречи со странным неведомым будущим. Однако Анжела наливает виски и ничего не происходит. Мы пьем, я ощущаю, как слабеют ноги. Все-таки выпитое, там наверху, возле машины, никуда не делось, не выветрилось на воздухе, как ожидалось. Мы продолжаем пока не становится видно дно бутылки и тогда Анжела аккуратно кладет ее в сумку, как бы показывая, что здесь нельзя мусорить, это место особенное, может даже священное.
Солнце над сопками медленно уходит, оставляя после себя розовую полосу горизонта толщиной с палец. Вижу, как в наступающих сумерках блекнет зелень деревьев, кустарников и травы, как постепенно растворяется синева неба.
– Вот и закат. Пора двигаться назад, – думаю я. – Бл..дь, как взобраться-то по этим веревкам? Кто бы помог!
– Ну что впечатляет? – спрашивает девушка.
– Пожалуй! – соглашаюсь я. – Только ты не показала людей-однодневок.
– А зачем? Ты разве не чувствуешь, как стал стариком?
– Я? Нет!
– Это потому, что ты смотришь не туда, куда нужно.
С трудом удерживая равновесие, она делает несколько шагов ко мне и вдруг прижимается к моим губам своими, начинает целоваться так, словно делает это в последний раз. У меня плывут круги перед глазами, а в ушах раздается неясный шум, похожий на шум катящихся волн по каменным порогам. «Вот блин, перепил!» – мелькает мысль полная сожаления и дальше я не успеваю ни о чем подумать, потому что Анжела толкает меня, я падаю вниз, а она прыгает следом с большой высоты туда, где река, преодолев сопротивлении скалы, устремляется на восток.
Я лечу, ощущая, как воздух несет мое тело, но не вниз, в гибельный омут. Я лечу над стремительной шумной водой, стекающей по каменным порогам, над окружающими их зелеными сопками, над облаками, стелящимися по земле. Мне хочется вопить во все горло: «Я свободен!» И я, на самом деле, счастлив оттого, что меня ничто не держит – выход из отеля Калифорния, выход из одиночества и безысходности есть, несмотря ни на что.
Вдруг чувствую тепло чужой руки в своей. Это Анжела. Она со мной и мы на небесах, а может, это наши души парят в вышине, радостные, сияющие и невесомые. Мы не расстанемся с ней теперь никогда, я это знаю точно. Мы просто родимся заново и будем вместе.
Post Scriptum
В семь утра меня будит звонок телефона.
– Чувак, – раздается бодрый голос моего приятеля Мишки, – ты проснулся?
– Я.. нет пока… нет еще.
– Слышь, Олеган, ты как с Сахалина вернулся, все время будто обдолбанный. Ты там подсел на что-то?
– Да не, я…
– Короче, в десять встречаемся на боулинге. Кстати, несколько новых телок придут с пацанами. Там… – Мишка неожиданно замялся, – там будет одна… Так вот, чувак, я ее забил.
Сон все никак не может меня оставить.
– Слушай, я, пожалуй, пропущу. Хочу поваляться в выходные. Перелет меня достал, все время сплю на ходу.
Рука моя касается груди, и я неожиданно обнаруживаю висящий на шерстяной нитке янтарь. На ощупь он напоминает форму сердца. Сам не пойму откуда он взялся. А Мишка, тем временем, продолжает болтать:
– Ничего, попьешь пивка, покатаешь шары, взбодришься. А девчонку ту знаешь, как звать? – вдруг безо всякой связи спрашивает он. – Анжела. Прикинь, какое имя! Мы с ней замутим.
– Анжела? – непонимающе спрашиваю я и у меня в голове оживают сахалинские воспоминания. – Она случайно, не брюнетка? Она не похожа на Монику Белуччи?
– А ты, братан, откуда ее знаешь? – в голосе Мишки звучит разочарование.
– Что, точно Анжела? – я все еще не могу поверить.
И тут сон полностью слетает с меня. Я резво срываюсь с постели, бегу в душ, на ходу крича в телефон:
– Я приду, Мишка, слышишь, приду! И она моя, ты понял, Анжела моя!
– Да понял уже, не ори!
Я вспоминаю Сахалин, мой сон, в котором были утро и вечер, был отель Калифорния и тягучее, опустошающее чувство одиночества, из которого я не видел выхода. А еще там были Быковские пороги и время, данное мне – человеку-однодневке, чтобы стремительно стареть в ожидании смерти. Но это же время меня и спасло.
И вот я в Москве, вновь слышу об Анжеле. Раз она здесь, значит мы уже родились. Теперь мы встретимся, чтобы никогда не расстаться и все сделаем правильно, потому что не будем тратить полжизни на поиски того, кто нам нужен. Ведь мы уже знаем кто это.
Словно наяву я вижу, как мы танцуем с ней под песню Иглз, а вокалисты рок-группы поют и зовут нас, зовут: «Добро пожаловать в отель Калифорния! Такое прекрасное место, такое прекрасное место!..» Их голоса звучат в мелодичном переплетенье как приглашение к чему-то прекрасному, волнующему, вечному.
И я понимаю к чему – конечно, к любви.
Для людей почтенного возраста
1.
Улицы городов меняются так же, как и наша жизнь – на первый взгляд незаметно и медленно, но в конечном итоге бесповоротно и подчас неузнаваемо. Фасады городских зданий стареют как лица их жителей, и в этом они похожи.
В городских летописях и хрониках можно отыскать разные упоминания о лавках или трактирах, учреждениях, существовавших некогда в том или ином месте города. А в архивах еще пылятся пожелтевшие фотографии улиц, на которых пытливый исследователь может рассмотреть приметы ушедшего времени вроде вывески над лавкой отца Чехова в Таганроге: «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары».
Улицам советских городов повезло больше. Они запечатлены в огромном количестве на страницах газет, журналов, в кинохронике. Эти улицы уже более близки нашему времени – у них есть электрические фонари, с крыш домов торчат усы телевизионных антенн, проложены асфальтовые дороги и тротуары.