Отель «Виктория»
Шрифт:
– Нет, я не замужем, детей нет, – насторожившись, ответила я.
– Девушка, а вы симпатичная? – лукаво спросил голос по ту сторону.
Я тут же повесила трубку и с эмоциями перечеркивала авторучкой это объявление до тех пор, пока в газете не образовалась дыра. Позвонив по следующему номеру, я выяснила, что хозяйка квартиры требует слишком высокую оплату, мотивируя это тем, что все комнаты полностью обставлены мебелью, к тому же она недавно сделала в квартире ремонт. Но мне все это было не по карману. Позвонив по третьему номеру, я выяснила, что квартира без особых удобств, но «жить можно» – именно так выразилась хозяйка квартиры. Цена была для меня приемлемой, к тому же женщина требовала плату на месяц вперед, а не на два, как остальные. Я рассказала немного о себе, а от нее узнала, что эта квартира принадлежит ее сыну, который работает на Севере. Она же присматривает за квартирой, живя в соседнем подъезде. Я договорилась с ней о том, что посмотрю квартиру через час: именно столько времени мне необходимо было для того, чтобы успеть добраться на общественном транспорте до этого отдаленного района
Выйдя на улицу с двумя массивными чемоданами, я подошла к автобусной остановке и стала ждать свой маршрут. С транспортом в этом большом городе проблем не было, и уже через пять минут я сидела у окна в просторном фиолетовом автобусе. Обогнув кольцо, он помчал нас мимо высотных бизнес-центров, старинных дворянских особняков, которые теперь были преобразованы в музеи и административные здания и парков, в которых все еще цвели розы. Несмотря на хмурую дождливую погоду и опадающую с разноцветных деревьев листву, город К. был ухожен и притягателен. Со скверов и многочисленных аккуратных аллей через окно автобуса на меня смотрели обширные клумбы с пестрыми астрами и хризантемами, которые всеми силами старались вытеснить пасмурную серость из города, как неуместную хозяйку. Некоторые летние кафе до сих пор работали, бойкотируя надвигающийся холод и мрак. И они, на мое удивление, не пустовали. Но, чем дальше я ехала, тем невзрачнее становился пейзаж за окном. Больше не было ни торговых центров, ни дворцов, ни ухоженных парков, лишь изредка попадались небольшие скверы, на которых скудно цвели прижатые к земле и перемешанные с пожухлой травой истрепанные бархатцы. Стало понятным: я уже была на северной окраине города. Она так отличалась от той живописной окраины, облюбованной богачами, где находился мой отель: это была окраина, где издавна жила беднота этого города.
Водитель высадил меня у полуразвалившейся автобусной остановки, на которой спал грязный бомж, прикрывшийся картоном, словно одеялом. «Хорошее начало» – подумала я, разглядывая неказистые трехэтажные дома невзрачного серого цвета, которые, казалось, ветер подует, и рассыплются, словно столетний прах. Найдя нужный дом, я зашла в подъезд. Поднимаясь вверх по лестнице, я заметила на площадке между первым и вторым этажами почтовые ящики, которые были утыканы веером неоплаченных квитанций за квартплату. Их было так много, что часть из них выпала и беспорядочно валялась на полу. «Похоже, жители этого дома не могут похвастаться высокой платежеспособностью» – промелькнуло у меня в голове. В подъезде было довольно темно: вместо стекол, на маленьких окошках торчала фанера. Все стены были разрисованы грубой нецензурной бранью. На втором этаже возле первой двери кто-то любовно вывел коричневой краской: «Чтоб ты сдох». Эта надпись соседствовала с четырьмя восклицательными знаками, которые зрительно увеличивали объем гнева незадачливого писателя. Краска была совсем свежей, еще не высохла. Наверное, хозяин квартиры еще не успел увидеть столь поэтическое пожелание в свой адрес.
Поднявшись на третий этаж, я нашла нужную дверь и постучала в нее. Через минуту дверь неспешно отворилась и на пороге предстала пожилая тучная женщина довольно высокого роста, немного сутулая, с копной кучерявых седых волос, которые упрямо выбивались из-под шелкового синего платка. На ней был махровый темно-зеленый халат и домашние тапочки бежевого цвета. Она приветливым кивком головы пригласила меня в квартиру. Живыми и пытливыми серыми глазами она с любопытством обшаривала меня с ног до головы, пытаясь определить, что я такое. Наверное, у меня был нелепый вид: мокрый плащ прилипал к телу, короткие золотисто-каштановые волосы влажными завитками, как упрямый плющ, лезли в глаза и налипали на щеки, ботинки промокли насквозь, неприятно чавкая при каждом моем шаге. В большом квадратном зеркале без рамы, висящим в коридоре, я увидела, что моя тушь потекла, словно маленькие ручейки, по бледному лицу, придавая ему комический вид.
– Вы, я вижу, совсем промокли! – сочувственно произнесла она грубоватым голосом. – Может, вам горячего чаю приготовить?
– Нет, не стоит, – покачала я головой.
Она, пожав плечами, сказала:
– Тогда, проходите в комнату, осмотритесь… меня, кстати, зовут Ирина Петровна, а вас как?
– Виктория! – я поставила чемоданы на пороге и начала осмотр апартаментов с коридора. Обои на стенах были выцветшего светло-зеленого цвета, на них были изображены ветви папоротника. Кроме зеркала, на стене висела вешалка для одежды с тремя крючками и старая потертая картина с тремя дубами у реки. На полу лежал потрескавшийся во многих местах серый линолеум. Вот и вся обстановка: ни коврика, ни табурета, ни подставки под обувь. Я прошла дальше, – в комнату. Она была довольно светлой, но совсем крошечной. В ней помещалась только односпальная кровать, высокий желтый шкаф для одежды и неуклюжее низкое кресло грязно-желтого цвета. Возле небольшого двустворчатого окна, у которого хлопьями лущилась старая белая краска, стоял единственный стул, – у него отсутствовала одна ножка. Занавесок на окне не было. Обои на стенах успели истлеть от старости, и теперь было сложно определить, какого они изначально были оттенка, скорее всего, синего. На низком потолке одиноко болталась лампа без люстры.
– Квартира находится на солнечной стороне, так что зимой не замерзнете! – запела женщина басом, пытаясь приукрасить действительность.
– Ваш сын жил здесь? – с недоверием спросила я, поворачиваясь к ней.
– Нет, пока еще нет. Эта квартира полгода назад досталась ему от моей родной сестры. У нее не было детей, и она по завещанию оставила все моему сыну, которого очень любила.
Я прошла
Что же, у меня было не то положение, чтобы я могла позволить себе роскошь пренебрегать подвернувшейся возможностью, и я решила остаться здесь, к величайшей радости квартирной хозяйки. Подсчитав в уме свои расходы на квартиру, я поняла, что у меня останутся кое-какие сбережения и, учитывая тот факт, что я еще не приступала к поискам работы, это было очень уместным в моем случае.
Когда хозяйка ушла, я, сняв с себя мокрую одежду, переоделась в сухие вещи, извлеченные из чемодана, и заварила себе чай на кухне. Благо, кое-какая посуда здесь имелась. Пока чай настаивался, я сделала себе на скорую руку бутерброд с колбасой и полила водой одинокий полузасохший кактус, к которому успела проникнуться сочувствием и симпатией. После чаепития я, прихватив из ванной комнаты ведро с водой и несколько тряпок, принялась с особым рвением за уборку, ведь уют, это то, что мы сами создаем вокруг себя, несмотря на любые обстоятельства. Вытерев пыль с немногочисленной старой мебели, я помыла окно в комнате и на кухне, затем выдраила полы. После этого я повесила белоснежную гардину в комнате, которую я предусмотрительно захватила из дому. На подоконнике я расставила несколько небольших статуэток в виде кошек, тоже прихваченных из дома. Разложив аккуратными стопками свои вещи в шкафу, я простелила постельное белье на кровать. На покосившийся стул с тремя ножками, примостила свою старую игрушку, служившую мне талисманом, – упитанного плюшевого кота рыжего цвета, которого мне подарила мать, когда мне исполнился годик. Со мной этот кот путешествовал повсюду, куда бы меня ни забросило, вот уже двадцать лет.
К обеду уборка была завершена и я, повалившись на кровать, заснула мертвецким сном до самого вечера.
* * *
Когда через месяц ко мне наведалась мать (на тот момент я уже устроилась работать горничной в «Ольвию»), она, в первую очередь, начала выпытывать у меня, обвыклась ли я в этом городе, не хочу ли обратно? Она знала, что я не привыкла жаловаться, но я успокоила ее, сказав, что меня все устраивает и я не лукавила ей. Я действительно полюбила этот город, еще с тех самых пор, как приехала сюда поступать в университет. Не каждый большой город удостаивался любви провинциального приезжего, начинающего в нем новую жизнь. Ведь город, первым делом, проверяет чужака на закалку характера, шепча ему на ухо: «Ты не родился здесь, не бегал, будучи подростком, босиком по моим мостовым, набережным и аллеям. Ты не знал, что тревожит и радует меня, какие испытания выпали на мою долю, так изволь же сначала сдать мне все жизненные экзамены, прежде чем я пойму, что ты достоин жить на моей священной земле. И если ты полюбишь меня, вопреки неудачам и невзгодам, я приму тебя и согрею своим теплом, пусть и не сразу!».
Ты слушаешь и веришь. Но, со временем, многие теряют эту веру. Чужой город может стать неблагосклонным и неприветливым для некоторых. Все в нем будет казаться им враждебным: люди, улицы, события. Все потому, что им с самого начала не повезло. Удача не всегда любит смелых: она может долго и упорно игнорировать попытку схватить себя за хвост, прячась все дальше и дальше от настырного пилигрима, который так рьяно ищет ее покровительства. Время идет, а им все не везет. Не везет с работой, не везет с обстоятельствами, не везет с людьми, которые встречаются у них на пути: вместо хороших и отзывчивых – равнодушные и отстраненные. Спустя много дней они так и не найдут успокоения в этом городе, потеряв последнюю надежду на счастливый исход дела. Последние амбиции задушит череда несменяемых неудач и этот город так и останется для них чужим, не их городом. Но бывает и по-другому: я с первого взгляда влюбилась в этот город, и он ответил мне взаимностью, распахнув для меня свои объятия. У нас совпадали ритм, увлечения и устремления, словно мы – две родственных души. И люди, незнакомые люди, блуждающие по улицам этого города, живущие в его домах, не казались мне чужими. Этот город принял меня, как заблудшую душу, которая наконец-то вернулась в свой истинный дом. И пусть я была всего лишь простой горничной, я верила в свою счастливую звезду, хотя и понимала, что для достижения цели мне потребуется свернуть горы, ведь я была не из тех, кому что-то доставалось легко и непринужденно.
И я старалась свернуть эти самые горы. Каждый выходной день я ходила по бесчисленным собеседованиям, амбициозно претендуя на должность секретарей, администраторов, бухгалтеров и экономистов. Все эти вакансии открывали, в основном, новые офисы, расположенные в высоких, словно небоскребы, бизнес-центрах. На собеседование я старалась одеться скромно, но со вкусом: белая классическая блузка, черная чуть зауженная к низу юбка до колен, туфли на устойчивом низком каблуке – практично и удобно. Волосы, доходившие мне до плеч, я аккуратно закалывала шпильками, связывая их в узел на затылке. Помимо меня, желающих были толпы – на каждую вакансию иногда претендовало до ста человек. Обычно, претенденты на должность заполняли анкету со своими контактными данными, не забывая вклеивать свое фото, на котором должно было отчетливо просматриваться лицо. Все анкеты администратор рецепции затем отдавала начальству и они, изучив кипу анкетных данных, решали, кто достоин быть приглашенным на личное собеседование.