Отголоски прошлого
Шрифт:
– Ну и что же он на этот раз нашёл? – Мэллой скорее сделала вид, что ей это интересно. Чувствовала, как нервничает Бодро и как хочет с ней об этом поговорить.
– Одну семью, которая однажды встречала мальчика…По возрасту и описанию очень похоже. – Адам, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. – Уиллис встречается с ними завтра в обед, а вечером должен прийти сюда и дать мне ответ.
«А ведь для него это сейчас важнее всего. – Ужаснулась про себя Мэллой. – Важнее удачно проделанной работы, важнее всех Лоуперов и Харденов вместе взятых. Он ведь НИКОГДА не перестаёт думать об этом мальчике, даже когда сам этого
Сердце заныло от жалости.
– Адам… - Она попыталась говорить как можно мягче. – Ты ведь понимаешь, что это…
– Я понимаю. – Оборвал её Бодро. В голосе таился вызов всему миру. – Не надо со мной как с больным разговаривать, ладно? Я вполне адекватен и знаю, что шанс очень невелик. Тем не менее, он есть, и я не могу его упустить.
– С каждым разом тебе всё больнее разочаровываться. – Мэллой настойчиво пыталась поймать взгляд своего друга, по-прежнему устремлённый куда-то на дно чашки. Лицо Адама как будто окаменело от напряжённых раздумий и внутренних переживаний. Он словно заранее готовился отмести все её аргументы и доводы, он не принимал их и не хотел даже слышать. Потому что ему хотелось её поддержки, её уверений, что всё будет в порядке и на этот раз ему действительно повезёт. И ей оставалось только подыграть ему хотя бы ради милосердия.
– В принципе, всё может быть… Почему бы и нет, в конце концов?
– Обречённо вздохнув, Мэллой забрала пустую чашку прямо из под носа Бодро. Он, казалось, этого даже не заметил, погружённый в свои мысли. Можно было только догадываться, о чем он думает в этот момент, и какие несбыточные надежды возлагает на завтрашнюю встречу с Уиллисом.
На город спустились сумерки, сквозь окна теперь можно было разглядеть только фары проезжающих мимо машин и огни на вывесках магазинов напротив бара.
– А знаешь, что самое интересное? – Неожиданно заговорил Адам, словно самому себе, а не Мэллой, отвечая на какой-то беззвучно заданный вопрос. – Ведь мне никто не верит. Все вокруг усиленно делают вид, что всё прекрасно понимают. Все кивают, соглашаются, а сами продолжают думать, что я просто дурью маюсь все эти двадцать лет. Никто со мной не хочет спорить, потому что это бесполезно, но все уверены, что я впустую трачу своё время. Даже Уиллис. Он замечательный человек, без него я бы, наверное, уже давно с ума сошел от своих ночных кошмаров. Он помогал мне раньше и так же продолжает помогать сейчас. Он собирает информацию по моей просьбе, использует все свои связи и каналы, только ради того, чтобы мне было хорошо. Он, правда, делает всё, что в его силах. И всё равно, он мне НЕ ВЕРИТ. Я это прекрасно чувствую. Он заранее не верит в то, что наши с ним поиски могут дать положительный результат Он просто из солидарности помогает мне не упасть духом. И так же все остальные, включая тебя. Ты ведь тоже считаешь меня одержимым?
Родные пронзительно чёрные глаза требовательно смотрели на Мэллой. В такие минуты душевных откровений Адам всегда становился болезненно-уязвимым, и всякий раз, когда он вот так вдруг раскрывался перед девушкой, она не могла лгать даже ради его же блага.
– Я бы не назвала это одержимостью, Адам. – Тщательно подбирая слова, произнесла Мэллой. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так плохо о тебе думать. Но… Я, правда, считаю, что ты напрасно себя мучаешь. Я допускаю, что ты вполне отдаёшь себе отчёт в своих действиях, но если хорошо обо всём подумать, Адам, то… Мне кажется, что всё это только самообман.
– Почему? – Тут же поинтересовался Бодро, жадно ловя каждое её слово.
– Потому что ты не можешь смириться с потерей близкого человека. Знаешь, нам в этой жизни часто приходится кого-то терять. Это судьба, и она не всегда бывает к нам справедлива. Помнишь, что со мной было, когда погиб папа? Я долго не могла в это поверить, я просто не представляла, КАК это вообще возможно – жить БЕЗ НЕГО… Но ведь именно ты научил меня справляться со своим горем, помнишь? Мы так много тогда с тобой о нём говорили, мы столько всего вспоминали, что нам казалось, будто ничего не изменилось, и папа незримо присутствует рядом с нами. Мне очень помогла тогда эта терапия разговорами. Мы говорили об отце как о живом, о настоящем…И пока мы его вспоминали, так оно и было на самом деле.
– К чему ты мне всё это говоришь?
– К тому, что любую потерю можно пережить, какая бы тяжелая она ни была. Можно смириться с тем, что человека, который был тебе дорог, нет рядом, если представить, что он здесь, с тобой…Можно говорить о нём, хранить о нем память – и жить, продолжать жить с этим дальше. Сперва это тяжело, но со временем становится легче…
– Мэллой, ты, кажется, совсем меня не понимаешь. – Адам отлепился от стойки и раздражённо прошёлся по залу. – Это разные вещи. То, что было после смерти Дэнниса и то, что происходит сейчас – это далеко не одно и то же. Грейди НЕ УМЕР.
– Откуда ты это знаешь? – Не сдержалась девушка.
– Ты двадцать лет ищешь о нем хоть каких-то сведений и не находишь абсолютно ничего. Разве это не доказывает, что его, возможно, вообще на свете нет?
– Это НИЧЕГО не доказывает. – Отрезал Бодро яростно и категорично. – Доказательством может быть только могила, документы, подтверждающие смерть, или на крайний случай, свидетели смерти. Ничего. Этого. Нет. А это значит, что Грейди не может быть для меня ПРОСТО ПАМЯТЬЮ, как Дэннис. Пока кто-нибудь не убедит меня в том, что он мёртв, я НЕ СМОГУ себе этого представить, как бы вам всем этого не хотелось. И мне вряд ли станет легче со временем, его уже и так достаточно прошло, тебе не кажется?
Да, он был прав. За двадцать лет любая, даже самая глубокая рана способна полностью зарубцеваться. И если этого не происходит, то…
– Ты просто внушил себе эту надежду, Адам. Тебе легче думать, что твой Грейди жив, хотя в душе ты, наверное, и предполагаешь, что он давно мёртв. Ты боишься этой правды, разве не так? Ты НЕ ХОЧЕШЬ смотреть ей в глаза, потому что она слишком страшная. А когда-нибудь тебе все равно придётся это сделать. Сейчас, через год, через пять или десять лет, но всё равно придется. Надежда хоть и умирает последней, но всё же УМИРАЕТ, Адам. Рано или поздно.
Наверное, не стоило ей всего этого говорить. Сейчас, когда Бодро так нужна была моральная поддержка, она, сама того не желая, била его по самому больному месту. Все её слова попадали прямо в точку, отражаясь на мужественном лице Адама целой гаммой самых разных эмоций. Но он сам хотел услышать мнение Мэллой, и сейчас она была как никогда искренна со своим другом и компаньоном. Ей хотелось помочь ему. Словом, советом – как угодно, однако для Бодро, опять же, это были совсем НЕ ТЕ слова, что он хотел от неё услышать.