Откатчики. Роман о «крысах»
Шрифт:
Наконец появился сам Хроновский. Все с почтением встали. Он жестом разрешил сесть и сам сел во главе стола. Придвинул к себе микрофон:
– Уважаемые дамы… Хотя у нас как-то сегодня с дамами не густо, – по залу едва ощутимо пронеслась коллективная вежливая улыбка, – …и господа! Сегодняшнее совещание должно было быть обыкновенным, производственным, но произошло событие, которое вскоре сможет перевернуть весь ход современной российской истории! Я подал заявку на участие в выборах президента России!
Все встали и принялись аплодировать. Хроновский вновь поднял руки, в успокоительном жесте призывая всех садиться:
– Мы
Все вновь повскакали с мест и устроили самую настоящую овацию.
Гера аплодировал вместе со всеми, но отчего-то особенного воодушевления не ощущал. Вначале он удивился своему ощущению. Ведь в случае, если Хроновский станет президентом, перед Герой откроются такие перспективы, что думать о них было бы все равно, что думать о том, где находится край Вселенной, и что там, за этим краем, находится дальше. Пост в Кабинете министров, торжественный утренний стрит-рэйсинг по перекрытым по такому случаю для простых смертных улицам, речи, произносимые им с экрана телевизора при немного грустном выражении сосредоточенно-интеллектуального лица, поездка на экономический форум в Давос, дача в Серебряном Бору, личный повар-китаец! Нет. Ничего не радовало нашего Геру. Наоборот! Предчувствие нехорошего, гадкого стало вдруг расти в нем так же, как росло всегда перед каким-либо неприятным, но прогнозируемым событием. То же самое было с ним в «Рикарди», в «Ромашке», в «Нулевочке», словом, везде, откуда он вынужден был уйти не по своей воле. За свое место в «Юксоне» Гера был абсолютно спокоен: он человек Рогачева, руководит огромным отделом, работу свою выполняет прекрасно, если не считать этого, сегодняшнего форс-мажора в Нижневартовске. Но что тогда?
Внезапно он понял, что именно напомнило ему сегодняшнее совещание. Сцену из спектакля Ленкома «Пролетая над гнездом кукушки», ту самую, где психи ночью устроили вечеринку. Он смотрел на всех этих яростно бьющих в ладоши людей, словно в режиме замедленного воспроизведения, и чувствовал во всем этом истинное, болезненное коллективное сумасшествие. Он вспомнил слова священника на площади Сан Марко в Венеции:
«Выйдет зверь из земли, и своими чудесами будет обольщать живущих на земле. И сделает так, что всем малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам положена будет надпись на их правую руку или на голову. И никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет число зверя на руке или челе своем».
В его голове выстроился четкий ассоциативный ряд: зверь – это Хроновский. Он вышел из земли вместе с черной нефтью и благодаря ей стремится покорить мир. Все аплодирующие – его адепты с тем самым знаком на руке или на голове. Вот почему они так рады. Надеются, что их время скоро настанет. Гера испугался, что если и дальше продолжать мыслить в таком же ключе, то вместо родного дома ему предстоит совершить поездку в дом скорби, и, с усилием запретив себе думать о словах венецианского проповедника, принялся наравне со всеми бешено хлопать в ладоши…
После совещания он рассказал Орлову о своем сегодняшнем утреннем фиаско в Нижневартовске. Орлов только отмахнулся:
– Гера, да не трать ты понапрасну нервы! Ты слышал, что шеф сказал? Понял, куда идем? Скоро не какая-то там сраная богадельня с вышками из Нижневартовска,
– А насколько это точно, Виталий Павлович?
Орлов поглядел на него с сочувственным снисхождением:
– Настолько же, насколько точно ты знаешь, что у тебя на плечах голова, а не задница. Ну ты подумай, кому же, как не Боре? С его-то капиталами! С его поддержкой оттуда, – Орлов ткнул пальцем куда-то в сторону, отчего понятнее «откуда» не стало. – Уже и конституция новая готова, и много еще чего интересного, о чем тебе пока и знать-то не следует.
– У меня голова кружится. И не верится мне в это, хотя и очень хочется.
– А вот это плохо. Плохо, Гера, что тебе не верится. Где же твоя преданность общему делу? Ты, выходит, у нас субъект неблагонадежный, а? А?!
Гера по-настоящему испугался, даже затрясся весь и побледнел:
– Да я… Я просто…
Орлов от души расхохотался:
– Да ладно тебе. Это я тебя так, потрясти в шутку решил. На самом деле ты у нас недавно, не пропитался еще, так сказать, Бориными идеями. А мы все с ним с первого дня и за него и в огонь, и в воду, и в говно пойдем, если потребуется. У тебя еще все впереди!
– В говно как-то не хочется.
– Думаю, до этого не дойдет. Ты домой?
– Да. Жена ждет, и вымотался за сегодняшний день страшно. Чуть в аварию не угодили…
– Ладно, иди. До завтра. Завтра подумаем, что с Нижневартовском делать. Кого туда послать. Утро вечера мудреней.
Гера спустился в подземный гараж. Сел на заднее сиденье «Cadillac Escalade» и, коротко бросив шоферу «домой», погрузился в довольно мрачные размышления. «Где заканчивается адекватность и начинаются заносы на поворотах?» И ответил сам себе: «Хроновского окончательно занесло именно сегодня. Причем так, что из этого заноса ему не выйти. Не было никогда такого, чтобы самым главным в России становился еврей. Вот только поэтому не следовало бы ему играть в игры с выборами. Да и не отдаст никто власть просто так. Подачей заявки на выборы он сделал примерно то же, как если бы встал напротив Кремлевского дворца, снял штаны и показательно нагадил. За это бы непременно забрали».
Гера был сторонником простых аналогий. Он верил в них. Когда у него были сомнения в каком-то сложном хитросплетении, то он отбрасывал все лишнее и строил, как он сам называл, «простую модель». Это выглядело, как превращение «Ferrari» в мопед, но мопед был во много раз медлительнее, и за ним проще было наблюдать, делать на основе этих наблюдений выводы… Хроновский нагадил. Нагло сняв штаны и предположив, что за это ему ничего не будет.
– Но ведь так не бывает! – вслух произнес Гера и, спохватившись, зажал рот рукой.
Настя уже спала. Она открыла дверь не сразу. Кутаясь в халат и щуря глаза от света в прихожей, подставила щеку для поцелуя:
– Ты откуда так поздно?
Гера клюнул ее в подставленную щеку, сбросил ботинки.
– Из сумасшедшего дома.
Расставание
Несколько дней все шло по-прежнему. В «Юксоне» все радостно бурлило, на всех этажах, во всех кабинетах был вывешен портрет улыбающегося Хроновского, запечатленного на фоне Кремля. Хроновский большой, Кремль маленький.