Отказ не принимается
Шрифт:
Скосив глаза в сторону предполагаемой помехи, а обомлеваю.
До того, как я увидела это безобразие, я думала, что Тимошка все-таки под утро пришел ко мне под бочок, но этот вторженец намного крупнее.
Глава 34
Рядом со мной, зарывшись лицом в мои лежащие на подушке волосы, безмятежно спит Воронцов.
И ведь не мешают ему мои космы.
Сама я чаще всего на ночь заплетаю слабую косу, чтобы в рот не лезли.
И вчера заплетала, вяло вспоминаю я, однако волосы распущены,
Улика.
Я тоже, когда Тиль перед сном расчесываю, надеваю ее резинки на руку.
Забавно.
И вдруг вязкие неповоротливые мысли вспархивают испуганной стаей от осознания, что ничего забавного в этой ситуации нет.
Воронцов спит со мной в одной постели, будто так и надо!
Просто пришел ночью и лег в постель к неодетой девушке, которая там его совершенно не ждет.
И не только лег.
Он трогал мои волосы и, кто его знает, что еще.
Да и сейчас, когда заполошно анализирую свои ощущения, я ощущаю, что поперек моего живота возложена тяжелая властная рука. И не поверх одеяла, а под ним!
Я не сообразила сразу, потому что Виктор не шевелится, но сейчас я отчетливо чувствую, что наглая ладонь по-хозяйски забралась прямо под футболку, заставляя меня нервничать.
Словно почувствовав, что я напряглась, Воронцов открывает глаза.
Темные загнутые ресницы поднимаются, и почти сразу карие глаза темнеют. Взгляд приковывается к моим губам.
Рука, покоящаяся на моем теле, приходит в движение. Плавным, скользящим жестом Виктор поглаживает кожу ниже пупка, и пробудившиеся вместе с этим мурашки окончательно приводят меня в чувство.
Видя, что Воронцов приподнимается на локте и нависает надо мной, я уже открываю рот, чтобы сказать ему, что его поведение не только неуместно, но и возмутительно, но Виктор, не позволяя даже начать отповедь, запечатывает мне рот поцелуем.
Это я со сна хлебушек, а Воронцов, похоже, по утрам энергичен и точно знает, чего хочет. Его язык атакует мой, не оставляя никаких шансов на отступление. Виктор просто отбирает мое дыхание, заставляя сосредоточиться только на том, как не задохнуться в этом напоре страсти, обрушившейся на меня в одно мгновенье.
Он выбивает у меня почву из-под ног, выбрасывает все мысли из моей головы.
Только что был полный штиль, и вот я в центре урагана.
Бескомпромиссные поцелуи не позволяют мне воспротивиться, не говоря уже о том, что я не сразу понимаю, что не только губы Виктора господствуют надо мной.
Увлеченная жадными поцелуями, которые против воли находят во мне отклик, я не улавливаю момент, когда, придавив меня телом, Виктор дает волю рукам. Я принимаю эти грубоватые ласки, как продолжение поцелуя. Они сливаются в моих ощущениях, заставляя тело нагреваться и гореть там, где только что была ладонь Воронцова.
А Виктор не стесняется в своих желаниях.
Он творит абсолютно нескромные вещи. Недопустимые. Невозможные. Запретные.
Но у меня не
Да и остановить бурю невозможно.
Это все иллюзии.
Возможно, будь я не так растеряна перед этим нападением, я бы смогла собрать себя в кучку и что-то сказать, как-то запретить…
А сейчас я захвачена и руками Воронцова, и собственными неожиданными ощущениями, которые начинают накрывать меня, превращая в безвольное существо, упивающееся тем, какие эмоции и желания оно пробуждает в таком мужчине, как Виктор.
Даже такой неопытной особе, как я, понятно, что бикфордов шнур почти догорел, и вот-вот рванет. Я не знаю, почему Воронцов так на мне зациклился, наверное, потому что не привык к отказам, но не ощущать его жажду я не могу.
А Виктор, сорвавшийся с цепи, и не думает сбавлять обороты.
Я чувствую, как пылает кожа на лице, растревоженная колючей щетиной, распухают истерзанные губы, как томится грудь, которую жадно сминают мужские ладони, как ноют соски, зажатые между пальцами.
Сердце ускоряет свой бег, будто пытается догнать кого-то, успеть за чужой страстью, и внизу живота становится тяжело.
На секунду Виктор отрывается от моих губ, но в этот момент его рука без всяких колебаний ныряет под резинку трусиков. Воронцов лишь миг любуется тем, как расширяются мои глаза, как я хватаю ртом воздух, и снова впивается поцелуем.
А меня потряхивает.
Забравшись под ткань, Виктор чуть шершавыми подушечками поглаживает сомкнутые губки и, недолго думая, раздвигает их.
Надавливая, он проводит между складочек. А там, оказывается, влажно. Очень влажно и горячо.
Снова и снова Воронцов ласкает сочную мягкую плоть, задевая что-то очень чувствительное, отчего внутри сладко дергает и заставляет меня выделять больше влаги. Бедра сами собой раздвигаются навстречу умелым рукам.
Ноет и зудит пульсирующая дырочка, а пальцы, покрытые моей смазкой все продолжают терзать набухший клитор. Я не могу сдерживаться, и Виктор пьет мои глухие жалобные стоны.
– Вот так, девочка, – Воронцов обжигает мою шею поцелуями и царапает щетиной ключицы. – Да, Варенька, давай, кончи для меня. А потом я сделаю тебе еще лучше.
Он бормочет, перемежая слова влажными поцелуями, а я кусаю губы, потому что это невыносимо. Огненная спираль изнутри раскаляет мое тело, задет ему ритм, и я двигаю тазом в такт порочным ласкам.
Набрякшие половые губы становятся такими чувствительными, а клитор превращается в комок оголенных нервов. Виктор свободной рукой рывком задирает футболку и втягивает в рот, окаменевший от напряжения сосок.
Чуть потрогав его кончиком языка, он начинает с силой его посасывать, и меня выгибает. Я чувствую, как внизу живота все сжимается, будто запуская электрический водоворот.
Жалобный стон, вырвавшийся у меня на самой вершине перед падением в темную теплую бездну, воспринимается Воронцовым как отмашка к более активным действиям.