Отказать Пигмалиону
Шрифт:
И вот появилась Аля. Впрочем, Вадим потом долго размышлял, что же было первично – музыка, стремление к чему-то необычному и дерзкому или меланхоличная красота этой талантливой девушки? Ответа на вопрос он не нашел, но совершенно точно понял, что любовь – это иногда не единение с кем-то, а, наоборот, превращение в самостоятельную человеческую единицу, осознание своей исключительности.
«Чем я могу помочь ей?» Встретив Алю, Вадим ощутил чувство превосходства – его любовь к ней была созидательной. И как это чувство было не похоже на то давнее, зависимое, похожее на добровольное подчинение, чувство к Гале. Поменялись бы планы Вадима, окажись Аля дурнушкой? «А она и была такой!» – лукавил Вадим, вспоминая долговязость фигуры, унылость бледного лица, неправильную
Как хорошо, что не случилась страсть – чувство к Але не мешало думать, работать, строить планы. Оно грело ровно, радовало безмятежно, словно это была и не любовь, а проверенная временем старая дружба. Та же радость встречи, разговоров без судорог и смятения. Вадим не признавался себе в этом чувстве, оберегая его от ненужных встрясок.
Что он смог увидеть тогда у дверей пансиона? Аля целовалась с Тениным? Поцелуй, легкое объятие, выражение лица, ласковое и вместе с тем встревоженное… Вадим сам очень быстро забыл, что на самом деле он там увидел. Влюбленный в Алю, он уже путал домыслы с реальностью…
«Я не могу ее любить. Я женат. Аля – моя клиентка. Ее мать была права: самое тяжелое – это ответственность. Я между молотом и наковальней. Я не имею права на эту любовь. А Тенин, судя по всему, свободен. Он богат, имеет связи. Он вполне может ей обеспечить жизнь. И карьеру. Я буду ей не нужен. Я просто разорву этот договор. Если же понадобится помощь – помогу, даже если она будет встречаться с Тениным». Подумав об этом, Вадим даже скрипнул зубами. Чувство к Але оказалось сильным, «занозистым», таким, что вот так просто выбросить его из сердца не представлялось возможным. Он прекрасно отдавал себе отчет, что если Аля останется с Тениным и по-прежнему будет работать с Вадимом, то ему придется вытерпеть самое тяжелое испытание влюбленного человека. Ему придется быть с ней рядом и сознавать, что она принадлежит другому.
Вадим покинул Зальцбург, даже не повидав Алю. Он только справился в канцелярии, все ли в порядке у его подопечной, и, получив удовлетворительный ответ, тут же вылетел в Москву. Там его ждали Бочкин, собственная звукозаписывающая студия и певица Золотушкина, мечтающая о сольной карьере. «Господи, да сначала надо сменить фамилию!» – сказал Вадим покровителю Золотушкиной, бандиту Лене. «Так смени, я тебе плачу за все, что надо сделать!» – резонно ответил Леня. Он действительно платил, и платил так, что Бочкин, ответственный за переговорный процесс с клиентами, краснел от стыда, объявляя цены на услуги.
– Ты понимаешь, для этого мужика нет высокой цены. Вообще нет. Я уже превысил все мыслимые пределы, а он даже не моргает!
– Ну и что! Отлично, что не моргает, – рассеянно отвечал Вадим. Он видел, что дело пошло, и не только из-за безумно влюбленного транжиры Лени. Дело пошло, поскольку в России они действительно оказались первыми, кто предложил подобные услуги, старые же структуры, вроде студии грамзаписи «Мелодия», еще не могли опомниться от всех революций и дефолтов и почти не функционировали. К Вадиму пошли все те, для кого музыка была единственным куском хлеба. Концерты, гастроли, записи дисков – всем этим теперь занимались многочисленные сотрудники агентства.
– Бочкин, а не сменить ли нам место жительства? Тесно здесь стало. – Вадим критически оглядывал их офис.
Сотрудников у него было много, все сидели друг у друга
– Куда? Ты уже знаешь? – Бочкин был консерватором и что-либо менять не любил.
– Знаю. Здесь, не очень далеко, на Хорошевке.
На этот производственный квартал Вадим посматривал давно. Раньше здесь, в старых зданиях конструктивистского стиля, располагались заводы, имеющие отношение к оборонной промышленности. Вадиму нравилось это место, собственно, как и вся округа с небольшими домиками бывшего военного городка, парками и уютными дворами. В один прекрасный день сюда пришла реконструкция, и Вадим, заехавший по каким-то делам на Беговую, обнаружил, что маленькие домики отреставрированы, заводы переехали, а здания в конструктивистском стиле стоят с обшарпанными фасадами. Вадим смотрел на чернеющие переплеты окон, и в его голове возник безумный по своему масштабу план. «Я хотел построить империю. Так вот, лучше, чем это место, для нее не найдешь. Недалеко от центра, огромный комплекс оригинальных зданий, удобный подъезд для автомобилистов, рядом метро. Здесь можно будет сделать все!» – думал он, осматривая полузаброшенные здания.
В офисе он пока ничего не сказал, а стал наводить справки, кто же хозяин помещения: «Надо купить, пока это все почти разваливается. В этом виде цена будет невелика. А ремонт я сделаю уже так, чтобы все было связано друг с другом, чтобы это было единое целое. Надо сейчас только выйти на владельца, не поднимая шумихи и ажиотажа». Подняв все свои связи, Вадим выяснил, что весь комплекс зданий министерство передало на баланс некой организации и теперь готовился аукцион по его продаже. Вадима это огорчило – со слов знакомых он знал, что аукционы проводятся нечестно – будущий победитель проплачивает свой выигрыш. Ему же и времени терять не хотелось, и жаль было упустить понравившиеся здания.
Все следующую неделю он старался выйти на нужного человека, отвечающего за проведение аукциона. И наконец его соединили с молодой дамой по имени Виола. Вадим терпеть не мог телефонные переговоры и с места в карьер уговорил собеседницу принять его в любое удобное для нее время.
– Только если вы сможете у меня быть рано утром. И то – пять минут, не более. – В голосе дамы звучала капризность.
Вадим согласился и рано утром был по намеченному адресу с огромной коробкой дорогих конфет и маленьким зажимом для бумаг. Этот зажим он купил случайно в Австрии в старом магазине, и имел он форму изогнутых губ. Вещица была не столько старинная и дорогая, сколько забавная. Посеребренная, с внушительным клеймом мастера. Вадим понимал, что даму Виолу удивить ничем нельзя, но прийти с пустыми руками означало завалить дело сразу.
– Доброе утро, я тот самый Спиридонов, который вам звонил. – Вадим улыбнулся и достал из портфеля коробку конфет и пакетик с безделушкой. – Это вам, чтобы предстоящий день был приятным.
Виола, статная брюнетка, снисходительно улыбнулась:
– Вы по какому вопросу? По поводу аукциона? Но все условия мы опубликовали. Думаю, что не сможем вам помочь…
Виола произносила слова, как автомат. Лицо ее почти ничего не выражало. Вадим выслушал все внимательно, не перебивая. Когда дама закончила, он улыбнулся и спросил:
– А кто владелец здания? Это я спрашиваю, чтобы понять целесообразность дальнейших шагов. Ведь вы только проводите аукцион?
– Да, верно. А имя владельца – не секрет, но с вами никто дела иметь все равно не будет. И вы не представляете, какой вы по счету. Я согласилась на встречу, потому что, как мне кажется, я знаю вашего брата, Юрия Алексеевича. Не ошибаюсь, вы родственники?
– Да. – Вадим удивленно кивнул. – Вы догадались, узнали, выяснили?
– Интуиция чиновника. – Виола впервые улыбнулась естественной улыбкой, а Вадим впервые обратил внимание на то, что молодая женщина красива. «Она кого-то мне напоминает! – подумал он и стал лихорадочно вспоминать знакомых дам. – Только бы вспомнить, только бы вспомнить! Может, общие дела какие-то есть? Тогда – дело в шляпе!»