Откровение
Шрифт:
— Что-то кровяной колбасой с чесноком пахнет. Как будто караван рахдонитов на привале.
— А почему и нет?
Томас пренебрежительно фыркнул:
— Так рахдониты ж все — иудеи! Скупают всякую дрянь, а потом перепродают где-то в глубинах Востока.
Олег посоветовал:
— А ты присмотрись, присмотрись.
Тучи сползли с мертвой бледной как смерть луны. Призрачный свет залил
мир светящейся дрянью, резче выступили скалы. Томас хмурился, стискивал зубы. Здоровенные черти, толстые и неуклюжие, с кожаными крыльями за спиной, другие черти
— И здесь иудеи, — сказал Томас с отвращением. — А кого ж они там в котлах, а? Уже и не орут, охрипли... Глотки посрывали.
— Крестоносцы, — невинно сказал Олег, но видя, как рыцарь вскипел и начал нащупывать рукоять меча, ухватил за локоть. — Постой! Не только, конечно. Всякий там народ, разный. А сперва только своих сажали... ты позаглядывай в котлы, которые тут с самого начала! Одни иудеи.
Томас зашипел как змей:
— Издеваешься?
— Клянусь, — ответил Олег. Томас по тону понял, что на этот раз калика не врет.
— Ну тогда ладно, — проворчал он, все еще не остыв. — Если своих, то... пусть чуточку и наших... которые преступили законы рыцарства и чести. Правда, не понимаю: у них же свой должен быть ад! Иудейский! Какого черта они и в нашем аду, христианском?
Олег невинно заметил:
— А где их нет?
— Но все-таки, это же ад, не ихняя чесночная колбаса!
Калика сказал серьезно, зеленые глаза стали узкими как щели, высматривал проход:
— А они перешли из своего ада в ваш. Хотя, по сути, это тоже их, только порядки здесь малость другие. В филиалах надо применяться к местным обычаям... но интересы блюсти свои... Вон там тень лежит всегда, даже когда луна светит вовсю. Там переждем, когда та тучка приползет...
— Думаешь, наползет?
— Если какой-нибудь дуралей не вздумает отогнать. Эх, с каким бы я удовольствием связал всех колдунов и магов спина к спине... да забросил в самое глубокое место в океане!
Томас сказал саркастически:
— А ты чтоб остался один?
— Ах, Томас... Магом нравится быть первые сто-триста лет, ну, триста-четыреста. Так же, как хочется быть непобедимым воином в первые сто лет от рождения. А потом, когда приходит мудрость, когда начинаешь жить умом...
Он вздохнул, а Томас, перед которым распахнулась бездна веков, о которых калика говорит так равнодушно, с торопливостью в голосе сказал:
— Замолчи, я уже и так вон холодный камень!.. Кровь застыла... Скорее отсюда, а то я и не знаю...
Он выскользнул из щели, удары тяжелых молотов сотрясали землю, и чем ближе пробирались к гряде скал, где можно укрыться, тем сильнее там вздрагивала земля.
Олег поднял руку, Томас застыл с поднятой ногой. Между камней брел, освещенный слабым лунным светом, изможденный человек. Плоть на нем висела клочьями, ребра торчали наружу, как голые прутья орешника. Его шатало, он тащился медленно, загребая голыми ногами землю. Когда приблизился, Томас с содроганием разглядел обезображенное лицо. Под расколотой бровью темная пустая впадина, а глазное яблоко болтается на щеке, удерживаемое темными жилками и сосудами.
Томас в нетерпении выступил из тени:
— Погоди, добрый человек... Ты здесь, как по тебе видно, свой. Подскажи, как пройти к дворцу Вельзевула?
Человек посмотрел тупо, его шатало. Затылок, как только теперь рассмотрел Томас, был когда-то снесен могучим ударом, в открытом черепе что-то копошилось белое, склизкое.
— Вы, — проскрипел он, во рту темнели беззубые десны, — вы.. должны знать...
— Не получается, — сказал Томас. Его корчило от жалости и сострадания, он отводил глаза, но взгляд как зачарованный поднимался то к болтающемуся глазу, то к шевелению на черепе. — Подскажи, ты наверняка знаешь!
Человек посмотрел одним глазом, но Томасу почудилось, что и второй глаз тоже повернулся и смотрит на него недобро, с непонятной злостью.
— Как можете... не знать... Это знают все...
— Но не мы, — сказал Томас быстро и умоляюще. — Помоги, мы только что пришли из мира живых!
Человек отшатнулся:
— Нет!
Томас вскрикнул тихо:
— Кто бы ты ни был, ты же человек был!
— Нет, — ответил человек, обезображенное лице задергалось, на нем к изумлению Томаса отразилась злобная радость. — Не скажу... Пусть и вам достанется...
Он прошел мимо, даже ногами загребал не так сильно. Томас ошеломленно уставился вслед:
— Что с ним?
— Пойдем, сэр Томас. — сказал Олег нехотя. — Это и есть тот, которого слепили десятым.
— Этот? — не понял Томас.
— Или его потомство.
— А-а-а-а, — наконец сообразил Томас, — таких людей больше, чем хороших. Размножался, мерзавец, чересчур быстро, теперь понятно почему...
Почва вздрагивала, Томас услышал далекий полурев-полустон, от которого ужас сковал все тело. Земля дрогнула снова. Будто неведомый подземный великан пытался выбраться из могилы. Олег бежал с суровым лицом, Томас, задыхаясь, осмелился спросить:
— Никто не выскочит... из-под земли? Нам только оттуда не хватает.
— Из Тартара? — переспросил Олег, — да пока еще никто не выбирался...
Уверенности в его голосе не было, Томас сжался в комок, прибавил шагу, хотя уже купался в ручьях рыцарского пота. Олег поглядывал по сторонам, бежал как белка по дереву, на замученного рыцаря внимания почти не обращал. В голове Томаса стучали молоты, он даже калику видел смутно, а когда тот на ходу обратился с вопросом, Томас не услышал, переспросил:
— Что?
— Впереди говорю, нарака, а слева от нараки диюй. Как думаешь, проще через нараку? Или через диюй?
Томас прохрипел, качаясь от усталости:
— Через диюй...
— Понятно, — согласился Олег, — значит, через нараку.
Томас зло просипел:
— Так чего ж спрашивал?
— А чтобы не ошибиться, — ответил Олег убежденно. — Тут один шаг в сторону — и костей не соберешь. Обязательно надо с тобой советоваться.
Томас прошептал про себя, что когда-нибудь рассчитается за все эти штучки.