Откровение
Шрифт:
— Томас... спасибо...
— На том свете сочтемся, — буркнул Томас, ругнулся. — А, черт... Сейчас мы на каком?..
— Молодец, что не послушал... Ты его почти разрубил с первого же удара...
— Но какой живучий! Еще как трепыхался!
— Да... И последний удар был хорош. Ты перебил хребет.
Томас спросил с осторожностью:
— А сейчас оно... издохло?
— Да... Не понимаю только, зачем из последних сил ползло к пропасти?
Томас посмотрел в темноту, где угадывался край:
— Не хотел, чтобы сняли шкуру?
— А
— Вообще-то нет, — признался Томас. — Я ж не дикий рус, что шкурами убитых врагов накрывает коня, из черепов делает чаши, а кожей с рук обтягивает колчаны! С другой стороны, снимал же с убитых оленей, кабанов, медведей, а в Сарацинии — с ихнего зверья... Хотя нет, не до шкур! При чем тут шкуры? Даже если золотая, как у того барана, за которой святой Язон плавал с двенадцатью монахами. Мы не за шкурами пришли, сэр Олег.
Край тучи медленно светлел, а внизу смутно проступили сперва вершины острых, как зубы, скал, затем засеребрились круглые валуны. Олег сидел, весь залитый неприятным мертвенным светом. Томас заметил, что калика морщится, зажимает ладонью правое плечо. Между пальцами проступило темное. Томас сглотнул комок, молча взмолился, чтобы у калики хватило языческой нечестивой мощи, дабы заживил раны с той же быстротой, как и на земле, когда мог пользоваться своей богопротивной магией. Дыхание из груди калики вырывалось все еще сиплое, словно там раздували мехи.
Томас ощутил вину, что он, молодой и полный сил, встречает опасность, весь закованный в сталь... сейчас уже сильно измятую, а отшельник дрался со зверем грудь в грудь, такой же как и у него голой... ну, пусть такой же волосатой, сражался голыми руками на равных.
Из-под ног сильно пахло убийством. Сапоги чавкали в застывающей крови, а когда Томас рассмотрел под ногами нечто блистающее, он нагнулся и постарался подцепить блестку, надеясь втайне, что вышиб зуб чудовища, можно взять с собой, а ежели уцелеет, то будет хвастаться перед другими рыцарями.
Пальцы подняли из темной крови длинное жесткое перо. Самый кончик блистал, там не было крови.
— Олег, а такого зверя знаешь?
Олег взял перо, стер пальцами кровь, помял, понюхал. Из под крови и грязи проступила белизна с серебристым оттенком. Ноздри тревожно дернулись, запах от пера не просто чужой или враждебный, а такой, что мышцы напряглись, а в горле само зародилось грозное рычание. Рыцарь не учует, он слишком благороден, а это уже наполовину слеп, а он сохранил лесную привычку улавливать даже самые слабые запахи. По запаху любой охотник определит матерость зверя, стать, силу, возраст... Олег чувствовал как шевелятся, понимаясь, волосы на затылке. Он знал, что уже повидал всех зверей на свете. Они не берутся ниоткуда. Но с этим зверем еще не сталкивался.
Томас видел, как лицо Олега потемнело. Рыжие брови сдвинулись на переносице, глаза посуровели.
— Что-то знакомое? — спросил он с тревогой.
— Нет, — ответил Олег медленно.
— Слава богу!
Олег покачал головой:
— Меня незнакомые пугают больше.
— Да ладно, — возразил Томас. — Справились же. А перья... что ж, значит, черти бывают не только в шерсти как наш полковой прелат, но в и перьях. Только и все! Скажу ему, ахнет.
Он говорил беспечно, но в голосе угадывалось страшное напряжение. Олег отвел взор. Рыцарь чувствует, что он недоговаривает что-то важное. Но пусть пока не догадывается, насколько важное. И насколько важно то странное превращение, которое успели прервать!
Они прошли всего несколько шагов, когда Томас внезапно метнулся в темноту. Олег услышал жалобный крик. Вскоре рыцарь вытащил низенького человека, вовсю пинал ногами, свободной рукой бил по затылку. Когда подтащил ближе, Олег разглядел что человек странноват: слишком темен, из курчавых волос торчат короткие рога, а те побелели от старости. Под истрепанным лапсердаком на спине вздувается уродливый горб.
— Мерзавец! — орал Томас. — Наконец-то я тебя поймал.
— Ясновельможный рыцарь...
— Я ж говорил, и в аду отыщу?
Олег услышал жалобный крик:
— Да-да, конечно... Только вы говорили про себя, потом, ой-ой!.... конечно, я обязан был слышать!
— Да я шкуру спущу! Чучело набью... Раздеру... Нет, лучше в геенну зашвырну, а то без грешников и не геенна вовсе...
Олег наблюдал с любопытством. Гордый рыцарь не часто бывал в такой ярости. Разве что когда обгорелый утащил Ярославу. Не иначе как что-то столько же важное.
— Сэр калика, я изловил мерзавца, который подлым обманом, хоть и без колдовства, признаю, выиграл коня. После чего я как распоследний простолюдин тащился, как и ты, пешком.
Он разжал пальцы. Горбун рухнул Олегу в ноги:
— Смилуйтесь, господин! Замолвите слово перед грозным рыцарем. Это же дракон, а не рыцарь! Я сам искал вас.
— Ах, искал! — проревел Томас. Он дал пинка в бок. — Что, еще и на мой меч глаз положил?
— Зачем бедному иудею меч?
— Ах, так ты и без меча обдерешь как русский медведь липку?
Горбун ухватил Олега за ноги:
— Замолви слово, у него ж ноги железные, как и лоб!
Олег кивнул Томасу, тот видел напряжение и тревогу в зеленых глазах. Да и сам, несмотря на ярость, ощутил недобрый холодок. Почему горбун бросается искать защиты от могучего рыцаря к простолюдину, да еще такому неприметному: в старой звериной шкуре, нечесаному, неухоженному. Знает о них больше, чем они показывают?
— Погоди, — остановил Томас Олега. — Пусть сперва признается. Ты все-таки черт?
Горбун умоляюще посмотрел на Олега, но, видя, что защиты пока нет, искательно и с некоторым укором поднял взор на грозного рыцаря:
— Ай-яй-яй, ясновельможный рыцарь, а рассуждает как простой йемен. Это для простого люда мир прост как их коровник, а рыцари... тем более — короли, знают о разных тайных службах, о другой жизни вроде бы привычных явлений...
Томас гаркнул, бешено раздувая ноздри: