Откровение
Шрифт:
— Ты мне голову не морочь! Я не строю из себя умника, того бы ты уже обвел вокруг пальца, а сейчас вот мой меч — твоя голова с плеч. Посмотрим, у черта вырастет ли другая?
Он зловеще выпростал меч, широко замахнулся. Горбун в диком страхе обхватил колени Олега:
— Неужто рыцарь ударит в спину?
Олег предостерегающе протянул руку:
— Томас, погоди. А то ненароком и мне обрубишь... хоть я и отшельник, но все же. Что-то мне его гнусная рожа кого-то напоминает. Ты случайно не сын Исхамона?
Горбун вскрикнул, растирая
— Сын. Но почему случайно?
— Такая рожа могла получиться только случайно. Говори, кто послал? Зачем? Что велел? Сбрешешь — умрешь не от меча. Я не рыцарь. Ты у меня издохнешь так, что ваш Сатана примчится перенимать опыт.
Горбун пролепетал:
— Да-да, наслышан. Я могу отличить рыцаря от... не рыцаря.
Томас насторожился, видел, как Олег метнул в его сторону огненный взор:
— Наслышан? От кого?
— Ну, о великих героях, как и великих злодеях, все почесать язык любят. Я уж не упомню, кто и что говорил, но говорили... Не то у тебя шубу украли, не то ты украл... А шел я, чтобы повиниться перед рыцарем. Все равно конь мне не достался.
Томас онемел от такой наглой лжи. Его могучий кулак взлетел над головой черта, тот втянул ее в плечи, а калика сказал быстро:
— Говори, что слышал о женщине из мира живых?
— Какой... женщине?
Олег сказал раздраженно:
— Не прикидывайся. Не каждый день, даже не каждый век из мира живых уволакивают человека. Кто?
Томас ухватил черта за черную шею, сдавил. У того глаза полезли на лоб, посинел, пасть открылась, высунулся лиловый язык. Оба едва расслышали слабый сип:
— Ры... царь... Гудвин...
Томас чуть разжал пальцы, черт уже закатывает глаза, а Олег сказал нетерпеливо:
— Это своей чертовой бабушке скажи. Гудвин — тля, мальчик на побегушках, как и все рыцарство. Кто послал Гудвина?
Томас, дернувшийся при оскорблении рыцарства в лице Гудвина, снова сдавил шею черта, а другой рукой прищемил ему нос:
— Говори.
Черт просипел, из лиловых глаз выкатились две крупные слезы:
— Меня прибьют...
— Разве ты смертен? — удивился Олег.
— Или сошлют, — прошептал черт.
— А что может быть дальше ада?
— Это... цветущий сад... в сравнении... что ждет вас...
Томас поежился, но голос держал рыкающим, нагоняя на иудея ужас:
— И туда придем... за правом первой ночи! А ты, если не скажешь сейчас...
Черт дрожал, из глаз ручьем катились крупные слезы, с шипением шлепались на землю, исчезали, оставляя выжженные круги. Калика, гадко ухмыляясь, взял его за хвост и начал наматывать на кулак. Черт побледнел, скосил умоляющий взор на рыцаря, но тот уже побывал в Сарацинии, насмотрелся, лицом не дрогнул, слыша как скрипит кожа, а потом уже и трещит. Черт взвизгнул:
— Ее... увели... к Вельзевулу!
— Врешь! Вельзевул о ней и не слышал. Кто еще мог приказать такое?
— Не знаю... не смею... Тогда только сам...
Олег внезапно ухватил горбуна за ворот, рванул. Томас едва удержал добычу, ветхая ткань затрещала, он заранее задержал дыхание и сморщил нос, но на месте отвратительного горба зашевелилось грязное тряпье, лохмотья перепрелых кож, выпростались, и Томас от изумления едва не выпустил пленника.
Горб расползся в стороны старыми кожаными крыльями, похожими на крылья огромной летучей мыши, потертыми, с трещинками на суставах. Остатки шерсти сохранились только на внутренней стороне, а сухожилия от старости выцвели, сухие, словно выбеленные ветрами кости.
— Так он и летать может? — ахнул Томас. — И ему понадобился мой конь?..
Он люто тряхнул пленника. Тот бросил быстрый взгляд на Олега, лицо посинело, из перекошенного рта вырвалось причитание:
— Разве это крылья? Вы бы видели мои крылья, когда я был молодым! То были крылья! А сейчас всяк норовит пнуть старого иудея...
Олег кивнул Томасу на край пропасти:
— Сбрось. Проверим, в самом ли деле здесь горячий воздух не возносится... или только глазам мерещится.
Черт взвыл, его затрясло:
— У вас же говорят, что если смолоду ворона не летала в поднебесье, то не полетит и под старость!
— Самое время научиться, — подбодрил Олег. — Ты ж не ворона, а орел!
Томас подтащил черта, тот вопил и упирался, падал ниц и хватался за железные рыцарские колени. Томас с превеликим удовольствием стукнул железным кулаком между ушей. Олег посматривал по сторонам, но пока лишь голые скалы.
— Я не смогу, — вскрикнул черт.
— До дна далеко, — сказал Олег ободряюще, — успеешь.
А Томас добавил злорадно:
— Или успеешь вспомнить всю свою нечестивую жизнь, покаяться.
Он поднял его за пропастью. Черт зажмурился, завопил тонким голосом:
— Все-все, я понял! Вам нужно добраться до самого Сатаны, так понял? Если не так, меня можно поправить.
— Так, — ответил Томас. Он поднял его на головой повыше, словно пропасть казалась ему недостаточно глубокой. — И что ты понял еще?
— Что только я смогу провести вас к нему, — почти прошептал черт упавшим голосом, он всячески отворачивал голову от огненной пропасти, на шее вздулись сухие старческие жилы. — Только я знаю, где он трудится, где развлекается...
Томас отпустил на землю, сунул под нос железный кулак:
— Понюхай, чем пахнет? Вздумаешь обмануть, я тебя расплющу на милю в длину.
А Олег спросил заинтересованно:
— А чего ты... дело прошлое... так страшишься пропасти? Все равно, клочья сползлись бы обратно, кости бы срослись... постепенно.
Черт вытер дрожащей рукой лоб, ответил быстрым испуганным голосом:
— Ты боишься боли... я боюсь высоты. У меня все обмирает, когда подхожу к краю пропасти. Боюсь до свинячьего писка, но так и тянет туда броситься. Внутри все леденеет от ужаса, а ноги все равно просятся шагнуть...