«Откровения о…» Книга 4. Верность
Шрифт:
– Нет, Ник. Я не вижу о чём тут говорить, всё и так понятно. Это невыносимо! Ты словно повинность какую-то со мной отбываешь. Зачем? Или, думаешь, я не знаю о твоих отношениях с Анной? Или, думаешь, мне не больно о них знать? Хотя нет, не больно. УЖЕ не больно. Мне просто надоело это всё! Живи с ней открыто, если хочешь, это твоё право, только дай мне развод!
Он опустил голову, и надолго замолчал. А я вдруг испугалась. Если сейчас он начнёт взывать к моей совести, напоминать о том, что сделал для нас с Алексом – мне нечем будет крыть. Он ведь действительно сделал всё, что мог. И только благодаря ему я сейчас на свободе – со знанием
– Мила, я не дам тебе развод, – наконец спокойно сказал он.
– Как хочешь! Значит, я подам на него в одностороннем порядке.
Ник кивнул.
– Твоё право, в конечном итоге от меня мало что зависит. Но имей в виду, что Алекс останется со мной. И это даже не обсуждается. Хочешь уйти – уходи одна.
У меня аж в глазах потемнело.
– Николос, ты… Ты не посмеешь!
– Формально, я его настоящий отец, а ты всего лишь моя жена. – Поднял голову, посмотрел на меня жёстко, без тени сочувствия. – Или ты забыла?
– Ник…
Запиликал селектор, Ник нажал кнопку громкой связи.
– До начала совещания три минуты, – напомнила секретарь.
– Хорошо, Анна. Спасибо.
Я невольно усмехнулась. А ведь он даже не дрогнул, когда я созналась, что знаю о них. Может, потому, что давно уже было понятно, что знаю, но терплю? И что? Рассчитывал, что это будет тянуться бесконечно? Ну что ж… Как ни горько признавать, но верно рассчитывал. Вот только не надо было перегибать палку!
– Николос, очнись, Алекс мой сын! МОЙ! И если понадобится, я буду доказывать это в суде. Генетическую экспертизу не обманешь, и ты прекрасно это понимаешь.
– Извини, тебе пора, – собирая документы на столе в аккуратные стопочки, ответил он. – И давай всё-таки поговорим спокойно. Сегодня я приеду пораньше.
***
До вечера я передумала всё что могла – вплоть до того, чтобы просто взять Алекса и сбежать. Глупо конечно, сама понимала. Ведь куда я могла увезти ребёнка без визы и согласия отца, кроме, как в одну из стран Евросоюза? Да и увезла бы, а дальше что? Уже на второй день его отсутствия в школе этим заинтересовалась бы дирекция, а затем и Schulamt 4
4
Schulamt – Министерство школьного образования Германии (Staatliches Schulamt)
Это ведь не Россия, где можно прогуливать школу по записке от мамы – просто потому, что неохота, а потом тупо нагнать программу к концу четверти. Здесь за каждый пропущенный день нужно отчитаться.
Да и вообще всё глупо, кроме одного – пойти на мировую, дожидаясь совершеннолетия Алекса. Ведь я-то, конечно, стала гражданкой Германии: и язык выучила, и образование получила, и работу в частной Галерее искусств, но для коренных немцев я всё равно оставалась эмигранткой, и это чувствовалось в их отношении – слегка небрежном, слегка снисходительном и заведомо предвзятом. Я словно всегда была слегка «не до», как впрочем, и любой другой эмигрант. И это в обычных, бытовых вопросах, а чего уж говорить об участии в судебных разбирательствах, которых я, к слову сказать, боялась, как огня? Камила Петровна Трайбер, в девичестве Иванова, это ведь что-то с чем-то! С таким прошлым только и оставалось, что сидеть тише воды, ниже травы.
Николос действительно приехал пораньше. Как ни в чём не бывало, принял душ, переоделся. Появился на пороге гостиной, где я сидела, тихонечко, словно мышка, и лихорадочно соображала, как же мне себя вести.
– Ты готова?
– Смотря к чему.
Он спокойно прошёл к фортепиано, открыл крышку.
– Надень что-нибудь эффектное. Например, то красное платье, в котором ты была на благотворительном ужине в Кёльне.
– Оно бордовое… – машинально поправила я.
– Неважно, – присев на банкетку, Ник тронул клавиши. – Надень его. У меня для тебя сюрприз.
Сюрприз удался. Ник привёз меня в ресторан, и не абы какой, а русский! Видимо он открылся не так давно, потому что раньше я о нём даже не слышала. А не услышать было бы трудно, назывался-то он «Маруся»!
Шикарный, дорогой интерьер в стиле русского модерна – со всей этой лепниной, растительными орнаментами, витражами и перламутровыми инкрустациями. И я в своём длинном бордовом платье с открытой спиной, собирающая взгляды присутствующих…
Отозвалось. Ох, как отозвалось! Я словно очутилась в царской России начала прошлого века, где-то в среде русской интеллигенции. И даже Николос, такой чопорный и безэмоциональный пришёлся мне как нельзя более в пару.
Наш столик располагался напротив небольшой сцены с роялем цвета слоновой кости, возле которого стояла гитара. Стояла скромно, даже слегка в сторонке, но при этом словно была гвоздём программы – так и притягивала взгляд. А может, я просто искала повод не смотреть на Ника…
Он объяснял мне, что сложности в семейных отношениях это норма, и что в нашем случае они хотя и цикличны, но поверхностны. И что на самом-то деле нет ни единой веской причины для того, чтобы расторгнуть брак.
А я рассматривала чёрную гитару и думала: «Господи, сколько же шика в том, что она матовая! Какой изящный контраст с зеркальным глянцем рояля»
Ник, убеждал меня в том, что разногласия неизбежны в любом интернациональном браке, и это не страшно, это всего лишь разность менталитетов.
А я смотрела на гитару, и мне казалось, что её бархатная тьма пылает сумасшедшим пламенем. И золотые искры летят в небо. И ветер в волосах. И свобода зовёт, зовёт… И в памяти всплыли вдруг строчки романса, что пела когда-то моя бабушка: «Цыганка – дочь костра и ночи, не приценяясь, жизнь сменила на любовь…» И тут же – жгучие смешливые глаза, словно заглядывающие в душу, и мимоходом брошенное мне: «Всё равно ты не будешь с ним. Забудь лучше сейчас, или наплачешься!» А я не послушалась тогда. И наплакалась на всю жизнь вперёд.
Я вдруг вздрогнула. Оказалось, это Ник накрыл мою ладонь своею:
– …Мила, ты меня слышишь?
– Что? Извини, я задумалась. Что ты сказал?
Его рука была тёплая, а в этом простом жесте – неожиданно много смысла. Он, человек, однажды обиженно возненавидевший Россию и всё, что с ней связано, привёл свою русскую жену в русский же ресторан, и, сжимая в пальцах её руку, убеждает в том, что не хочет разводиться. На русском убеждает! Пытается достучаться.
– Я спрашиваю, а чего не хватает тебе? Мы ведь взрослые ответственные люди и можем просто договориться. Да, я не готов пересмотреть своё отношение к твоей стране, но признаю, что не должен угнетать тебя в праве на национальную принадлежность.