«Откровения о…» Книга 4. Верность
Шрифт:
– Испугался? – оправила юбку-карандаш, накинула жакет. – Не поеду, Олег, знаешь же. Максимум, провожу на самолёт. Всё.
Он небрежно, с заметным облегчением пожал плечами:
– Ну ладно, проводи. Завтра в три вылет. Мил… – попытался снова притянуть меня к себе, но я нетерпеливо сбросила его руку и, дозаплетя косу, вышла в прихожую. Он следом. Подал молочно-белое кашемировое пальто, уткнулся лбом в моё плечо: – Может, спустимся вниз, кофе попьём? Я ж до сих пор не научился тебя отпускать, знаешь же… Душа каждый раз наизнанку, как впервые!
Ну-ну, сладкоголосый, не переигрывай. Не видишь – фрау не в том настроении.
Я неспешно окинула себя взглядом в большом зеркале, подкрасила губы холодным винно-красным и только после этого
– Долгие проводы – лишние слёзы, герр Князев. Завтра к часу подъеду, не бери такси.
Глава 2
Ещё только начинало вечереть, но Рождественская феерия уже озолотила улицу бесконечными пока ещё бледными огнями гирлянд и вывесок. А через пару часов город и вовсе превратится в сказку! Откуда-то пряно тянуло корицей и свежей выпечкой, и тут же – поджаренными на открытом огне сосисками. Под козырьками торговых лавок перезвякивались на ветру колокольчики и гомонили вездесущие, вечно радостные туристы, даже не замечающие, как со стороны моря медленно наползает липкий туман, от которого всё тут же становится влажным и холодным. Зябко. Жутко захотелось горячего глинтвейна.
Не любила я слякотные местные зимы, особенно декабрь, который каждый раз словно мстил серостью и промозглостью за поистине золотую осень. Через два дня католическое Рождество, а снега до сих пор не было, только ледяные дожди по ночам, а днём – холодный влажный ветер с моря. Надо будет на Новый год рвануть в Альпы. Хотя бы на пару денёчков. Не ради лыж, на которые я так и не встала, а просто поскрипеть снегом под ногами. И тайком сгрызть какую-нибудь самую настоящую уличную сосульку. Как в детстве.
Чем, помимо живой музыки от маэстро «Олека Кнезефа» – как называли моего сладкоречивого любовника немцы, мне нравился русский ресторан «Маруся» – так это платной парковкой прямо перед входом. На пресыщенной магазинчиками, кафешками и ночными клубами улице это была настоящая роскошь! Правда, не всегда везло со свободным местом, но сегодня получилось занять его с первого же раза. Возможно потому, что я приехала к Олегу ещё днём, сразу после того, как отвезла на занятия Алекса.
Вообще, со вчерашнего дня уже начались Рождественские каникулы, но по настоятельной рекомендации психолога Алекс занимался в баскетбольной секции при гимназии, так что тренировки три раза в неделю никто не отменял даже в праздники.
Нет, у Алекса не было проблем с психикой, просто по своему внутреннему возрасту он был старше одноклассников, и ему было скучно с ними, что выражалось в его некоторой обособленности. А если добавить сюда то, что у него с самого детства проявилась выраженная способность к скетчингу 2 , то вышло так, что избегая общения с одноклассниками, Алекс обычно погружался в рисование. И всё бы ничего, если бы не то, что именно он рисовал. А рисовал он то, что видел, плюс то, что любил. А любил всё то, что связано с оружием, военной техникой, коммуникациями и военным делом вообще. Вот и получались у него то одноклассницы-снайперши, то одноклассники-артилеристы, то преподаватели-разведчики в камуфляже… И очень классно, надо сказать получались! Довольно грамотно и по пропорциям, и по композиции, с некоторым портретным сходством и изрядной долей фантазии – я, например, была уверена, что он рисует настоящее оружие и обмундирование, а оказалось – сам придумывает, основываясь на конструктиве реально существующего. Ну и разве это плохо?
2
Скетчинг – искусство очень быстрого рисунка, метких зарисовок.
Я считала, что нет, но психолог из прежней, государственной гимназии, видел в этом повышенный уровень подростковой агрессивности, замешанный на замкнутости и, как следствие, грозящий ребёнку серьёзными отклонениями психики в будущем. И пытался ему помочь. То есть вылечить. Назначал профилактические антидепрессанты, а нас с Николосом исподволь проверял на соответствие «родительской норме», прося заполнить то одну, то другую анкету об отношениях в семье и уровне личной усталости.
Я посмеивалась про себя над беспокойным вездесущим европейским «носом», а Ник ворчал, что это всё дикая русская кровь виновата. И всё бы ничего, но три года назад Алекс в разговоре со мной случайно обмолвился, что психолог спрашивал: а не хотел бы Алекс попробовать пожить в другой семье? В такой, где будут ещё дети-сверстники, а родители меньше работают, уделяя больше времени домашнему общению?
И вот тут-то меня бомбануло! Я сразу же рассказала об этом Нику, и надо отдать ему должное, несмотря на свою глобальную загруженность и ощутимую натянутость наших с ним отношений, он тут же устроил независимую психологическую экспертизу с участием специалистов такого уровня, что не подкопаешься. Экспертиза показала полную адекватность и Алекса, и нас, его родителей. А после этого Ник тут же перевёл сына в частную гимназию – очень дорогую, но с гибким личностным подходом к ученикам. И фрау Штуль, штатный психолог, выслушав мои откровенные признания в том, что у мальчика в роду по мужской линии были профессиональные военные – такие же упёртые и независимые как Алекс, и, проведя с ним некоторые тесты на профпредрасположенность, согласилась с тем, что, скорее всего, здесь имеет место быть наследственность. Но обратила моё внимание на то, что, несмотря на это, не стоит потакать ребёнку в замкнутости, наоборот – нужно помочь ему развернуться лицом к социуму, и настоятельно посоветовала отдать его в командный спорт. Так Алекс и оказался в баскетболе. И не сказать бы, чтобы он к этому рвался, сам-то он мечтал о боксе, но его высокий рост и дух командного соперничества сыграли добрую службу. Алекс втянулся в тренировки.
Все эти волнения с комиссиями, психологами и сменой гимназии происходили в ту пору, когда ему только исполнилось двенадцать, и сам Алекс был похож на неуклюжего, растерянного щенка, не понимающего в чём его вина – ведь учился-то он на отлично и никого не трогал! Надо сказать, я тогда тоже не отличилась ничем, кроме паники по поводу того, что Алекса могут забрать из семьи. Теперь же, на пороге пятнадцатилетия он не только сильно вытянулся в росте и, благодаря тренировкам значительно окреп физически, но и стал более гибким в суждениях и приобрёл авторитет в классе. И я была безумно благодарна и Нику, и фрау Штуль за то, что три года назад они проявили настойчивость.
Выглянув через витрину кондитерской лавки на парковку, я нащупала в кармане брелок, пикнула автозапуском. Моя ласточка, белоснежная красавица Honda Accord с дерзкими, наглухо тонированными в зеркальный антрацит стёклами приветливо моргнула раскосыми фарами и фыркнула клубом дыма. Прислушиваясь к возбуждённому щебетанию французских туристов, я дождалась своей очереди, взяла безалкогольный глинтвейн «с собой» и яблоко в карамели для Алекса. Вышла на улицу, достала телефон.
– Сынуль, привет! Я еду?
– Привет, мам. Ты чего-то рано. Мы только закончили.
– Получилось пораньше освободиться. Но ничего, я подожду. Ты голодный? Хочешь печёное яблоко?
– Ну… Лучше сосиску.
Я рассмеялась:
– Ладно. Собирайся, скоро буду.
Попивая глинтвейн, немного прогулялась вверх по улице, купила парочку жареных в капустном листе колбасок, попросила упаковать их в термобокс. Уже отходя от прилавка, услышала вдогонку: «So beautiful baby!». Удивлённо обернулась – кто тут такой смелый? Не то, чтобы я была неприкасаемая – слова мне не скажи, а просто не каждая фрау осталась бы довольна таким вниманием. А некоторые и вовсе оскорбились бы. Это же сексизм, делать незнакомой женщине комплименты! Смех, да и только – я к этой философии так и не привыкла. Мне по-прежнему нравились и комплименты, и мужское внимание.