«Откровения о…» Книга 4. Верность
Шрифт:
Смельчак оказался невысоким, чернявым, слегка пучеглазым. Характерным таким – в кожаном полупальто и кепке, в лаковых «крокодиловых» туфлях и с барсеточкой под мышкой. Классика. Как будто на машине времени прилетел. И ничего особого не хотел, просто не удержался, выразил восхищение. Я кокетливо улыбнулась и ответила на родном:
– Спасибо.
Он с готовностью подмигнул:
– А я так и понял, что ты русская.
– Сильно заметно?
– С первого взгляда. Наши женщины самые красивые, а у тебя ещё и коса такая! Ты не Алёнушка, случайно? Иванушку себе не ищешь?
Постепенно смеркалось, огни разгорались всё ярче, толпа гуляющих гомонила
Просто стояли и болтали ни о чём. Как я и определила с первого взгляда, Давид оказался армянином. Сам из Краснодара, приехал в Германию с двоюродным братом и дядей покупать машину с рук. Сейчас, вот, спустился из апартаментов за сосисками к ужину. Я посоветовала им сходить лучше в ресторанчик традиционной немецкой кухни, здесь, неподалёку. Он спросил, а как тут вообще живётся, стоит ли переезжать сюда на ПМЖ, я ответила, что не знаю, так как уехала из России почти пятнадцать лет назад и совершенно не представляю как там сейчас. Он как-то непонятно махнул рукой:
– Да по большому счёту, всё так же. Только магазинов больше стало.
В кармане пиликнула сигналка, давая знать, что автозапуск, так и не дождавшись меня, отрубился.
– Ладно, Давид, мне пора, – искренне улыбнулась я. – Приятно было поболтать, передавай привет брату и дяде. И счастливо вам доехать домой. И кстати, будет время – обязательно сходите в местный Морской музей, такого больше нигде в мире нету!
– Давай, землячка! – он неожиданно открыл руки для объятия, и я поддалась душевности момента.
Обнялись, как давние знакомые, и я собралась уже идти, как меня неожиданно дернули под локоть и потащили в сторону.
– Так тебе, значит, ехать пора, да? И куда же, интересно? На блядки?
– Землячка, всё нормально? – тут же окликнул меня Давид.
Я махнула ему рукой:
– Да, всё хорошо, спасибо! – и повернулась к Олегу. – Какого хрена происходит?
– Да, вот именно! Какого хрена? Значит, со мной посидеть у тебя времени нет, а с мужиками левыми тискаться – есть, да? Кто это? – мельком глянул на так и не ушедшего, наблюдающего за нами Давида и склонился ближе к моему лицу. – Любовник?
Я не выдержала, рассмеялась:
– Это последний русский, Серёжа! Он меня понимает и жалеет. 3 – И выдернув локоть из его пальцев, пошла прочь.
– Какой ещё Серёжа? – не понял тот киношного прикола. Поспешил за мной. А когда дошли до машины, схватил за плечо, вынуждая повернуться к нему: – Нет, погоди, я не понял, ты чего тут устраиваешь? Это месть что ли? Я же сказал: не истери, на неделю всего лечу! На новый год здесь уже буду!
– О Господи, Олег, да хоть на месяц! – вспылила я. Настроение резко поползло вниз. – Хоть на два, понял? Пофиг мне. По-фиг!
3
Фраза из к/ф «Гардемарины, вперёд!»
Он охренел. Замешкался, соображая как реагировать.
– Так кто это был?
– Да говорю же, последний русский… – снова начала было я, но он вдруг схватил меня за подбородок, с силой сжал пальцы:
– Детка, ты охренела? Бросить меня решила? На хача этого променять?
От неожиданности я попятилась назад, оступилась, но, взмахнув руками, удержала равновесие. В голову ударила кровь. И ярость.
– Руки убрал от меня, сука… – прошипела я сквозь зубы и впечатала ему в грудь бумажный стаканчик с недопитым глинтвейном. По пальцам к запястью тут же потекло ароматное тепло. – И если ещё хоть раз…
Он отпрянул. Нервно стряхнул со своего пижонского пальтишка потёки виноградного сока.
– Ты дура психованная!
– На хренпошёл, урод!
Запрыгнула в машину, бросила на переднее пассажирское бумажный пакет с колбасками и яблоком для Алекса. Потряхивало. Вот чего я так и не смогла преодолеть даже после длительной работы с психологами, так это паники от проявления физического насилия по отношению к себе. Может, это потому, что ни одному из четырёх специалистов я так и не рассказала о том, что пережила в том чёртовом подвале?
Откинула козырёк, глянулась в зеркало: лицо бледное, глаза перепуганные, а на подбородке красные пятна от пальцев Олега. И только теперь почувствовала, что до сих пор больно. В носу тут же засвербело, взгляд затуманился слезами. Лихорадочно оправила волосы, постаралась взять себя в руки. Сунула ключ в зажигание и заметила вдруг насыщенные розовые пятна на молочно-белом рукаве. И тут же, словно это стало последней каплей, меня прорвало. Вцепилась в руль, ткнулась в него лбом и заревела. И вот казалось бы – с чего? Сложно сказать, но не из-за пальто, точно. Просто всё как-то одно к одному. Всё как-то не так и не то.
Глава 3
Двумя годами ранее. Август – ноябрь 2008г.
Пока поднималась в лифте на нужный этаж офис-центра, пыталась унять сердце. Что я ему скажу? Как? А главное – ну согласится он… И что потом?
Да что, что – ничего ужасного! Не я первая, не я последняя. Совесть? К чёрту её! Неужели я не имею права на элементарное уважение?!
А в остальном – моей зарплаты и социальных выплат нам с Алексом вполне хватит на жизнь среднего достатка. Да, ему снова придётся поменять частную гимназию на государственную, но, возможно, это и к лучшему? Тогда можно будет переехать, например, в Дрезден и сразу сориентировать Алекса на поступление в Высшую школу изобразительных искусств. Или в Дрезденский Технический университет – в зависимости от того, куда его окончательно развернёт, к искусству или к инженерии. А если захочет пойти по военному профилю – так и вообще не важно, где именно заканчивать школу.
Но это всё потом, сейчас бы понять, как говорить с Николосом…
Шла по коридору, стараясь не цокать каблуками, чтобы не привлекать к себе внимание, но всё равно ловила вороватые взгляды снующих вокруг клерков. Мужики они и есть мужики, как бы ни пыталось современное общество уравноправить и обезличить гендерный фактор. И моя ли вина, что местные женщины, в большинстве своём, не считают нужным носить на работу макияж и хоть сколько-нибудь женственную одежду? Нет, они вовсе не «страшные», как я частенько слышала по юности на родине – это всё дурацкий стереотип. Они обыкновенные. Встречаются как несуразные, так и симпатичные, и даже красивые – как везде. Но ведь любую привлекательность можно убить мешковатой, хотя и удобной одеждой, и усреднёнными, грубоватыми манерами. Я же так не хотела. Мне нравилось украшать себя и быть женственной. И я предпочитала перетерпеть день на неудобных каблуках и иметь у себя в студии и в машине сменные балетки на плоском ходу, чем и в пир, и в мир ходить в одних и тех же полуспортивных мокасинах.