Откровенные записи Кости Хубова
Шрифт:
Сказала: «Когда Ванечка через год вернётся из армии, будет жить там самостоятельно».
Зина заботливо выхаживала меня. Пригодился стеклянный столик на колесиках. Подвозила еду и лекарства к постели. Названивала с работы, чтобы узнать, как я себя чувствую.
Из-за трат на свадьбу, из-за того, что Зина сунула Ване последние деньги, мы остались на мели.
Я лежал в постели, всё думал о том, что ничего не способен сделать, пока не вспомнил о дурацком «секрете» Зининого двоюродного брата. Ради эксперимента попытался
Через два дня, когда я уже забыл об этой глупости, позвонил, а потом пришел какой-то полковник, который пожаловался на то, что страдает от гипертонии, высокого давления. Он принёс с собой тонометр.
Действительно, давление у него было высокое — 190 на 100.
Пошатываясь от слабости, я давление ему нормализовал, как нас учили в лаборатории. Померили снова. Получилось идеально — 120 на 80.
Полковник со словами благодарности протянул пятидесятирублёвку…
— Что же это вы болеете? — спросил он, уходя. — Самого себя вылечить не можете?
— Не могу.
Почему, пусть и смехотворно, сработал «секрет» Зининого двоюродного брата? Позже я несколько раз пытался повторить этот фокус. Ничего не получалось.
Так или иначе, мы протянули до Зининой зарплаты.
Весной я прописал её у себя.
21
Зачем я обо всём этом пишу? Другие люди молча проносят тяжесть своей жизни. И никто, ни одна живая душа не узнает о том, что им приходится пережить.
Вскоре после того как Зина стала моей полноправной женой, она призналась в том, что после рождения Вани несколько раз изменяла своему первому мужу, беременела, делала подпольные аборты. И после этого уже не может рожать детей.
Я пришел в ярость. Заставил Зину поехать вместе со мной в платную гинекологическую клинику, показаться специалистам. Потом сам разговаривал с врачом. «Да, — подтвердил он, — К сожалению, детей у вашей жены больше не может быть. Никогда».
Я почувствовал себя обманутым, обокраденным. Дальнейшая жизнь моя теряла смысл.
Вымещать свое отчаяние на Зине я не мог. Но со дня посещения клиники наше совместное существование стало каким-то угрюмым.
Между тем Зина делала карьеру. Босс за собственный счёт направил её на полугодичные американские курсы. После того как она их окончила, назначил директором сети своих магазинов, вдвое повысил зарплату.
Проклятие! Снова я стал чувствовать себя альфонсом при очередной состоятельной женщине.
22
Чем дольше шло время, тем чаще Зина сначала намекала, а потом и впрямую говорила о том, что я не должен киснуть дома, должен хоть чем-то быть занят, зарабатывать. Однажды проговорилась, что её двоюродный брат советовал показать меня врачу–психиатру.
Иногда, принимая больных, я всё же зарабатывал не меньше, чем Зина. Она то и дело присылала ко мне продавщиц и прочих знакомых по работе.
Правда, порой «клиентуры», как теперь выражалась Зина, не было неделями. «То густо, то пусто, — констатировала она, как мне казалось, с некоторым злорадством».
Зина комплексовала по тому поводу, что я более образован, часто включаю старый проигрыватель, слушаю музыку, почитываю непонятные ей книги. Почему-то особенно раздражали её фотографии Высоцкого и Енгибарова. Не раз пыталась сорвать их со стены, выбросить под предлогом того, что они окончательно выцвели.
Последнему дураку было бы ясно, насколько я влип.
Но что мне теперь было делать? Снова разводиться, как я развёлся с Ниной через три с половиной месяца после свадьбы?
Теперь Зина была полновластной хозяйкой, прописанной в моей квартире со всеми вытекающими отсюда законными правами.
Ни отец, ни мама, конечно, не были посвящены в перипетии моей семейной жизни. Но, уверен, они и сами обо всём догадывались. Всё реже бывали у меня.
А тут ещё пришло время — отслужил Ваня. Прямо из армии дембель–дембелем завалился к нам. И тут же потребовал «жрать».
«Пусть первое время поживёт здесь, — шепнула мне Зина. — Его сейчас нужно отогреть, откормить. Вместе подумаем, в какой институт будет поступать».
Чуть ли не сразу после вселения Вани почему-то на мой адрес стали поступать официальные послания из Федеральной службы безопасности, Министерства внутренних дел и ещё десятка отделов кадров каких-то охранных организаций, завлекающих его в свои сети, суливших самые выгодные контракты.
Ваня отсыпался, отъедался. Самодовольно почитывал эти послания, и не торопился с ответом.
Куда ему было спешить? Мать справедливо настаивала на том, чтобы он не совался туда, где из-за длинного рубля заставят рисковать жизнью. Вечерами изучала с сыном «Справочник высших учебных заведений Москвы». Ни к чему он не обнаруживал склонности.
Кроме как к сауне. Раз в неделю, взяв денег у матери, парился там со своей тоже демобилизованной братвой.
Под вечер вся орава приезжала к нам. Порой с прихваченными где-то страшно вульгарными девицами. Привозили с собой пиво, водку. Зина торопливо накрывала им стол.
Ваня приставал ко мне, предлагал присоединиться. Девицы поглядывали на меня, чуть не облизывались.
«Молодой, ему тесно будет в Черёмушках, — как-то ошарашила меня Зина. — Со временем переедем туда, а он пусть пропишется здесь».
От всего этого ужаса, от пьяного гвалта я предпочитал закрыться у себя в комнате. Или куда-нибудь уехать. Хоть в гости к Паолиной сестре, её мужу, двум выросшим девочкам. Куда ещё было податься?
Такое впечатление, что осеней в жизни больше, чем вёсен.