Откровенные записки

Гудкова Ольга

Глава 4. Париж

После последней фразы Николь посмотрела на свои часы на изящном запястье и произнесла:

– Боюсь, что мне пора. Я сегодня обещала сыну вечером сводить его в кино.

– Конечно, – ответила я, стараясь не подавать виду, что была готова сама нанять ему няньку для кино, лишь бы дослушать рассказ Николь до конца.

– Кроме того, завтра начинаются курсы, – она улыбнулась, – надеюсь, ты готова?

– Если честно кулинария никогда не была моей сильной стороной…

– Не волнуйся, тебе у нас понравится…

Честно говоря, я и не думала волноваться, но Николь об этом не сказала. Я смотрела на эти курсы как на развлечение и не более того.

– Кто ведёт первое занятие?

– Клод, – она снова очаровательно улыбнулась, – он также скажет вступительную речь и всё такое, ведь он – основатель школы, я там что-то вроде ассистента. Хотя пару несложных уроков провожу я. Разумеется, у меня далеко не такой опыт, как у Клода. В общем, до завтра!

Николь удалилась, я кивнула ей на прощание и осталась сидеть за столиком,

на котором уже не было ни вина, ни еды, только мои сигареты. Мне не хотелось никуда идти, точнее, не было сил. Мне многое нужно было обдумать. Дело в том, что рассказ Николь тронул меня до глубины души. А кого не тронул? Изнасилование никогда не было простой темой для бесед. Может быть, шарм данного повествования заключался в том, что Николь говорила об этом с необычайной лёгкостью, словно пересказывала сюжет давно просмотренного фильма, хотя, в её глазах я видела отголоски давней боли. Но её история тронула меня не только поэтому. Дело в том, что отчасти это была и моя история. Нет, могу сразу сказать, что меня никто никогда не насиловал, по крайней мере, в физическом смысле этого слова. Но это был страх всей моей жизни. Лет с двенадцати, то есть, когда я только начала превращаться в девушку, бабушка начала мне его активно прививать. Тот факт, что я ношу короткие юбки (а я любила и до сих пор люблю мини), означал, что я обязательно стану жертвой насилия по её понятиям. Меня должны были подкарауливать бывшие парни в подъездах (конечно, уже не в двенадцать лет, а когда мне исполнилось шестнадцать), зажимать коллеги отца, которые заходили к нему по делам, а про случайных прохожих я вообще молчу. Они должны были нападать на меня и трахать что есть мочи. А ещё все люди вокруг по понятиям моей бабушки должны были принуждать меня пробовать наркотики. Но после долгих лет вбивания этого сценария в мою голову, никаких сцен насилия или предложения попробовать наркотики в моей жизни так и не произошло. Эти страхи были взяты моей бабушкой или из каких-то травм прошлого (интересно, в её прошлом были наркотики?), или из телепередач, которые были так модны в девяностые годы, где ведущий рассказывал хриплым ровным голосом об «очередной жертве изнасилования». Другое дело, что к моей жизни это не имело никакого отношения. Откуда у женщин вообще берётся этот популярный страх насилия? Для меня было огромной новостью, что мать моего бывшего мужа – женщина, которой слегка за шестьдесят, боится ездить на такси из страха, что её изнасилуют. Откуда берётся такое чувство собственной значимости? У меня в такси был один страх – то, что таксист начнёт со мной обсуждать политику, но он был подкреплён многократным опытом. Ах, нет, у меня был ещё один страх, связанный с такси: я боялась оставить там телефон и перчатки. Но опять же это тоже было основано на моём опыте.

Однажды семнадцатилетней мне было настолько нестерпимо любопытно возможен ли такой сценарий (про изнасилование в такси) или всё это вымысел моей бабушки, что я решилась на эксперимент. После очередной гулянки, на которой я выпила несколько коктейлей и была в своей бессменной мини-юбке, я села в машину. На часах было четыре утра. Приличные девушки в этот момент находятся дома. Я прекрасно это понимала. Я ехала по трассе за город к подруге, поскольку не могла появиться дома в столь поздний час. Накануне я соврала сестре, то буду ночевать у подруги (хотя, отчасти это было правдой), а сама отправилась в ночной клуб. Шоссе было абсолютно пустым, а такси тогда вызывали не с помощью приложения, а через диспетчера по телефону, и, разумеется, за машиной не следила никакая спутниковая система. Я неоднозначно намекнула водителю о том, что я девственница и не прочь бы стать кем-то другим, и хочу сделать это не с одноклассником, а с кем-то, у кого побольше опыта. В машине было темно, но я всё равно заметила, как он от неожиданности выпучил глаза. На вид ему было лет сорок, и он явно не относился к тем парням, которые считаются хорошими семьянинами. Какое-то время он молчал, а потом произнёс: «Хорошее желание» и вопросительно посмотрел на меня. Он не стал меня насиловать (хотя, это и не было бы изнасилованием), и мне стало даже скучно. Что я чувствовала? Разочарование? Нет, конечно. Я бы не стала с ним спать, просто мне было любопытно, что я ещё должна сделать, чтобы пророчества бабушки наконец начали сбываться. Оказалось, что ничего. Тебя или насилуют или нет, и предупреждение бабули не имеет к этому никакого отношения.

Я чувствовала, как моя психика надорвана, я была вечно вынуждена ожидать того, чего так и не произошло. И предъявить то это было некому – бабушка уже умерла. И вот, когда Николь всё это озвучила, я кожей почувствовала то, как мои подростковые страхи дают о себе знать. Да, Николь попала в ужаснейшую ситуацию, и врагу такого не пожелаешь, честное слово. Но она попала туда вовсе не из-за короткой юбки. И от подобного не был застрахован никто. Она совсем не боялась насилия и стала его жертвой, я же, благодаря любимой бабуле, смотрела на каждого встречного парня и думала: «Может быть, он?», но никто и не думал на меня нападать. Просто я пыталась примерить её ситуацию на себя. Что было бы, если бы я реально пережила изнасилование в подростковом возрасте? Что, если бы это случилось реально, и я не жила в страхе, нагнанным моей бабушкой? Стало бы мне легче? В любом случае, я уже этого не узнаю. Я потушила сигарету и зашагала в сторону метро.

Глава 5. Париж

С утра я спустилась в столовую, взяла себе круассан и кофе (что же я могла ещё заказать в Париже, как ни самое очевидное клише?) и уселась за крошечным квадратным столиком. Я ожидала, что в столовой отеля будет куча туристов, но к своему удивлению подметила, что отовсюду слышится французская речь. Круассан, разумеется, оказался бесподобным, даже не знаю, в чём было дело: казалось бы, это же обычный кусок теста без ничего, но он имел свой собственный неповторимый вкус. Я подумала о том, что возможно, кулинарные курсы и не такая плохая затея для меня. Хорошо поесть я всегда любила.

Я поймала себя на мысли, что вся моя прошлая жизнь, которой я жила ещё несколько дней назад, вдруг показалась мне такой ненастоящей. Магия путешествий всегда для меня заключалась именно в этой возможности переключиться и абстрагироваться от болота обыденности и рутины, в которой ты застрял. Я замечала, что мысли в голове циклично продолжают сменять друг друга как в плохом сне, когда ты всё время находишься в одном и том же месте. Поэтому сделала для себя вывод, что декорации в жизни нужно менять, и не засиживаться подолгу в одних и тех же. В другом городе всегда начинает казаться, что все проблемы прошлого не такие уж и сложные, и они, определённо, не заслуживают того внимания, которое им уделялось. Я была безумно рада этому чувству. После завтрака я приняла душ, нанесла лёгкий макияж и отправилась в кулинарную школу.

Войдя в помещение, я сразу же вспомнила вчерашние слова Николь: «Тебе у нас понравится», потому что здесь действительно было очень мило. Хотя мне казалось, что всё, что окружает Николь можно охарактеризовать словом «мило». В коридоре были белые, но не отталкивающе холодные стены. На них были какие-то надписи на французском, оформленные очень витиеватым шрифтом чёрного цвета. Здесь хорошо пахло, и было тихо. Даже подозрительно тихо: в коридоре никого не было. У меня было ощущение, что пришла в школу во время летних каникул. Я ещё раз огляделась и почувствовала себя, словно скоро меня ждёт начало учебного года, хотя, в каком-то смысле так оно и было. Мне даже захотелось открыть чистую тетрадь и начать что-нибудь записывать. Чёрт, а тетрадь вообще нужно было брать? Едва я об этом подумала, как увидела Николь. Она была одета в строгую обтягивающую юбку и топ молочного цвета в стиле Грейс Келли. Её локоны выглядели более официально, то есть не такими растрёпанными, как вчера. По её виду было сразу понятно, что она здесь работает, в отличие от меня. Её взгляд был сосредоточен, она шла поспешным шагом (настолько это было возможно в такой тесной юбке) и держала в руках какие-то папки. Увидев меня, Николь улыбнулась и по-дружески тронула меня за плечо:

– Доброе утро! Как ты?

Я не успела ничего ответить, как из двери напротив вышел мужчина и сказал ей что-то на французском.

– Это Клод, – пояснила она мне и представила меня ему.

– Очень приятно, – ответил он и дежурно мне улыбнулся.

– Пора начинать, – добавила Николь, и мы прошли в помещение.

Здесь стояло несколько человек, увлечённых общей беседой, которая, скорее всего, сводилась к какой-нибудь кулинарной теме. Клод занял центральную позицию, поприветствовал всех, немного рассказал о своей школе и объявил, что сегодняшнее занятие будет вводным, на котором каждый из нас расскажет о себе, чем он занимается в обычной жизни, о своих целях в этой школе и зачем ему эти знания. «Только этого мне не хватало!» – пронеслось в моей голове. Что я должна сказать? Что приехала сюда, потому что его жена – единственный человек, которого я знаю во всей Европе? Что оформить долгосрочную учебную визу было легче, чем туристическую? Что терпеть не могу кулинарию, но решила рискнуть и попробовать? Что в обычной жизни я особо ничем не занимаюсь, потому что юриспруденция мне пришлась совсем не по душе, как и роль жены? Я приехала сюда, чтобы найти ответы хотя бы на какие-то вопросы в течение всего путешествия, а он требует от меня сделать это в один из первых дней.

Ещё сегодня мне приснился сон о том, что я снова работаю на своей предыдущей работе, но уже не в должности юриста, а уборщицей, что было очень странным. Но потом я поняла, почему занимала именно эту должность во сне. Я спокойно мыла там полы и ненавидела всех вокруг, но когда люди отворачивались, я полоскала грязную тряпку в кулере, откуда они брали питьевую воду, что безумно веселило меня. Интересно, если я расскажу этот сон, они позвонят в психиатрическую клинику? Конечно, я не настолько ненавидела свою работу, как можно представить по этому эпизоду. Разумеется, там тоже были свои плюсы. Например, там я чувствовала себя отдельным человеком. Не чьей-то женой, как обычно это бывало в обществе родственников или знакомых. Я просто была собой. Мой бывший муж, Марк, почему-то занимал гораздо более значимую позицию в моей семье и вообще в моём окружении, за исключением нескольких самых близких подруг. При случайной встрече знакомые всегда спрашивала как дела у Марка, совершенно забыв поинтересоваться моими. Моя семья в ожидании нашего приезда накрывала на стол любимые блюда Марка. Держу пари, что они даже не знали, какие блюда нравятся мне. Поэтому я порой с удовольствием приходила на работу, потому что там Марка никто не знал. Да, моими делами там тоже редко кто-то интересовался, но по крайней мере, я не чувствовала себя такой ущемлённой по сравнению с мужем. С бывшим мужем. Он был слишком «классным» в глазах окружающих, а я – слишком обычной на его фоне.

Пока я витала в собственных мыслях, очередь неумолимо двигалась ко мне. Оставался ещё один человек, помимо меня, который не успел представиться.

– Меня зовут Кирилл, – произнёс он, – и я из Москвы.

Я с интересом на него посмотрела, это был единственный мой соотечественник.

– Я родился в семье архитекторов, и вся моя жизнь была предопределена: факультет, на котором я должен был учиться, должность, которую должен был занять, и дело, которым должен был заниматься до конца своей жизни.