Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты
Шрифт:
Экскурсия продолжилась. Следующим ее этапом по предложению Константина стало посещение высокогорного леса.
Взятая в аренду машинка шустро ринулась по серпантину, огибающему горные склоны.
Грыжу окончательно развезло. То он брался за исполнение тюремно-лирических арий, то предавался пространным философским рассуждениям о бренности земного существования и о никчемности устремления к дензнакам, попутно упрекая в данной приверженности угрюмо поглядывающих на него коллег, то просил остановить машину, дабы совершить физиологические отправления… Данная просьба звучала настойчивым лейтмотивом в его бессвязном монологе, однако остановка на горной дороге исключалась, и сидевший за рулем Геннадий сильно нервничал, полагая, что товарищ не дотерпит, причинив тем самым моральный урон находящимся в машине и материальный урон арендной конторе, который, впрочем, рикошетом отразится опять-таки на нем и Константине.
Однако обошлось. Остановившись на пустынной площадке, располагавшейся между пропастью и небольшим обрывчиком, за которым поднимался колючий кустарник, он открыл дверцу стонавшему от натуги Грыже, выпустив страдальца из салона.
Покачиваясь, Грыжа встал на краю обрывчика, принявшись справлять нужду. Его способности к сохранению равновесия явно противостояла дугообразная и довольно-таки весомая струя, в результате перетянувшая ослабевшее туловище на свою сторону, и, следуя траектории струи, Грыжа совершил перемещение с края обрыва в его низину, заканчивавшуюся топкой канавой.
— Унесенный ветром… — сентиментально молвил Константин, глядя на облачко пыли, оседавшее над пустынной кромкой.
Геннадий издал нервный смешок.
Далее начались работы по извлечению нетрезво матерившегося, перемазанного липкой грязью Грыжи из канавы. В результате Константин подвернул себе лодыжку, Геннадий поранил руку об острый камень, а Грыжа, как ни в чем не бывало завалившись в измазанных шортах на заднее сиденье автомобиля, принялся раскупоривать очередную бутылку.
Экскурсия продолжилась.
Достигли леса, тропинкой прошли на поляну, плюхнулись на густую тонкую травку, сквозь которую пробивались россыпи крохотных розовеньких маргариток.
Долгая прогулка и резкая смена микроклиматов — влажных и душных тропиков на прохладное высокогорье — произвели на самочувствие Грыжи впечатление категорически отрицательное.
Мутно озирая высившиеся над его головой тридцатиметровые деревья с замшелыми стволами, он, еле ворочая языком, прошептал:
— Ребята… Чего-то с сердцем… Не могу… Давайте назад…
В голосе его, слабеющем с каждым произнесенным словом, в жалкой, заискивающей интонации, в том страхе смерти, что властно преодолел дешевенькую и грубоватую браваду насмешки над ней, Геннадий вдруг пронзительно и опаленно почувствовал какую-то иную, тщательно скрываемую под спудом хамства и презрительной жестокости суть того, кто именовался Грыжей… Суть изначальную, человеческую, доверчиво-детскую, знавшую о расплате, о вечности, о сострадании и любви…
Но пораженное постижение этой сути, жившей и в глубине его, Геннадия, что ныне отозвалась на зов чужого гибельного страха, это постижение прервал и развеял деловитый голос Константина:
— Э, Грыжа… Ты вот чего… Ну-ка, встань. И парочку приседаний давай… Все мигом пройдет. Надо, чтобы алкоголь выветрился, понял? — Он попытался поднять грузное тело под мышки, но руки Грыжи безвольно упали вдоль тела, а голова завалилась на грудь. — Х-ха, пульса нет… — задумчиво ощерившись, произнес Костя. Подумав, добавил: — Чем живой человек отличается от мертвого? Температурой и работоспособностью. С работоспособностью — дело ясное, температура тоже вроде падает… — Оттянув веко бездыханного товарища, вгляделся в зрачок. Произнес с притворной горестью: — Ну все… Зенки по семь копеек… Пьяница — добыча дьявола…
— Он умер? — дрогнувшим голосом вопросил Геннадий.
— Еще как! — глубокомысленно подтвердил Константин.
— И… чего делать будем?
— «Чего-чего»!.. — раздраженно отозвался Костя, снимая с покойного золотую цепь. — Дуй в гостиницу, вызывай «скорую» и ментов. Заодно наличность у него конфискуй и перстень, он на телевизоре…
— Давай сначала лопатник его раздербаним, там штукарь зелени, не меньше… — возобладали в Геннадии практичность и одновременно недоверие к шустрому и алчному компаньону.
— Да все поровну поделим, по-братски, чего ты, в натуре… — возмутился Константин, доставая из заднего кармана шорт бумажник Грыжи. — Я тебе крыса какая, что ли?..
Получив деньги, Геннадий отправился к машине, гадая, каким образом делить цепь, часы и перстень.
«Придется продавать, иначе никак…» — пришел он к досадному выводу. И вновь мелькнула мыслишка о том, что славно было бы закопать в этом лесочке и Грыжу, и Константина. Славно, да рискованно — вот в чем беда!
Вечер провели в хлопотах по оформлению смерти перепившего мадеры товарища. Весь следующий день мотались по различным инстанциям, договариваясь о перевозке тела на родину.
А утром Геннадий собрал чемодан, упаковав в него гостиничные мыла, шампуни и похищенные в ресторанах пепельницы.
Покончив со сборами, Геннадий достал бутылку минералки из мини-бара, аккуратно откупорил и, опустошив емкость, налил в нее воды из-под крана. Затем приладил пробку на место, завальцевав рубчатый ободок о край журнального столика, пожелал приятного утоления жажды будущим посетителям и, не забыв поглядеться в зеркало и перекреститься, отправился к машине.
В магазинчике беспошлинной торговли аэропорта сообщники обильно оросили себя одеколонами из пробных пузырьков, а затем, усевшись в креслах зала ожидания и удовлетворенно принюхиваясь к собственным персонам, принялись обсуждать планы самого ближайшего будущего.
— Закопаем Грыжу и наезжаем на Люську, — говорил, шмыгая носом, Константин. — Так, мол, и так, за ним должок, брал из общака на личные нужды, теперь ты возвращай… В общем, тачки его забираем, квартиру тоже и грузим Люсю минимум на триста кусков зелени…
— Квартиру оставим, — покривился Геннадий.
— Ага! Ты щедрый, конечно! Ей, сучке, и комнаты в коммуналке много! А тут такая хата!.. Во заносит тебя! То волком на меня зыришь из-за джипа сраного, когда советую Пемзе его отчинить, то…