Открытие Америки
Шрифт:
Колумб. Трудно представить, чтобы честные мореплаватели могли так поступить. Не кажется ли вам, капитан, что это были непорядочные люди? Может быть, даже пираты?
Чернобородый. Вы правы, ваша светлость. Теперь и я думаю, что без пиратов здесь не обошлось.
Одобрительный гул среди матросов, которые, едва Колумб отворачивается, продолжают обтирать окровавленное оружие.
Колумб. Подумать только, что они могли ведь помешать нам в нашем стремлении к великим открытиям! Кроме того, они выказали неуважение к их величествам, которых я здесь представляю. Право, вам следовало погнаться за ними, капитан, и наказать по заслугам.
Монах. Следует простить его, ваша светлость, за то, что он не сделал этого: не всякий обладает вашей мудростью. Обещаю вам, что в следующий раз он не отпустит такого наглеца безнаказанным.
Чернобородый. Клянусь святым Бартоломеем, ваша светлость, уж я не упущу! Он у меня пойдет к рыбам еще быстрее…
Монах предостерегающе кашляет.
…Еще быстрее, чем можно представить, ваша светлость!
Колумб. Хвалю вас за усердие, капитан. Зло в этом мире надо искоренять беспощадно. Откровенно говоря, следовало бы все-таки нагнать разбойников! Освободив от них море, мы совершили бы благой поступок, помогли добрым купцам путешествовать без страха и опасения и наказали бы невежд за неуважение к адмиральскому флагу и ко мне, адмиралу их величеств.
Монах. Воистину, свет не видал другого такого адмирала!
Колумб. Далеко они сейчас, капитан?
Чернобородый. Скрылись из виду, ваша светлость. Даже кончиков мачт не видать.
Колумб. Вот видите! Подозрительно быстро они скрылись, не правда ли?
Монах. Воистину, ваша светлость: как в воду канули!
Чернобородый. Видать, лихие были моряки!
Картина третья
Обстановка второй картины; на палубе чернобородый и матросы, снова грузящие в трюм тюки и ящики, которые стоящий у люка монах считает, перебирая четки.
Монах. Тринадцать… Четырнадцать…
Чернобородый (кричит). Быстрее опустошайте трюмы! Да заберите все, что у них есть, из припасов. И – на дно его!
Монах. Очень своевременное указание. Если и на этом корабле, как на последних трех, припасы окажутся на исходе, нам придется положить зубы на полку. Солонина съедена, остались только сухари, да и те заплесневели.
Слышно, как топором прорубают дно. Матросы все еще несут трофеи.
Чернобородый. В трюм… В трюм… И это тоже. Тысяча дьяволов, неужели здесь нет ничего съестного?
Слышен крик женщины. Чернобородый прислушивается.
Нет, кое-что, кажется, все же есть!
Чернобородый уходит. Из своих апартаментов показывается Колумб.
Колумб. Все несчастья на голову того, кто так шумит! Только что я ел великолепного цыпленка на вертеле, и меня разбудили как раз в тот момент, когда я принялся за крылышко. Что здесь происходит?
Монах. Ничего, ваша светлость. Обычная приборка. Наш корабль должен иметь образцовый вид в тот миг, когда мы достигнем предсказанных вами новых земель.
Колумб (после паузы, мрачно). По моим расчетам, новые земли должны были бы уже показаться, а их все нет, и припасы на исходе…
Монах. Ну что же, вы могли допустить небольшую ошибку в счислении. Это случается и с лучшими мореплавателями.
Колумб. В счислении? Разве я занимался этим? Разве я ученый? Нет, отец мой, я ведь руководствовался не логикой, как делают мужи науки; я не пробирался в мгле с фонарем, как они, – я увидел эти земли при блеске молнии, всего на миг.
Монах. И поверили. А вера, сказано, движет горами.
Колумб. Поверил. Поэтам свойственно верить и доверять. Поэтам. Но вера должна чем-то питаться. Ах, почему здесь нет Хуаны!
Колумб отходит к борту и погружается в размышления. Монах качает головой.
Монах. Не только вера должна питаться, но и грешное тело…
Появляется чернобородый, за ним двое матросов тащат молодую женщину.
Вот те на! Это пошло бы на закуску, только сперва не мешало бы пообедать. Не будь это тяжким грехом, я стал бы подумывать о людоедстве… (Прикасается к руке женщины.)
Женщина. Прочь, презренный разбойник!
Монах. Не грешите, дочь моя. Я всего лишь священнослужитель.
Женщина. Подлый пират, вот ты кто! Не смей прикасаться к графине Мендоса-и-Фуэгос!
Чернобородый. Справедливо. Думаю, что первым прикоснусь к ней я, и не пальцем, клянусь богородицей.
Графиня. Скорее я брошусь в воду!
Выведенный из задумчивости Колумб оборачивается.
Колумб. Все святые! Что это за чудо? Откуда вы?
Графиня. Меня схватили…
Монах (прерывает ее). Графиня Мендоса-и-Фуэгос намеревалась сказать вашей светлости, что лишь только она узнала о вашем небывалом путешествии, ее охватило – именно охватило…
Чернобородый. И охватит еще покрепче, как только…
Монах. Охватило горячее желание сопутствовать вам в этом предприятии.
Чернобородый. Куда это он клонит?
Монах. Поэтому она села на первый же корабль и, как видите, догнала нас.
Не выпуская руки графини, монах торжественно подводит ее к Колумбу, стоящему в немом восхищении.
Высокородная графиня, прошу вас: сеньор адмирал их католических величеств, дон Кристобаль Колон.