Открытие медлительности
Шрифт:
— Это к югу от Австралии! Далеко добираться, — задумчиво сказала леди Джейн. — Но зато какое жалованье! Тысяча двести фунтов в год!
— Там каторга, — уточнил сэр Джон.
— Стало быть, нужно изменить тамошние условия! — откликнулась леди Джейн.
Вскоре после этого Джон снова встретился с неутомимой Флорой Рид и спросил по-дружески ее мнения.
— Тебе не следует отказываться! Попробуй! — сказала она. — Что проку от этого Северо-Западного прохода, одна только слава и удовлетворение любопытства. А там — строительство нового общества, в котором есть шанс устроить все по справедливости! Если кто и может справиться с такой задачей, так это только ты.
— Вздор! — возразил сэр Джон. — Я навигатор и совершенно не хочу менять людей или к чему-нибудь их принуждать. Если мне удается порой то тут, то там не дать свершиться какому-нибудь злу — это уже много.
— И стоит того, чтобы прилагать усилия! — добавила Флора.
Когда он вернулся домой, у Джейн нашелся для него новый аргумент:
— Оттуда недалеко до Южного полюса.
— Я подумаю над этим.
В церкви Спилсби теперь висела каменная табличка: «В память о лейтенанте Шерарде Филиппе Лаунде, пропавшем без вести, местонахождение неизвестно с 1812 года».
— Вздор! Он жив! — процедил Джон сквозь зубы. — Осел где-нибудь в Австралии. Может, даже на этой Вандименовой земле!
Капитаны Джон и Джеймс Росс, дядюшка и племянник, первыми откликнулись на предложение джинового короля. Когда Франклин еще раз справился, оказалось, что уже поздно. В последний раз он обратился в Адмиралтейство.
— К сожалению, нет, — ответил Бэрроу. — И даже если бы такая экспедиция планировалась, то адмиралы предпочли бы — вы уж извините — более молодого командующего. Разумеется, всем известно, что вы не только самый знаменитый, но и самый достойный…
— Оставьте, — перебил его Франклин. — У других тоже должен быть шанс. Возьмите Джорджа Бека, он молод и, когда еще немного повзрослеет, будет лучше меня.
Потом он отправился пешком по быстрым лондонским улицам домой, размышляя по дороге о губернаторском месте: «Я могу командовать группой людей, но я плохо могу пробиваться в толпе. Смогу ли я править колонией — большой вопрос…»
Погруженный в раздумья, он не заметил, как к мыслям о колонии добавилось другое — картины Южного полюса. Вечные глетчеры и сверкающие отраженным светом теплые озера с рыбой и пингвинами, а может быть, там даже обнаружится земля, населенная племенами, которые никуда не спешат.
Нет, довольно! Разве ж это дело, соглашаться править целой колонией только потому, что ему хочется попасть на Южный полюс! Вандименова земля, ему бы с нею разобраться. Быть может, он умрет при первой же попытке воспрепятствовать какому-нибудь мелкому злу. Дело нешуточное.
— Хорошо, — сказал Джон Франклин, — Пусть будет Вандименова земля. Но только чтобы все всерьез!
«Сэр Джон может показаться на первый взгляд несколько странным, — писал доктор Ричардсон Александру Маконоки. — Порою создается впечатление, будто он не все воспринимает. Он смеется, бормочет что-то невнятное и отвечает уклончиво, если ему нужно обдумать ответ. Но он человек большой души. Надеюсь, Вы обретете в нем друга, если сумеете…»
Последние два слова после запятой Ричардсон стер и написал по-другому: «…тем более что я рекомендовал ему Вас как надежного соратника». Эта концовка ему тоже не слишком понравилась, но под ней хотя бы не видно было стертого.
«Не ждите от него быстрых поступков. Вы, с Вашим проворным умом, сможете оказать ему неоценимую поддержку, защитив его от злых языков».
Ричардсон задумался. Зачем он все это пишет? Сомневается в Маконоки? Он зачеркнул последнюю фразу. Все равно потом придется переписывать набело.
«Какой бы отчаянной ни была ситуация, можно не сомневаться — он никогда не потеряет присутствия духа. Даже в политике…» Нет, не так. «Это, несомненно, относится и к сфере…» Два раза сомнение. Долой!
А что, если Франклин не найдет поддержки у Маконоки, если он запутается в политике, если он не разберется во всех хитросплетениях власти? Тогда ему и никакие письма не помогут!
Ричардсон разорвал свое послание, выбросил вон и сложил руки, погрузившись в молитву. Если письмо не задается, его всегда можно заменить доброй молитвой.
Барк «Фэрли» был переполнен. Переселенцы, искатели приключений, служители церкви, карьеристы, реформаторы, и среди всей этой пестрой публики — губернатор Вандименовой земли, следовавший в сопровождении супруги и малолетней дочери, а также двадцатилетней племянницы, девицы Софи Крэкрофт. Вместе с ним на борту находился и его личный секретарь Маконоки со своим многочисленным семейством. Хепберн тоже был тут, товарищ по Арктике, верный, надежный друг, всегда готовый прийти на помощь. Он раздобрел немного за эти годы, и это тоже утешало.
Целыми днями сэр Джон только и слышал со всех сторон: «Ваше превосходительство» да «Ваше превосходительство». Можно было подумать, что они лишь для того и отправились в путь, чтобы иметь возможность обратиться к нему подобным образом.
— Это они, чтобы ты прочувствовал как следует, — сказала леди Джейн.
— Скорее, чтобы поупражнялся, — отозвался сэр Джон.
Вандименова земля: она была открыта в 1642 году голландцем Абелем Тасманом и до конца XVIII века считалась частью Терра-Австралии, пока Мэтью Флиндерс со своим другом Бассом не установил, что это отдельный остров, и не составил его картографического описания. С 1803 года здесь находилась каторга, в 1825 году остров стал независимой от Сиднея колонией, в которой жили и свободные поселенцы, из тех, что не отбывали здесь наказания, а приехали по доброй воле.
С историей все было более или менее ясно. С географией тоже — Джон знал расположение важнейших поселков, гор, заливов, названия всех известных поныне рек. Как это сказал один из богатых предпринимателей, находившихся на борту «Фэрли»? «С нас начнется новая эра на Вандименовой земле. Мы и вы, сэр Джон, зачинатели новой эпохи!» Остров, по его словам, должен был стать житницей всего юга и самой прекрасной страной на земле, а Хобарт — Таун — самым красивым городом, а… Почему бы и нет? Джон не собирался потратить положенные ему шесть лет на то, чтобы стать непревзойденным надзирателем. Там, где есть поселенцы, там царит открытый, практический дух, там есть куда приложить усилия. А заключенные? Это зависит от характера преступления. Если кто-то с голоду стащил буханку или охотился в угодьях какого-нибудь лорда, то это едва ли свидетельствует о чем-нибудь еще, кроме наличия здравого смысла.