Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей (первое издание)
Шрифт:
Никита присел возле ящика, потер рукавом его смоляную стенку.
— Чего ты? — спросил Петька.
— Пять, — зловеще изрек Никита. Петька увидел проступившую на ящике цифру «5». По лицу его скользнуло недоумение, но уже в следующую секунду адмирал-генералиссимус накинулся на второй ящик. С трудом выдвинули его и на задней стенке нашли небрежно очерченное варом «3».
— В куче… — устало дыша, резюмировал Никита.
Затягивался еще один узелок в цепочке неясностей.
Ящик с цифрой шесть, если только он не был ящиком с одеждой, которая разошлась
Снова пришлось хватать один за другим тома и томики разных «похождений…», глотая пыль и задыхаясь, чтобы не раскашляться.
Оба не заметили, сколько времени прошло с минуты их вторжения на сеновал.
Явственный мужской голос где-то поблизости заставил Петьку броситься грудью на фонарь, и он чуть не раздавил его, опершись руками о кучу тряпья. Дунул под стекло.
Темь окружила обоих.
Никита уткнулся в пыль рядом с Петькой.
Лениво рыкнул Шерхан.
Что-то со злостью проговорил у калитки Прокоп. Со злостью хлопнул калиткой, со злостью двинул засовами. Скрипя сапогами, прошелся по двору. Встревоженный Шерхан загавкал.
— Цыц! — рявкнул Прокоп, и, виновато урча, Шерхан отбежал в дальний угол двора. — Тихо, Шерхан!..
Прокоп взошел на крыльцо дома, тонко пропела сенная дверь.
— Бежим! — одним дыханием шепнул Никита. Петька прижал его к тряпью. Шерхан, напоминая о себе, заставил Никиту покориться.
Прокоп снова появился на крыльце.
Слышно было, как, раздраженный, изо всей силы пнул он подвернувшееся под ноги ведро.
Остановился где-то между крыльцом и сараем.
Через несколько секунд угрожающе скрипнула лестница, по которой недавно поднимались на сеновал наши герои.
Заглянул Прокоп внутрь или не заглянул… Догадался о чем или не догадался… Заметил что-нибудь или все знал заранее… Но вдруг звякнула накидка на входной дверце и прогремел замок.
Никита хотел, как тогда, протянуть спасительное «дяденька», открыл рот… и остался лежать с расслабленной челюстью.
Звякнула еще одна накидка.
Глухо бухнула земля под сапогами прыгнувшего вниз Прокопа. Отгремела, соскальзывая по стене, лестница. Потом с шумом улеглась в сарае. Потом туда же улеглась вторая — от входа на чердак…
Все это было проделано в молчании. Только время от времени, будто одобряя действия хозяина, торжествующе рычал Шерхан.
В этот вечер в Белой Глине
В этот вечер Мишка, окончательно потерявший голову в догадках по поводу исчезновения друзей и зная от Петькиной матери, что какое-то отношение к этому имеет учительница, навестил Валентину Сергеевну, чтобы попытаться выведать хоть что-нибудь у нее. Но Мишка был плохим дипломатом. После двух-трех вопросов о здоровье, о возможностях почтового сообщения и всякого рода путешествий Валентина Сергеевна уже догадалась, что Никита и Петька в походе. Неведение Валентины Сергеевны по этому вопросу удивило Мишку не очень. Учительницу собственное неведение удивило сильнее.
Тем же часом она вместе с Мишкой отправилась к Петькиной матери.
Петькина мать ахнула, завидев учительницу.
Через некоторое время к ним присоединилась бабка Алена, и три женщины, припоминая свои беседы с беглецами, никак не могли уточнить, на кого ссылались друзья, говоря о походе, и запрещал ли им кто-нибудь путешествовать без старших. Получалось так, что все трое не разрешали этого и никто из троих не запрещал.
Больше всех, а вернее, заметнее всех волновалась Валентина Сергеевна. Она даже осталась на ночь у Петькиной матери. Бабка Алена вспомнила, что путешественники обещали возвратиться через два-три дня, и решено было ждать их завтра.
Но прошел завтрашний день, а беглецы не появлялись.
Вечером Владька и Мишка организовали постоянное дежурство в тальнике, у поворота, на берегу Туры. Владька для этой цели соорудил подзорную трубу из двух линз. Труба немножко замутняла изображение, но все же, приглядевшись, через нее можно было различить, где река, а где берег, и даже лодку, если та появится метрах в пяти от засады.
К сменному дежурству добровольно подключился Колька тетки Татьянин. Подключился не потому, что изменил своим прежним симпатиям, но потому, что обиделся на друзей за скрытность.
Безрезультатно прошла еще одна ночь. Потом еще один день. Еще ночь. А к вечеру следующего дня Валентина Сергеевна пришла в сельсовет и по телефону сообщила в районную милицию об исчезновении двух своих учеников. Валентина Сергеевна была расстроена до того, что минут десять объясняла внешние приметы одного Никиты, хотя и сказать-то надо было всего, что голова как шар.
В двух белоглинских домах нарастала тревога, наблюдатели в тальнике сменялись каждые полчаса, а беглецы будто канули в воду.
Шерхан
Когда первые ошеломляющие минуты заключения прошли, друзья приспособились к темноте и могли различать друг друга.
Оба сели на тряпье, оба слышали, как скрылся в доме Прокопка.
— Нас предали, — шепнул Никита.
Петьке стало чуточку тоскливо от этой мысли, но Петька подумал и мотнул головой: «Нет!» Потом вспомнил, что Никита может не разглядеть его движения, и сказал:
— Нет…
Никита хмыкнул, и сколько-то времени они опять сидели молча. Но когда неуверенно застучали запоры калитки, оба вздрогнули, понимая, что каждый ждал именно этого — когда возвратится женщина.
Заскрипела калитка, и одновременно тихонько пропела сенная дверь.
Голос Прокопки:
— Где шляешься?!
Грудной, удивительно виноватый — ее голос:
— Я ходила в сельпо…
Голос Прокопки:
— Сельпо закрыто, кому мозги вправляешь?
Ее голос:
— Я вспомнила, что нет водки, искала завмага…
Голос Прокопки:
— У-у… — Не понять, то ли он доволен ее стараниями, то ли нет. — Давай!.. В следующий раз…
Неправдоподобно часто и вразнобой отстучали ее каблуки по ступеням: «ток-ток-ток». Видно, дернул Прокопка за руку.