Открытка
Шрифт:
– То есть вы предлагаете нам самим определиться с выбором? – воскликнула Джесси. – Что ж, скажу вам так! Я не собиралась уводить его из семьи или тем более превращать в своего родного сына. Я была его няней. Моей работой было заботиться о нем, и только. Но это правда, со временем я сильно привязалась к малышу, а он – ко мне. Да, я люблю его, а он любит меня! – Женщина повернулась к Калли и устремила на нее исполненный отчаяния взгляд. – Вы ведь понимаете, как это бывает… Мне жаль, что вас не было дома в то время, когда все это решалось. Но кто-то должен был позаботиться о мальчике, я приняла ответственность на себя. Я не собиралась красть вашего сына, поймите! – сорвалась она на крик.
– И тем не менее ты его украла. И не только его самого, но и его
– Вовсе не обязательно! – осторожно заметил священник. – Вы всегда можете поучаствовать в решении его будущего. Скажем, на правах тети.
Лучше бы он этого не говорил!
Кровь ударила в голову Калли.
– Ну да! Мы это уже проходили! Моя собственная мать долгие годы скрывалась от меня под именем «тети». И это было ужасно! Никогда! Слышите вы меня, никогда я не соглашусь на подобный трюк! Если я уйду, то уйду навсегда. Я не стану смешивать понятия, не стану притворяться тем, кем не являюсь. Да, Дезмонду нужна надежная, крепкая семья, стабильность и все такое… Я же могу пока предложить ему только свою любовь. Если она ему не нужна, что ж, так тому и быть! Но я сама хочу спросить его об этом и сама услышать его ответ! – Все молчали. Калли подхватилась с места и направилась к дверям, оправляя на ходу измявшееся платье. – Где он сейчас?
Священник молча указал в сторону сада. Она вышла через балконную дверь и стала медленно спускаться по ступенькам крыльца. Слова священника задели ее за живое. Да, она виновата перед сыном, но ведь приехала она сюда с одной только любовью, с надеждой, что еще не поздно все начать сначала. Обретение сына будет означать, что все ее жертвы, все ее страдания и потери, они не напрасны. Душа ее исцелится по-настоящему лишь тогда, когда Дезмонд снова назовет ее мамой.
Но этот человек прав в другом. Да, сегодня она нуждается в сыне больше, чем он нуждается в ней. В его детском сознании уже сложилось собственное будущее: мама и папа, которые всегда ждут его, которые всегда рядом с ним, и они все вместе живут в этой красивой, стремительно развивающейся молодой стране.
Должна ли я пожертвовать его чаяниями ради того, чтобы обустроить свою жизнь так, как я всегда мечтала? Вместе с сыном. Или я сама должна пожертвовать своим счастьем ради того, чтобы у моего сына была такая жизнь, какую он заслужил? И которую уже узнал и полюбил, живя здесь, в Австралии? Но разве кто-то посмеет поставить передо мной столь ужасную альтернативу? Неужели мне придется заплатить такую страшную цену за то, что я его оставила? И как я стану жить, если он снова отвергнет меня?
– Луи! – позвала она сына. Мальчишка гонял мяч по траве, старательно делая вид, что не видит и не слышит ее. – Послушай меня, пожалуйста! Знаю, ты беседовал со священником. Но я хочу сама убедиться во всем. Ты согласен вернуться вместе со мной на большом пароходе в наш большой дом? Там есть и лошади, и куры…
– Нет! А кур я вообще ненавижу! – ответил мальчик, не глядя на Калли.
– А чего же ты хочешь?
– Я хочу всегда жить вместе с тетей Джесси и дядей Джимом.
– Но почему?!
– Не знаю… Наверное, потому, что сейчас они – моя семья.
Он взглянул на нее своими чистыми-чистыми, голубыми-голубыми глазами.
– В чем-то ты прав! – вздохнула Калли и опустилась на колени, чтобы стать с ним вровень, и умоляюще протянула к нему руку. – Но это не мешает мне быть твоей мамой. И я всегда ею и останусь. Можно, я хоть буду писать тебе? Ты станешь отвечать на мои письма?
Луи неопределенно пожал плечами.
– Вообще-то я не люблю всей этой писанины.
Он подхватил свой мяч и снова принялся пинать его ногой, словно ее здесь и нет, не обращая внимания на ее умоляющий жест.
– Тогда прощай! – Калли проглотила слезы, понимая, что все кончено. Серьезное выражение лица сына не оставляло сомнений на сей счет. Ей хотелось ползти за ним на коленях и со слезами вымаливать его любовь к себе, но она понимала, что все бесполезно. Неожиданно мальчик протянул ей руку на прощание, но Калли физически не могла до нее дотянуться. Она молча поднялась с земли и убежала прочь, унося в своем сердце невыразимую боль и горечь утраты.
Когда Луи вернулся в гостиную, дамы уже не было. Он знал, что она больше не вернется, и был горд собой: ведь это он вынудил ее уйти. Сейчас он останется с Джесси навсегда, и они больше никогда не будут говорить ни о чем таком. Да и вообще, это их семейная тайна, которую не стоит выносить за пределы дома. Ночью, лежа в постели, он вдруг вспомнил прощальный вскрик этой дамы, вспомнил слезы на ее глазах, когда она опустилась перед ним на колени.
Потом Луи вспомнил, как он сам горько плакал, когда Боб задушил курочку, ту самую, которую он выбрал для него. Он вспомнил, какими приятными духами пахло от этой красивой дамы, и неожиданно для себя явственно увидел тот самый сад, который был изображен на одной из фотографий. Узкая дорожка, утопающая среди роз. Розы все время лезут ему в лицо, и чей-то женский голос поет ему. Ах, как часто этот голос снился ему! Голос поет ему песню, от которой ему всегда делается грустно.
Утром он проснулся в мокрой постели – снова не сдержался, и Джесси была недовольна. А он не смог или не захотел рассказывать, почему все так случилось. Одно он знал точно: больше они никогда не будут говорить об этой даме. И чем быстрее он забудет свой сон о женщине, которая поет ему песню среди роз, тем лучше для него. И Дезмондом его больше уже никто не назовет. Отныне и навсегда он – Луи.
39
Калли сидела у стойки бара в своем отеле, крепко сжимая в руке стакан со спиртным. Она уже потеряла счет выпитому, но этого было явно недостаточно, чтобы из памяти выветрилось выражение лица ее сына в момент их прощания в саду. Она старалась вычеркнуть из сознания его взгляд, исполненный скрытого торжества и откровенного вызова. Правильно ли я поступила, оставив решение за ним, снова и снова спрашивала она себя. Почему не боролась, почему не предъявила на него законные права, почему уступила его добровольно? Разве так можно? Разве может нормальная мать в здравом уме и в трезвой памяти взять и просто отдать своего ребенка чужой женщине, как это сделала она? Но что лучше? Лишить ребенка счастливого детства? Заставить его покинуть уже ставшую для него привычной среду обитания? Тащить его в чужую страну, которой он уже совершенно не помнит? А он станет при этом упираться, плакать и в конце концов возненавидит ее… Как я могу учинить такое над собственным сыном?
Сердце ее обливалось слезами, но холодный ум работал четко, как часы.
Ребенку невозможно навязать силой свою любовь. Ты обязана дать ему возможность жить своей жизнью вместе с этими добрыми и порядочными людьми, в такой крепкой и дружной семье. Кто ты против них? Щепка от разбитого корабля, вынесенная штормовой волной на берег. Сколько раз жизнь била тебя по голове, и вот еще один удар. И нет никого рядом, кто бы мог поддержать тебя в этом непростом решении. Да, остается признать очевидное. Ты – неудачница. И все, за что бы ты ни бралась, оборачивалось неудачей, разрушением, горем. Ты вышла замуж за подлеца, которого едва ли можно назвать мужем. Ты приняла неверное решение и согласилась выполнить опасную миссию, и она закончилась провалом, так и не начавшись толком. А потом столько лет ты провела в разлуке с сыном… Нет, ты заслужила все, что имеешь!
Калли почти легла на прилавок.
– Еще одну порцию виски! Двойную! – скомандовала она заплетающимся голосом, но бармен сделал вид, что не расслышал ее просьбы.
– Наверное, вам на сегодня будет уже достаточно, мисс! – проговорила официантка и участливо добавила: – Давайте я закажу вам такси.
– Нет, недостаточно! – запротестовала Калли. – Чтобы забыть то, что я сегодня натворила, мне недостаточно! Двойную порцию!
– Нет, мадам! Вам уже пора баюшки-баю! – ответил бармен и посмотрел на официантку. – Она – наша постоялица. Будь добра, проводи ее в номер.