Открытое окно

Пивоварчик Анджей

Так я узнал, что мама занимается филателистическими комбинациями… Она стояла у окна и вела переговоры с «симпатичной женщиной». У обеих горели граза, пылали щеки, двигались руки, перебиравшие «сокровища», звенели пинцеты.

Я нашел рядом свободный столик. Поскольку иного выхода не было, решил тут же начать продажу ниже всяких разумных цен.

Через минуту меня окружила толпа алчущих.

Я не разговаривал с людьми, внешний вид которых не сходился с описанием Посла. Худые, высокие, пожилые и молодые уходили ни с чем. Для таких служебные марки были табу. Зато я так и сиял

при виде коллекционеров, внешний вид которых сходился с теми приметами, которые дали мне в сорок первом почтовом отделении, а еще раньше студент-медик и убитая вдова.

Столпотворение у моего столика длилось около часа. Дважды менялось содержимое служебного кляссера. Я собирал… все! «Животных» – когда подошедший ко мне контрагент не имел ничего иного, а нужно было продолжить беседу. Марки Красного Креста, когда подозреваемый (как выяснилось, судья) не располагал ничем другим для обмена. Я собирал «Насекомых», «Локомотивы», «Замки» и что-то еще, что нужно было мне, как дырка от бублика…

Мне приходилось продавать, если партнер не имел с собой марок, а предлагал наличные, и покупать, когда партнера не интересовали мои служебные марки, а меня интересовала не столько предлагаемая мне серия, сколько его особа.

Положительным результатом этой акции было мнение, дошедшее до меня окольным путем: обо мне говорили как о новом коллекционере и как о «своем парне»!

И тут, дождавшись своей очереди, ко мне подсел доктор Трахт.

При виде овальной физиономии я закрыл свой кляссер. Поскольку Посла-убийцы не было среди людей обычного телосложения, тем более я не обнаружу его среди худых.

– Приветствую, приветствую! До главы правительства легче дозвониться! – Трахт сказал это так, будто он звонил министрам по десять раз в сутки. – Давайте пройдем в конец зала. Там свободнее.

Я как раз собирался это сделать, так как пора было прекратить эти идиотские сделки. Я уже не мог досчитаться тысячи злотых.

Мы прошли в конец зала.

– Есть редкая оказия, – шепнул Трахт, фамильярно беря меня за плечо. – Кое-что для настоящих знатоков. Может, присядем?

Мы уселись за свободный, стоявший в стороне столик.

– Все они, – Трахт показал пальцем на толпу, – просто зелень, молокососы. А вы серьезный коллекционер, у которого кое-что есть, – польстил он мне. – Вы должны использовать эту оказию. Я помогаю в распродаже коллекции одного недавно умершего филателиста. Ну и, понятно, немного нуждаюсь в деньгах. Вы знаете, когда приобретается целиком коллекция, это обходится дешевле. Л там есть преотличные вещи. Разумеется, большинство я оставлю себе. («Да-да, я знаю, мошенник, что ты оставишь себе!») А часть, те страны, которые я не собираю («Интересно, а что ты вообще собираешь, кроме денег?»), могу уступить без всяких комиссионных.

Я смотрел на него. Лицом, телосложением, ростом он не подходил под описания Посла.

Дальше я услышал, что некая женщина (ясно, что наследница) не будет разговаривать по вопросу о коллекции ни с кем, кроме него. И если я хочу, то коллекцию можем осмотреть вместе.

– Конечно, переговоры я буду вести сам и вы не должны спрашивать о цене. В, ваших же собственных интересах. Ввиду возможной недобросовестной конкуренции третьих лиц…

– Гм, – задумался я. – Видите ли, сделки, которые я здесь провожу, – это скорее для спорта.

В последнее время меня привлекают марки «За лот». А что в этой коллекции из… – я прикусил язык, едва не упомянув Западный район, – что в ней есть?

Трахт вытащил листок, исписанный рукой убитой вдовы, и, открыв каталог, начал перечислять:

– Все швейцарские серии «Pro juventute», негашеные. Четыре немецких блока «Nothilfe» и «Ostropa». Польские марки, выпущенные во время Варшавского восстания, на конвертах. Из Соединенных Штатов – марки всех долларовых номиналов…

Он буквально захлебывался от высоких номиналов иностранных марок, сомнений быть не могло – наследница собирается начать распродажу.

– Жаль, что у вас нет первой «Польши». Как я уже сказал, сейчас меня интересуют номерные штемпеля на марках «За лот».

– Да, но то, что я предлагаю, – он снова показал большим пальцем в зал, – это больше, чем если сложить коллекции этих горе-филателистов в одну кучу. Вместе с альбомами председателя клуба.

– Если бы там была первая «Польша»… – настаивал я. – Серьезный коллекционер может вложить в коллекцию «За лот» двадцать или тридцать тысяч злотых. На таких марках никогда не потеряешь. Цены на них все время растут…

– Да, вы твердый орешек, – вздохнул Трахт, не реагируя на приманку.

У него был вид человека, обманутого в своих ожиданиях. Со мной у него явно не получалось. Его красочные описания, как мы можем «сделать состояние», разбивались о стену моего равнодушия. И было очевидно, что повторяемое мной упорно «10 копеек за лот» тоже его совершенно не трогало. Среди названных им марок не было ни одной из тех, что украли в Западном районе. Значит, он всего-навсего охотился за наследством!

Я вытащил первую «Норвегию». Впрочем, во время моих сумасшедших сделок я оперировал этой маркой так, что все должны были заметить: она в моих руках. Трахт не проявил к ней интереса, так же как и другие.

– К сожалению, эта «Норвегия» не котируется, – отрезал он, скривившись.

Хотя разговор наш приближался к концу, я постарался оставить калитку для дальнейших контактов открытой. Я сделал вид, что колеблюсь, как будто продумываю его эффектное предложение. Он должен это заметить.

– И все же… я еще позвоню вам, – сказал он.

– Как хотите…

Я встал, и мы разошлись.

От всего этого у меня разболелась голова. Я разыскал маму и пригласил ее в кафе на мороженое…

Скука воскресного послеполудня, несмотря на перемирие, проходила для нас обоих под знаком обиды.

Я вовсе не был в восхищении от мытья тарелок, доставшегося мне в удел. Кухонный фартук был мне чересчур короток, и я забрызгал брюки и ботинки.

Дорогая мама, отключившись от домашних забот и хлопот, занялась, конечно, марками.

– «Норвегию», поскольку мы потеряли первую марку, – размышляла она вслух, говоря о себе во множественном числе, – собирать не будем. Но Швеция тоже приятная страна. Посмотрим в каталог. Так, Швеция выпустила пятьсот три марки, а комплект «Норвегии»… – слышал я шелест страниц – …комплект «Норвегии» состоит из пятисот шестидесяти восьми штук…

Насвистывая мелодию из оперетты, я. делал вид, что все обстоит прекрасно.

Закончив подметать кухню, я полил цветы, которые уже выпали из круга маминых интересов.