Открытые мысли
Шрифт:
— Кира, успокойся. Мы просто встретимся с друзьями, чтобы сделать погружение.
— Погружение?
Он не ответил и направился в сторону главной дороги. В пятидесяти футах от нее на лугу затанцевали полосы света. Саймон выключил машину, и его лицо окрасилось лунным светом.
— Погружение — это то, что делают читающие, — сказал он. — Один напивается, пока другие погружаются в его эмоции, касаясь его обнаженной кожи, — он продемонстрировал это, прикоснувшись пальцами к моей щеке. — Они чувствуют все без фактической интоксикации или похмелья. За исключением пьющего. На следующий день его мысли довольно спутаны.
— Я думала… нельзя, ну знаешь… касаться без…
Его улыбка превратилась в усмешку. — Без достаточной близости?
Вся эта ситуация была мне неудобна.
— Вот почему они погружаются только на секунду, — сказал он. — Этого достаточно для того, чтобы испытать ощущения, без неудобной близости. Поверь мне, никто не хочет испытать это с Мартином.
Теперь я привыкла к лунному свету, я могла различить танцующие лучи фонариков.
— Я не знала об этом.
— Не волнуйся, — он коснулся моей щеки. — Ты ничего не почувствуешь. Ты не читающая, помнишь?
Как будто я могла забыть это.
— Вот почему ты должна притворяться.
Я искоса взглянула на него.
— Правильно. Так почему мы это делаем?
Он откинулся назад.
— Ты теперь изменившаяся. Пора стать частью толпы. Слияние поможет быть менее подозрительной личностью, — его голос стал серьезным. — Самое худшее, если люди узнают кто мы, Кира. Ты должна придерживаться Кодекса Молчания.
Мои брови взлетели вверх.
— Кодекса Молчания?
— Так я его называю. Обет молчания, — произнес он с притворной торжественностью. — Поверь мне, ты не захочешь, чтобы люди знали, что мы можем делать.
Я не поверила Саймону, но знала, что он прав насчет этого. Если люди узнают, что мы можем их контролировать, жизнь станет намного хуже. В любом случае, я не хотела об этом думать.
Огоньки в поле клонились вниз. Проведение времени с друзьями Саймона не было худшей ложью за этот день. Саймон достал ящик пива, и мы направились по траве под жужжание насекомых. Друзья Саймона расположились на одеяле, раскинутом посреди травы.
Я нерешительно связалась с ними, когда мы были в пределах слышимости. Их болтовня прорвалась в мою голову, и я споткнулась о камень, спрятанный в траве. Мысли и запахи смешались. Любопытство проскользнуло в их сознания.
Громкость их шепота снизилась, когда Саймон представил меня. «Это Кира». Его мысли проскользнули в их разумы.
Девушка подложила фонарик под подбородок и поморщилась.
«Привет, Кира. Я Кэти».
Ее черные волосы были собраны в тугой хвост на затылке.
«Привет», — связалась я с ее разумом. Она оглядела меня сверху вниз и решила, что не особо счастлива из-за того, какая я милая. Прежде чем я смогла придумать ответ, мускулистый блондин, сидящий рядом с ней, усмехнулся.
«Привет, Кира», — его звали Зак, и рукава его рубашки были закатаны до локтя, оголяя бледную кожу с черными татуировками. Третий парень, Мигель, сидел на самом краю одеяла. «Привет», — тихо отозвался он, и, покопавшись в его мыслях, я уяснила, что он автор татуировок Зака.
В мертвой точке сидел парень, который, должно быть, был Мартином, представленным, как пьющий. Его неуклюжие руки казались слишком длинными для его тела, а ноги были сложены, как у куклы.
Он смотрел на Саймона. «Ты достал?»
Саймон протянул ему упаковку, и Мартин разорвал ее. Стеклянные бутылки вывалились и загремели на одеяле. Он открыл одно пиво и выпил его залпом, длинными глотками. Саймон пригласил меня сесть рядом с Мартином, затем сел рядом со мной. Он сел так близко, что почти касался моей ноги, чем заработал вопросительный взгляд от Кэти. Образ Саймона, целующего меня у шкафчика в коридоре мелькнул в ее мыслях, и мои эмоции снова вспыхнули. Она, наверное, видела все это или уловила в чужих мыслях. Образ блондинки занял ее мысли. Я сложила два и два. Саймон избегал моего взгляда.
«Итак, Кира, ты что, первокурсница?»— спросил Зак. Он думал, что был забавным.
Я связалась со всеми разумами одновременно. «Нет. А ты только перешел в среднюю школу?»
Потом я услышала самое удивительное. Мысленный смех. Он звучал, как звон колокольчиков, мягкий и с немного хриплым фырканьем, которое принадлежало Мигелю. Ни один из них не засмеялся вслух.
«Я вижу, почему она тебе нравится», — подумала Кэти. Затем голос Саймона раздался в их мыслях. «Она права», — они повторили его слова. «Она права. Права».
Саймон, наконец, встретился со мной взглядом и наградил кривой усмешкой.
Мартин бросил пустую бутылку в темноту, и она приземлилась с мягким шелестом на траву. Он выпил еще одну, и та последовала за первой.
Мы впятером мысленно говорили ни о чем: что было в выходные, различные события, отсутствие истинного искусства в татуировках. Я изо всех сил старалась не отставать от четырех одновременных разговоров. Их мысли были молниеносными и синхронными, как струны на гитаре. Саймон связывал мысли, подыгрывал гармонии, а не служил эхом их сознания. Было трудно следить за ними, я задавалась вопросом, как это удавалось читающим весь день, каждый день.
Когда Мартин прикончил вторую бутылку пива, Кэти и Зак придвинулись ближе к нему, как, собственно, и Мигель. Мартин кинул вторую бутылку и открыл третью с отрыжкой, которая вызвала мысленный звонкий смех. Когда он прикончил третью бутылку, я отшатнулась от него. Если желудок Мартина восстанет против такого натиска алкоголя, я не хочу быть близко к нему. Никто не был заинтересован, так что я расслабилась.
Мартин мысленно напевал песни, некоторые из них были похабными, я их не знала.