Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011
Шрифт:
следствий. Я хочу еще раз поблагодарить докладчика за его интересный и содержательный доклад. Спасибо.
Сержантов П.Б.: А поиски модели субъективности в аутопоейзисе ведутся?
Аршинов В.И.: Конечно, я сейчас просто не готов предъявить эту литературу. Но можно посмотреть журнал «Социокибернетика», его издают последователи Лумана. Есть целое направление «кибернетика-2». Можно посмотреть «Самоописания» 8
Лумана в переводе Антоновского. Там Луман начинает обсуждение как раз с проблемы субъекта. По-существу, он оставляет этот вопрос открытым. Нужно каким-то образом включить в этого субъекта время. Луман апеллирует к Канту, описывает операцию повторного вхождения, и субъект оказывается длящимся во времени. Здесь чувствуется Гуссерль, который, как известно, сильно повлиял
Ивахненко Е.Н.: Но Гуссерль существенно дезавуировал время. В аутопоейзисе со временем дело обстоит как раз не как у Гуссерля.
Аршинов В.И.: Не согласен. Гуссерль и Бергсон — это два философа времени. Я уж не говорю про Хайдеггера, просто напомню название его труда «Бытие и время». Это труд, без которого европейская культура была бы другой. Исчезает определенная, исторически сложившаяся, традиционная философская субъективность. Но постоянно идет поиск хотя бы тени субъекта. И этот поиск будет возрождаться вновь и вновь. Субъект — это своего рода «странный аттрактор», в концепции аутопоейзиса это относится к «рекурсивному процессу». Ведь, что такое рекурсия в динамических системах? Почему рекурсия есть коммуникация? Потому что рекурсия, в данном случае, это единство самореференции и инореференции. Для того, чтобы это единство осуществлялось, нужно понятие границы. А субъект живет на этой границе, по моему глубокому убеждению. Спасибо.
Хоружий С.С.: Спасибо, Владимир Иванович. Последняя часть дискуссии относилась к тому, что для проблематики нашего семинара является самым важным и заостренным. Об этом у нас возникал разговор и на предшествующих докладах самого Владимира Ивановича [Аршинова]. Мы здесь немало дискутировали о том, что делается с проблематикой личности и субъектности во всем этом эпистемологическом круге, во всей этой проблематике. Мое впечатление, что здесь присутствует несомненная ностальгия европейского, западного человека (у восточного этого не было бы) по субъекту. Эта ностальгия по субъекту (чтобы он непременно был) приводит к тому, что он сохраняется на уровне фразеологии, соответствующие слова употребляются. Но если подходить к этому вопросу в строгом русле классической философской традиции, то есть следить, какое нередуцируемое содержание в понятие «субъекта» и «субъектности» мы должны вкладывать, то мы придем к очень крупным вопросительным знакам. Присутствуют ли здесь эти редуцируемые элементы? Сохраняется ли здесь еще право на употребление этих слов? В самой философии, как мы знаем, такое строгое отношение к терминам привело к тому, что мы о субъекте почти уже не говорим. В сегодняшних разработках новых онтологических, персонологических схем мы говорим о субъектности. Сохраняются некоторые предикаты, характеризующие субъекта, но о самом субъекте мы уже не чувствуем права говорить. И я бы сказал, что в проблематике аутопоейзиса, совершается еще один шаг, а, может, и не один, еще б`oльшего удаления от эпистемологической ситуации классической европейской философии, где субъект и субъектность действительно присутствовали и занимали центр эпистемологического ландшафта. Не занимают они здесь этот центр и занимать не могут. Интуиция классического философского понимания этих вещей говорит, что не может здесь этого быть. А подобная
Луман Н. Самоописания. М.: Логос, Гнозис. 2009 — 320 с.
фразеология употребляется по неизжитой старой любви к субъектности, к персонологическому элементу, без которого западный человек себя не видит.
Ивахненко Е.Н.: У Стива Фуллера есть статья «Антропная или кармическая альтернатива»9
Там как раз говорится об утрате антропной перспективы. И, если задумываться над культурными паттернами, то здесь интересен взгляд на кармическую перспективу. В целом это можно расценивать как «игру» на сближение Запада и Востока в той теме, о которой вы говорили, поскольку на Востоке субъектности не было.
Хоружий С.С.: В восточном дискурсе ностальгии по субъекту точно не было бы. И думаю, что если бы восточный разум выстраивал проблематику аутопоейзиса, то он спокойно обошелся бы без этого словаря, и все выглядело бы естественно.
Дмитрий Щукин: Если говорится, что рядовому участнику рынка, например, остается только приноравливаться к системе, которая им воспринимается как живая, то насколько здесь употребим термин «эволюция» или «коэволюция» (взаимное развитие) некоей «единой» системы? И второй вопрос: можно ли свести непредсказуемость рынка и этого развития просто к свободе тех элементов, которые собственно берутся из социальности?
Ивахненко Е.Н.: По ходу того, как вы задавали вопрос, у меня возник еще один аргумент для Сергея Сергеевича [Хоружего]. Он возник именно в связи с вашим вопросом, поскольку человек в конечном счете теряется в этой системе, утрачивается. Этот аргумент очень простой. Вот у меня есть коммуникатор. Я им как-то пользуюсь, но всех его функций не исчерпываю. И неожиданно для себя обнаруживаю то одну, то другую новую функцию. В чем здесь проблема? Субъект обладает определенным ограниченным ресурсом памяти, времени, энергетическими возможностями и т. д. И в этом смысле предопределено, что по мере вхождения в сложную систему, требующую большого интеллектуального, энергетического ресурса для ее освоения, человек всегда будет естественным образом ограничен. Скажем, конкретный работник банка или трейдер, не может познать всю систему не только потому, что она непрозрачная или непознаваемая, а еще и потому, что он весь свой ресурс тратит на инструментальную деятельность. Когда мы имеем дело с такими системами, мы не можем не говорить об ограниченности человеческого ресурса. Это первая позиция, почему наступает момент подчинения субъекта и его утраты. Человек порождает такую сложную систему, которая требует от него больше, чем он может осилить, чтобы в нее включиться. И он начинает все больше и больше играть подчиненную роль.
Хоружий С.С.: Да, классическая линия философской персонологии и субъектологии эти предикаты очень плохо умеет чувствовать. Характеризуя субъекта, скажем, сознанием, как мы можем вложить эту ограниченность сознания, разума, возможности следующего шага, продвижения, усвоения знания? Это просто входит в дефиницию.
Ивахненко Е.Н.: Классическая модель эпохи Просвещения, в которой преобладает представление о неограниченности человеческих возможностей, — это затянувшееся, передающееся по эстафете представление, никак не сопоставляемое с реальностью.
Хоружий С.С.: К сожалению это уже вписано в сетку наших понятий.
Ивахненко Е.Н.: Это вписано, и на этом расколе возникают многие вещи. В XIX веке выпускник университета знал практически весь набор достижений своего времени, а в первой половине ХХ века нужно было заканчивать специальный факультет, и то далеко
Фуллер С. Антропная или кармическая альтернатива: модернизация научно-религиозного дуализма для XXI века // Эпистемология и философия науки, 2005, т. VI, №. 4. С. 181–191. (Стив Фуллер — профессор социологии Университета Уорик, г. Ковентри, Великобритания.)
не все знать. Есть еще такой важный момент, который почему-то оказался незамеченным. Может быть, это моя вина. Это экспертиза и экспертные сообщества. Когда мы придем к экспертизе, то убедимся, что именно экспертиза порождает все эти культуры в том значении, о котором я говорил. В докладе я умышленно это локализовал, потому что не имею возможности все это подробно рассмотреть. Я, возможно, не совсем ответил на заданный вопрос, но постарался прояснить некоторые моменты.
Вопрос из зала: Может ли человечество, осознавая эти риски, каким-то образом изменить форму и характер научного поиска или вообще отказаться от научного поиска?
Ивахненко Е.Н.: Я за человечество вряд ли отвечу. Но вот фуллеровская статья, в частности, говорит о том, что европейцам скорее всего придется обращать внимание на кармическую перспективу. Это очень важная позиция. Например, природосберегающие концепты лучше выстраиваются на идее равного взаимодействии, чем на идее антропного доминирования. Западная цивилизация — это силовая, агрессивная, давящая, это цивилизация силы. И в конечном итоге философские продукты, с которыми мы работаем, несут в себе эти черты.