Открывая глаза
Шрифт:
– Я не раз говорил, что мистер Эванс никогда не был годен для занятий с отработанным материалом, – прокомментировал слабохарактерность студента Хованьский. Помолчав некоторое время, Сарит закончил с некоторым превосходством в голосе.
– В добавление, могу только повторить слова столь чувствительного Эванса, о том, что если бы этого человека сбил поезд, вряд ли бы его тело настолько хорошо сохранилось.
Профессор Монсон, очевидно, восхищенный ответом студента, одобрительно закивал головой. «Только и умеешь, что повторять чужие слова» – подумал Пол. Заносчивость Уолсена его раздражала, и Гудвин был более чем уверен, что Сарит не мог сам дойти до таких заключений; мысль о том, что ему всё рассказал профессор, привела парня в бешенство.
– Прекрасные выводы, на мой взгляд, – сказал Хованьский, улыбнулся и повторил: – Достойный ответ. А теперь, давайте займемся вскрытием, и посмотрим, найдем ли мы внутри этого человека подтверждение выдвинутой гипотезе.
Подтверждение нашлось быстро. Пол даже подумал, что патологоанатом, занимавшийся стариком, весьма искусный человек, раз он смог привести тело в полный порядок. Потому что внутренности мужчины кричали о том, как много они получили увечий и травм. Если бы к мертвому человеку была применима фраза «живого места не осталось», именно её бы произнесли все, кто был на занятии, хотя справедливости ради нужно отметить, что если бы человека сбил поезд, картина была более ужасающей.
– Ну, что ж! – решил подвести итог профессор после часового осмотра внутренних органов старика. – Думаю, все со мной согласятся, что этого человека действительно не сбивал поезд; мужчину жестоко убили. Так что, я могу поздравить вас всех, в особенности тех, кто выдвинул правильную версию.
Некоторые студенты до сих не пришли в себя после увиденного, поэтому мало кто заметил профессорское «в особенности». Хованьский ещё раз обвел взглядом присутствующих, затем накрыл предмет исследований тканью, и громко сказал: – Раз ни у кого нет вопросов, я поздравляю вас с прекрасно проведенным обследованием тела человека и определением причины его смерти!
– Профессор, – доселе молчавший студент Барни Росс, решил задать вопрос. – А откуда у нас в школе этот труп?
Ничуть не смутившись, Хованьский произнес: – Мистер Росс, как много раз вы бывали в морге?
– Довольно много.
– Считайте, что сегодняшнее занятие было моим вам подарком, ведь вы же не будете спорить, что сегодняшняя практика была гораздо продуктивнее во всех отношениях, чем если бы занятие проходило в морге, где вы были бы один на один с мертвецом, и вас всё время торопил бы патологоанатом. На самом деле, мой хороший друг, знающий анатомию человека лучше нас всех, но долго болевший, снова начал резать людей, и оказал мне эту маленькую услугу – ради приобретения вами опыта – он позаимствовал тело этого бедняги, которое сегодня послужит ещё несколько раз объектом исследований другим группам, затем я распоряжусь, чтобы его вернули туда, где ему полагается быть. И имея тело, я дал вам ложную версию смерти, желая проверить, чему вы научились. Кстати, мистер Росс, вы можете остаться после занятий и до вечера исследовать тело, это так же относится и к тем, кто сегодня не успел ответить, – Росс был доволен ответом профессора.
Грегг умоляюще посмотрел на Хованьского, который не обратил на него никакого внимания, затем обернулся к Полу. Гудвин был поражен льстивостью и откровенной ложью профессора, которая буквально прилипла каждым своим словом к халатам студентов. Ему хотелось влезть в разговор, остановить эту ложь, просто плюнуть в лицо преподавателя; он ведь даже не поблагодарил Пола и Грегга за работу, которую они для него выполнили. Но Пол так ничего и не высказал Хованьскому – недостаток сил после ночной встряски, до сих пор трясущиеся руки, вопрошающий взгляд Аткинсона, и вот результат – Гудвин не произнес ни слова в течение всего занятия, хотя его мыслей хватило бы на небольшой рассказ. Возвращаясь домой, он глубоко задумался, зачем же профессору нужен этот труп, что же он замышляет.
Глава 2
Сентябрь 1860г
Когда Джон Бигелоу – один из редакторов газеты «Нью-Йорк ивнинг пост» сказал, что её хочет увидеть главный редактор, Ханна была до безумия рада; она надеялась, что сможет выпросить для себя более интересное занятие, потому что за несколько месяцев, проработанных в газете, ей не удалось добиться ровным счетом ничего. Это была не её вина, Ханна работала как вол, свою роль в полной мере сыграли обстоятельства – иммигрировавшая из Европы, она очень долго втягивалась в коллектив, который не желал её принимать. Не имея опыта работы в журналистике, девушка стала объектом частых насмешек со стороны более опытных коллег, а консервативные владельцы ежедневного издания не видели в роли журналистки девушку, тем более, если эта девушка активно боролась за возможность стать профессионалом в этой области. Одна небольшая статья в неделю, на последней странице газеты, это всё, что было позволено Ханне. В основном же молодая журналистка просиживала свой рабочий день за кипой бумаг и старых газет, которые нужно было отсортировывать и убрать в архив. И если быть до конца откровенным, это были её прямые обязанности, которые занимали почти весь рабочий день. Лишь Бигелоу был на стороне Ханны; он решил её помочь, дав небольшую колонку только что уволившегося сотрудника, чем спас молодую девушку от скучного прозябания в архивном кабинете. Но Ханне было этого мало.
По этой причине она часто злилась на этот грубый и бесчувственный город, в котором ей пришлось оказаться. От постоянного чувства высокомерия, которым были богаты её коллеги, Ханна начала писать новые для себя статьи, в которых изобличала самые отвратительные стороны мужской деятельности: работа местного правительства, судов и полиции была сведена её усилиями к простому бандитизму. Даже церковь показывалась ею с самых низких своих сторон. Собирая скандальную информацию везде, где только можно, до позднего вечера бродя по городу, Ханна пыталась пробиться на верхние полосы газеты. И всегда, всенепременно её тормозили редакторы, которые просто не пропускали подобный материал, отчего ещё больше подкидывали в душу девушки отрицательных эмоций, при это, однако, воспламеняя в ней сильнейшее сопротивление действительности. Даже Джон, который стал её другом, не смел идти против начальства, часто стараясь убедить Ханну в бесполезности и даже глупости её предприятия. Бигелоу постоянно просил Гудвин остепениться и перестать заниматься глупостью.
– Дорогая, ты мне напоминаешь европейских революционеров. Они всё что-то пытаются, трудятся, а что в итоге – все они либо на виселице, либо в тюрьме. Но это не самое интересное: если с каждым из них поговорить по отдельности, все они скажут, что дело их пропащее, и усилия их вовсе не увенчаются успехом.
– Прошедшие революции говорят об обратном, – сопротивлялась Ханна, понимая, на что намекает Джон.
– Если революции и происходили, это ещё не говорит о том, что выдвинутые лозунги превращались в явь.
– Но если бы революций не было, мы бы до сих пор жили в каменном веке.
– То есть ты считаешь, что причина наличия такого уровня развития, которым обладают передовые страны, есть фурункулы, которые раз в столетие появляются на теле того или иного государства? Знаешь ли, дорогая, порой мне кажется, что твои мысли витают где-то, где бесплатно раздают манну небесную. Ты, наверное, забываешь о естественных потребностях людей, которые постоянно меняются, увеличиваются и благодаря данному обстоятельству мир движется вперед. Полагаю даже, что скоро люди совсем перейдут в эпоху потребления, когда уже не важны будут качество товара и объективность его создания для общества, в приоритете будет лишь мода, тогда прогресс пойдет ещё быстрее, правда будет затрагивать менее обширные области. Вот, взять к примеру…
– Джон, ну хватит! Не нужно мне читать лекций, я не изменю своим убеждениям относительно притязаний на более достойную работу.
– Ханна, тебя погубит чрезмерная вера в свои силы! – Бигелоу произнес эти слова с легкой улыбкой, показывая, что он не хочет обидеть девушку. – Как, кстати, к твоим убеждениям относится твой муж?
– Джон, ну… ну ладно! Я не хотела этого говорить! Вот что я думаю. Все прошедшие революции были результатом многолетних страданий населения, и любая власть, свергнутая простым народом со своих мест, вполне этого заслужила. Ни в наше время, ни когда-либо раньше, ни в какой стране, не делалось ничего для людей и ради людей. Я очень много видела людского горя за свою жизнь; видела, как люди кладут жизнь ради того, чтобы раз в неделю их дети могли досыта поесть, видела неимоверный труд крестьян, которых ни во что не ставили, но всегда считали, чуть ли не святыми, так много образов взято с этих работяг для восхваления их труда, видела, как за неправильные слова людей отправляли на каторгу. Джон, но я бы никогда не променяла то, что успела понять и увидеть, на жизнь пустую и спокойную. И…и, ты знаешь, как меня восхищают люди борьбы! Само существование говорит им – «Боритесь или умрете», и они, не разгибая плеч, идут вперед и берут свое – хорошо ли, плохо, может у них не выходит что-то, но они постоянно в борьбе! Они всегда что-то хотят поменять, чтобы жизнь вокруг соответствовала бы их желаниям! И желания эти простираются далеко за пределы собственных интересов. Но я вижу, твое лицо скоро совсем сделается неузнаваемым, поэтому я замолчу.