Откуда ты, Жан?
Шрифт:
Ваня встрепенулся:
— Нет… В десятом часу проснулся.
Николай вошёл в комнату и, положив на стол свёртки, начал умываться.
— Нигмата, значит, не провожал… Говорят, что его матери очень плохо.
— Любила сына.
— Вчера в это время ещё был жив, а сегодня вот уже лежит в могиле…
— Мать же говорит: судьбу не перейдёшь.
Николай, вытирая шею полотенцем, вышел на середину комнаты:
— Раньше я так же думал. Но гибель отца, наше сиротство…
Сбросив одеяло, Ваня сел.
— Ну,
Николай улыбнулся.
— Не торопись. Обо всём поговорим.
Он переоделся и причесал перед зеркальцем волосы.
— Ты уже вырос и мне с тобой теперь можно говорить, как с равным. Если я молчал раньше, не подумай, что брат, мол, у тебя дундук. Мне хорошо известно, как в трампарке дело у вас не выгорело. Сами виноваты.
Николай потянул с полки поясной ремень, загремев бляхой. «Не думает ли он пороть меня ремнём?» — подумал Ваня, решив ничего не рассказывать о том, что с ним случилось после трампарка.
— Прежде всего расскажи мне про это письмо.
— Какое? — не понял Ваня.
— Прочти вот, — Николай передал ему сложенный вдвое тетрадный лист и вышел из дома раскрыть оконные ставни.
Увидев корявые буквы на бумаге, Ваня похолодел: письмо было написано рукой недавно приходившего сюда Гумера Вафина. «Чернявый Мишка сделал карточки, — писал Гумер. — Очень здорово получилось: и чоканье стаканов и поедание мяса. Что прикажешь с ними делать? Заячья губа сказал: мы не любим говорить по два раза. Как «наградили» Н., так же оденем деревянный бушлат и на другого. В следующее воскресенье ждём тебя на том же месте».
— О каких это карточках идёт разговор? — поинтересовался Николай.
— Да чего там… Чепуха.
— Нет уж. Давай, рассказывай! Снимались?
— Да… На выпускном вечере.
— Но разве там пили водку?
— Немножко.
— Понятно…
«Что ж это? — удивился Ваня. — Ум требует, чтобы я сейчас же рассказал обо всём, как было, а язык говорит совсем другое».
— Хорошо, пусть выпили. Но почему ты обязан пойти на то же место?
— Играть.
— А если не пойдёшь? Бушлат наденут? И что это за игра?
— Не только игра… Честное слово, не только игра… Запугать пытаются… Им неизвестно, как и от чего Нигмат умер.
— Вот оно в чём дело! — сказал Николай. — Давай договоримся так. Я тебя не пугаю, но и не хочу, братишка, чтобы на тебя деревянный бушлат надели — положили в гроб. До воскресенья подумай. Будем вдвоём решать. А письмо дай сюда…
Чувствовалось, что Николай теперь по-настоящему займётся Ваней: пора, дескать, уже не маленький.
Харис допрашивает
Пелагея Андреевна сама присматривала за козой. Та проворно щипала траву и, должно быть, скучая в одиночестве, норовила сбежать на Казанку. Но верёвка была прочная. Хозяйка дёргала за другой конец, и
— Подойди-ка сюда, голубок, — обрадовалась Пелагея Андреевна, увидев проходившего Ваню. — Каждый вечер зову, а тебя всё нет и нет.
Ваня подошёл к ней молча и замер, ожидая, что скажет ему старуха. В другое время не стоял бы он так, опустив глаза. Косой Гумер, тот нашкодит и всё равно может смотреть в глаза прямо. Но Ваня, чувствуя себя виноватым, краснеет, роет носком землю и пальцами крутит пуговицу на рубахе.
— Ну, слава богу, поднялся. Вчера Николай говорил, что болеешь. Молока ему передала — от Машки, целебное…
Коза, услышав своё имя, подошла к хозяйке и, настойчиво протянув: «ме-е-е», ждала чего-нибудь вкусного. Ключи, висевшие на поясе Пелагеи Андреевны, опять забренчали. А вот он и тот ключ от сундука со звоном…
— Спасибо вам, Пелагея Андреевна.
— На здоровье, сынок, — сказала старуха ласковым голосом, и Ваня ещё больше покраснел. — Сегодня, может, придёшь ко мне в помощники?
— А Харис?
— И его позовём. Только не запаздывайте.
— Ладно, Пелагея Андреевна…
Харис неохотно согласился ночевать у соседки. Он как-то похудел, осунулся. Глаза его стали печальными.
— Что случилось? — встревожился Ваня.
— Со мной? Ничего. А ты где пропадал, Жан?
— Дома лежал. Больной.
Харис посмотрел на кудрявые облака, плывущие в небе, и тяжело вздохнул.
— Нигмата жалко.
— Мне тоже.
Они вышли на теневую сторону и сели на завалинке дома.
— Нигмат был пьяный, — сообщил Харис.
— Да, я знаю.
— На пути ему кто-то встретился. Говорят, если бы не крикнул ему…
— Кто его знает… — Ваня почувствовал, что начинает краснеть.
— И кто этот человек, что встретился в дороге?
— Не знаю.
Харис внимательно посмотрел на друга.
— Знаешь, ведь он зачем-то искал тебя. И бегал за тобой на Казанку. Ты знаешь? Скажи правду.
— Какую?!
— Такую!.. Не скроешься: ты его видел.
Ваня вдруг почувствовал, что если он и сейчас обманет, свершится что-то ужасное, о чём придётся потом сожалеть всю жизнь. Нет, нет, обманывать нельзя!
— Рассказывай, — потребовал Харис.
— Да, видел, — признался Ваня. — Когда я шёл пешком, он ехал на трамвае…
— И что же крикнул?
— Подожди. Выпытываешь, как милиционер.
— Между прочим, уже и милиционер приходил узнавать…
— О чём?
— О том же.
Ваня съёжился, что-то обдумывая. Харис нахмурил брови. Теперь они, казалось, превратились в кошку и собаку.
— Раз он узнавал… тогда вот что… я шёл домой, а Нигмат увидел меня и два раза крикнул: «Ванька!» В другой раз не успел докричать, как ударился головой об столб. Остальное тебе известно…