Отличница
Шрифт:
Я вдруг подумала, что в Джоконде каждый видит свое отражение. Именно поэтому кому-то она кажется жестокой, кому-то сладострастной, кому-то коварной. Ну, а по мне она кошка, которая гуляет сама по себе. Потому что я сама такая. И все будет так, как я хочу.
…
На улице снова минус двадцать. Я вернулась. Наталья с Максом встретили меня в аэропорту и привезли домой.
– Может, подниметесь? Подарки сразу заберете, – спросила я.
– Не, уже поздно. Ты-то можешь дрыхнуть, ты еще в отпуске, а нам утром на работу.
Любопытно. Вообще-то они полуночники. Если девять часов для них поздно, то я Майя Плисецкая. Ну, да ладно. Мы договорились встретиться завтра у родителей, и они уехали, а я взяла сумку и пошла в подъезд.
За нашей дверью ревела музыка. Это «Рамштайн». Потапыч не спит и, как пить дать, играет в свою стрелялку. Странно. Я думала, он у бабушки с дедушкой.
Я открыла дверь и вошла в квартиру. Свет горел везде – и в коридоре, и в кухне, и в обеих комнатах. Очень странно.
– … А чего это ты мной командуешь? Ты мне не папа! – сказал один голос.
– И слава Богу! – отозвался другой. – Папа у тебя уже есть. Разве тебе нужен еще один? Сомневаюсь. А вот еще один друг тебе явно не помешает. Согласен?
– Согласен, – ответил мой сын.
– Ну, тогда убавь музыку и помогай мне чинить этот чертов пылесос. Мне рук не хватает.
Мишка вышел из комнаты и заметил меня. Он так обрадовался, что даже не закричал. Молча, он кинулся ко мне и повис на моей шее. Я обняла его и изо всех сил прижала к себе. Наконец, мы оторвались друг от друга. Он взял меня за руку и повел в зал.
Там на ковре сидел Леха, а вокруг были разложены части от разобранного пылесоса. Он поднял голову и уставился на меня.
– Привет, – сказал Леха.
– Привет, – сказала я.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он.
– Вообще-то, я здесь живу. С сегодняшнего дня.
…
За окном ночь. В комнате тоже темно. Метет метель, и когда ветер усиливается, слышно, как он бросает снег в окно и подвывает в щели.
Мишка давно уснул. Пылесос стоит в углу собранный, но все равно не работающий.
– Что-то непонятное, – сказал Леха. – Ладно, завтра разберемся.
От этого «завтра» веет спокойствием и уверенностью.
Мы сидим на диване. Точнее, он сидит на диване, а я у него на коленях. Вообще-то, я не маленькая, но умудрилась устроиться очень удобно. Не знаю, сколько мы уже так сидим. Мы разговариваем. Говорит преимущественно Леха. Я слушаю его голос и смотрю на метель за окном.
– …Понимаешь, я просто испугался.
– Чего?
Он с шумом выдыхает.
– Сначала того, что моя жизнь может измениться.
Пауза.
– А потом, что она может не измениться.
Я улыбаюсь. Хорошо, что он этого не видит. Дурачок! Нашел, чего бояться.
– Я сто раз пытался тебе позвонить. Вызывал твой номер, а затем отключался. Просто не мог. Разве можно что-то объяснить по телефону?
Конечно, можно. Но я молчу. Я все понимаю.
Он прижимается щекой к моим волосам.
– А ведь я тебя совсем не знаю.
– Глупый, ты знаешь меня всю жизнь.
– Нет, я всю жизнь знал Машку Петрову. А тебя, Марина Потапова, я совсем не знаю.
Я снова улыбаюсь. Он растерян и все еще напуган. Я поднимаю руку, притягиваю к себе эту глупую голову и целую его.
Ничего, мой милый. У нас впереди много времени. Ты во всем разберешься. Я не буду тебя торопить. Я вообще ничего не буду делать – просто буду тебя любить. Ты можешь, в точности как твой кот, приходить и уходить, когда вздумается. Я не буду пытаться тебя удерживать. Потому что знаю: ты все равно вернешься. У тебя нет выбора, хотя ты пока этого не понимаешь.
Мне ничего от тебя не надо. Мне достаточно, что ты есть.
Я больше не совершу ошибок. Я ведь отличница, а отличницы все всегда делают правильно.