Отметить день белым камешком
Шрифт:
Он погиб в день своего самого любимого праздника - в день революции Ленина.
– Где он похоронен?
– спросила Исии-сан тюремного офицера.
– Это должно знать кладбище.
Она пошла к адвокату Асанума. Он взял ее дело и начал работу, но прошел год, и никто не хотел помочь ни ему, ни ей.
– Нами управляют американцы, - сказали ей в тюрьме, - мы за них не отвечаем, но они отвечают за нас...
Женщину в очках, в черном платье знали на кладбище. Однажды к ней позвонили оттуда:
– Недавно у нас было общее перехоронение. Мы хоронили тех, за кем так и не пришел никто из родных. Мы оставили одного иностранца.
– Почему вы думаете, что он был иностранцем?
– Судя по гробу, он был очень высоким...
– Я возьму, - сказала Исии-сан.
– Я сейчас приеду...
– Погодите. У вас есть могила для него?
– Нет.
– Мы не можем в таком случае отдать его вам. Нужна могила.
Она купила могилу. Она отдала все свои деньги; это очень дорого было в Японии - купить могилу. Когда все документы были оформлены, Исии-сан поехала на кладбище. Пока она сидела в кабинете управляющего, раздался звонок из тюрьмы: ей запрещали взять останки Зорге. Кладбищенский управляющий окаменел лицом. Он был честным человеком, и во время войны по ночам к нему привозили многих из тюрем...
– Он мертв, этот Зорге, - сказал он тюремщикам.
– Что изменится в этом мире, если я отдам женщине останки человека, казненного вами?
Он не послушался тюремного запрета, и женщина, адвокат и трое рабочих пошли на кладбище. Могилу раскопали быстро. Она сразу узнала его малиновые ботинки.
Рядом с его вставными зубами лежали очки в красной целлулоидной оправе. В одном из журналов Исии прочитала, что на суде он был в очках из красного целлулоида. Сошелся и перелом кости ноги. Это были останки Рихарда Зорге.
– В крематории я ждала час. Мне вынесли урну. Я написала на урне: "Рихард Зорге, пятьдесят лет". Ему тогда было сорок девять лет один месяц и три дня, но по нашим обычаям считается, что если хоть один день перевалил за твой год, ты уже принадлежишь к следующему году. Я хранила урну с его прахом у себя дома целый год. Он был со мной, а теперь он принадлежит всем честным людям Японии...
Исии-сан осторожно притронулась к бюсту Зорге и поправилась:
– Не он... Память о нем... О человеке, который воевал не против Японии, а против фашизма и который победил.
В ее лице улыбается все - и ломкая линия рта, и точеный нос, и лоб, и брови, - все, кроме глаз. Иногда она выходит из маленькой комнаты, и когда возвращается, заметно, что глаза ее чуть припухли и покраснели. Я смотрю на эту женщину с нежностью: она отплатила Зорге верностью и памятью - высшим проявлением человеческой любви. Она нашла останки человека, который принадлежит всем тем, кому ненавистны фашизм и война. Спасибо за это Исии-сан - верной и скромной, посвятившей жизнь свою служению памяти одного из самых человечных людей нашего грозного и прекрасного времени.
Весь день провел у господина Такаси - руководителя международного отдела крупнейшей частной телевизионной компании "Ти-Би-Эс". Беседовал с политическим комментатором г-ном Сонода. Он ехал в Токийский университет вести прямой репортаж: там идет забастовка левых студентов. Пригласил поехать вместе с ним. Руководитель "Ти-Би-Эс" сказал мне, что Сонода великолепно говорит по-английски: "У вас не будет проблемы с переводчиком".
Действительно, первые слова г-н Сонода произнес на хорошем американском "слэнте". Однако потом я понял, что, кроме
Эту, как и остальные молодежные ультралевые демонстрации, отличает крайний истеризм. Маленький паренек в красной каске выкрикивает лозунги громким, тоненьким, пронзительным голоском. Остальные сидят на асфальте, подложив под себя листочки бумажки, и внимательно слушают лидера. Из здания, где сейчас находится штаб бастующих студентов, то и дело выходят ребята и девушки, раздают присутствующим листовки - своеобразные дацзыбао; их немедленно расклеивают на стенах домов. Эти дацзыбао отличаются от китайских тем, что в Китае нет ротаторов и писать приходится от руки.
Ребята готовятся идти к министру образования со своими требованиями, в главном - разумными. Если бы не крикуны, спекулирующие на студенческой проблеме, то наверняка большинство здравомыслящих японцев, озабоченных будущим страны, стало бы на сторону молодежи. Однако маоисты, прилепившиеся к движению, толкают ребят к требованиям "немедленной социальной революции, немедленного уничтожения всей буржуазной культуры, немедленного изгнания всех старых профессоров".
Ультралевых отличает такая же тенденция к железной организации, как и ультраправых. Стоило руководителю демонстрации посвистать в свой пронзительный свисток и крикнуть что-то через мегафон, как немедленно к нему подскакивали девушки и ребята и, зная заранее, кому, куда, в какой ряд, в какую шеренгу становиться, по-солдатски выстраивались в спаянную колонну.
Сонода быстро надел каску, дал такую же мне и попросил опустить на лицо прозрачную пуленепробиваемую маску.
– Сейчас может начаться драка, - сказал он.
– Бьют весьма больно.
Промышленность по выпуску "противоударных касок" здорово греет руки: в месяц они выпускают 300 тысяч касок для демонстрантов в одном лишь Токио. Стоит такая каска 400 иен, а особенно прочная, красного цвета, - тысячу.
Японские журналисты мне говорили, что, быть может, хозяева этой "индустрии" связаны с главарями ультралевых маоистских студентов потому, что барыши у "каскопроизводителей" совершенно фантастические.
Чем дольше я наблюдал за студентами, тем больше они казались мне членами военной организации. Впереди - наиболее рослые ребята в касках, за ними девушки и парни без касок, это, вероятно, "интеллектуалы" движения худенькие, слабенькие, но очень голосистые, они все время выкрикивают лозунги. Колонну замыкает арьергард - там тоже здоровенные ребята в касках, с дубинками и металлическими прутьями в руках.
Ребята начали бегом кружить по улице, скандируя свои лозунги; они "разогревались", словно спортсмены перед стартом. Когда их крики стали особенно яростными, подъехали дополнительные наряды полиции. Полицейские выскочили из своих машин и, подстроившись на бегу к демонстрантам, окружили их со всех сторон и "повели" колонну к министру образования. Когда мы вернулись с г-ном Сонода в "Ти-Би-Эс", он продиктовал материал (кинопленка, которую привезли операторы, будет обработана через 30 - 40 минут и сразу же пойдет в эфир) и потом высказал мне свое мнение по поводу этих ультралевых.