Отморозок Чан 1: Нет чести, нет цели, нет жалости
Шрифт:
– Договорились, командир! Только и вы там не нервничайте! Ща ствол скину и нож! Спускаться пустой буду! Руки на виду держу!
Я кинул вниз ствол: он упал с глухим стуком. Следом со звоном ёбнулся нож.
Ну… надеюсь, не захуярят. Хотя, сталкеры – не отморозки, не должны.
Я начал спускаться вниз. Чем ниже я спускался, тем больше ожидал услышать крик «Вали его!». Но переживания оказались напрасными – ребята стрелять не собирались. Наконец я оказался перед ними, с поднятыми вверх руками. Да, их реально шестеро. Ебальники не злые, скорее суровые, сразу видно – сталкеры.
– Ну, – заговорил
Я задумался на пару мгновений, размышляя над тем: правду сказать или спиздеть поэлегантнее?
– Эти пидоры напали, я их ёбнул, – наконец выдал я.
– И бармен тоже на тебя напал? – скептическим тоном спросил он. – Нелестно отозвался о его стряпне?
– Бармен случайно пулю словил, – признался я. – Надо было ему под стойку прятаться, когда стрельба началась, а он стоял, еблом торговал.
Усач призадумался на какое-то время, затем покачал головой.
– Скажу честно, браток, хуёвые твои дела, при любых раскладах хуёвые.
Глава седьмая. Неудачное лечение
– Эй, уёбок! Хорош карандаши переводить! Собирайся, к тебе пришли!
Сталкеры в этой тюрьме меня не любят: не нравится им, что за пять лет, которые я провёл в заключении, я отмудохал несколько десятков их собратьев и даже убил одного. А скольких сокамерников я покалечил, я уже и не сосчитаю…
Но можете быть уверены: каждый из этих пидоров получил именно то, что заслужил. Никогда не выёбывайся на тигра, сидящего в клетке… Во всяком случае, когда ты находишься в той же клетке.
В общем, последние четыре года я сижу в этой тесной вонючей сырой камере, с неизменным соседом – Фёдором Михайловичем. Меня подселили к нему в надежде, что я не найду поводов убить старого богобоязненного жулика.
И действительно. Поводов я не нашёл. Так что, Фёдор Михайлович стал моим единственным товарищем в этом ужасном месте. Более того, он мой самый преданный читатель. Да-да, вы не ослышались – я начал писать. Из-под моего карандаша, точнее карандашей (извёл я их немерено), вышел не один десяток поистине великолепных книг.
Кстати, ещё до всего этого пиздеца, я проявлял немалый интерес к литературе. Помню, даже как-то сломал ебло сыну учительницы по литературе. По-моему, куском ржавой арматуры. Хорошие были времена…
– Бля, не начинай, а, – снова занудел тюремщик, – Давай хоть раз по-человечески! Просто встань, и мы проводим тебя в комнату для посещений! Ну будь человеком, ёбана в рот!
Я наконец отложил карандаш и поднял на него глаза.
– Хуй с тобой, Жека. Раз ты по-человечески просишь – будет по-человечески.
Подойдя к решетке, я повернулся к ней спиной и просунул руки в небольшое окно. Жека-тюремщик расширил глаза от удивления: видимо, не ожидал от меня такой покладистости. Хули – будет уёбку, что внукам рассказать. Он быстро достал наручники и сомкнул их на моих запястьях. Затем пошарил на ремне и снял другой ключ, которым отпер камеру. Двое его друзей подняли автоматы, взяв меня на прицел.
Выходя, я обернулся и посмотрел на Фёдора Михайловича, который самозабвенно читал одну из моих ранних работ.
– Дядь Федя, я там последнюю дописал почти! «Убивай или Сдохни» называется! Можешь почитать, если хочешь! Почти автобиография!
Приходилось кричать, потому что дядь Федя был туговат на ухо.
Фёдор Михайлович поднял голову и уставил на меня растерянный взгляд. Старый пёс, даже не заметил, что меня уводят. Возраст, хули… Он ещё какое-то время смотрел на меня, как собака на летающую тарелку, затем его лицо прояснилось.
– Вот это дело! – воскликнул он. – Это, брат, от души! Прям щас читать и начну! А то эту по седьмому кругу перечитываю! Ох и порадовал старика, ох и порадовал! А ты-то сам куда?
– На свиданку! – ответил я. – Ты смотри, Фёдор Михайлович, если не вернусь – можешь издать под своим именем все мои книги, как откинешься! Или псевдоним возьми какой, Чехов там или Лермонтов! В общем, что-то приближенное по величию к моему литературному гению!
Старик улыбнулся, отложил толстенную пачку истрёпанной бумаги и стал нетерпеливо слезать с кровати.
Я вышел из камеры. Когда я уже шёл по темному коридору под конвоем трёх петухов, я услышал крик:
– А там, о чём вообще?!
– Про долбоёба одного! На меня в молодости похож! – прокричал я в ответ.
Три минуты спустя меня ввели в комнату для свиданий.
– Андрей Алексеевич! Здорова! – поприветствовал я своего старого товарища.
Кстати, я уже упоминал его раньше: собирался впарить ему пульт с Достоевской. Подозреваю, что Андрей Алексеевич заднеприводный, но это дело не моё, главное, что мужик хороший, да за моей жопой не охотится, а кого он там ебёт: мужиков или мутантов – это уже его дело.
Я жив только благодаря Андрею Алексеевичу и его связям. Меня бы ещё после первой стычки с тюремщиками к стенке поставили, но Андрей Алексеевич ясно дал понять: сдохну я – сдохнут все, кто причастен. Связи, хули. Он всю Караванную держит. А брат его – заправляет на Армейской. В общем, он похлопотал, чтобы и камеру мне нашли поспокойнее и сильно не мешали жить. Да что говорить, я как писать задумал, он мне бумагу подгонял каждую неделю и карандаши. Отличный мужик, одним словом. Всё сетовал, что вытащить меня не смог. Но там нихуя не сделать было: бандиты и бармен – хер бы с ними, но вот пацана того я зря захуярил, походу. Батя его – человек влиятельный и очень сильно достать меня хотел. Даже приходил сюда со своими ребятами однажды. Угрожал штурмом тюрьму взять, если меня ему не отдадут. Не отдали. Андрей в тот день тут был. Вышел к ним, поговорил и они съебались. Короче, батя пиздюка того каждый месяц присылает кого-нибудь убедиться, что я тут заперт и страдаю. Причём в разное время, чтобы неожиданностью было. Короче, вытащить меня нельзя. Ну, спасибо хоть живой остался, стараниями Андрея.
– Ты как тут поживаешь, дорогой? – спросил он, крепко обнимая меня.
– Если ты не трахнуть меня пришёл, то отлично – ответил я.
– Язык твой поганый… – покачал головой он. – Сколько лет жду, что ты вырастешь – нихуя не дождусь, походу. Всё такой же пацан…
– Сколько лет жду, что ты мужиков перестанешь ебать…
– Ладно всё! Не заводи свою гомофобную шарманку. Все эти подкольчики слышал и не раз. Я по делу. Новости у меня. Хорошие. А может и нет, – он посмотрел на Жеку-тюремщика. – Отцепи его, и можете пока покурить.