Шрифт:
Где-то играет оркестр
«Где-то»
Некоторые истории, будь то рассказы, повести или романы, создаются, как вы, наверное, догадываетесь, в результате какого-то одного, мгновенного, ясного озарения. Другие же рикошетом отскакивают от самых разных событий, составляющих нашу жизнь, и лишь по прошествии времени объединяются в законченное произведение.
Когда мне исполнилось шесть лет, мой отец, заядлый путешественник, перевез нас по железной дороге в Тусон, штат Аризона, где мы прожили ровно год в эпоху значительных перемен; для меня это было время увлекательных открытий. Городок, тогда еще совсем небольшой, стремительно развивался. Что может быть интереснее, чем расти вместе с городом? Там было вольготно, да к тому же у нас подобралась отличная компания.
Через год мы вернулись в Уокеган, штат Иллинойс, где я родился и провел первые годы жизни. Но в двенадцать лет меня опять увезли в Тусон, и новый переезд принес мне еще более увлекательные
Много позже, когда я провел почти год в Ирландии, где писал для Джона Хьюстона сценарий по роману «Моби Дик», мне попались на глаза произведения канадского юмориста Стивена Ликока. Среди всего прочего я обнаружил совершенно очаровательную книжицу, озаглавленную «Солнечные зарисовки маленького города».
Увлекшись этой книжкой, я даже пытался уговорить студию «Метро-Голдвин-Майер» снять по ней фильм. Напечатал несколько пробных страниц, чтобы показать, какой видится мне будущая экранизация. На студии не проявили к этому ни малейшего интереса, и у меня осталось начало сценария, воссоздающего атмосферу провинциального городка. При этом я не мог выкинуть из головы полюбившийся мне Тусон, исхоженный мною вдоль и поперек сначала в шесть лет, а потом в двенадцать, и сам начал писать пьесу и рассказ о городе, затерянном среди пустынь.
В те годы я нередко видел Кэтрин Хепберн, как в жизни, так и на экране; ее неувядаемая юность вызывала у меня огромное восхищение.
В 1956 году, когда ей было уже под пятьдесят, она снялась в фильме «Лето». [1] Эта роль, можно сказать, заставила меня сделать ее главной героиней рассказа, тогда еще безымянного, но с очевидностью приближавшего меня к повести «Где-то играет оркестр».
А лет тридцать назад я посмотрел фильм «Ветер и лев» с Шоном Коннери; там звучала потрясающая музыка Джерри Голдсмита. Она так меня захватила, что я подобрал ее по слуху и сочинил слова — длинное стихотворение, которое легло на эту волшебную мелодию.
Так образовался еще один фрагмент мозаики под названием «Где-то играет оркестр»; между тем я начал работу над произведением, замысел которого еще не имел четких очертаний, хотя эпизоды, с моей точки зрения, наконец-то связались воедино: год жизни в Тусоне, когда мне было шесть лет; еще один год жизни там же, но уже в двенадцатилетнем возрасте; калейдоскоп впечатлений от Кэтрин Хепберн, в том числе и от ее блистательной актерской работы в фильме «Лето», а также мои стихи на музыку из фильма «Ветер и лев». Все это удачно сложилось вместе и подтолкнуло меня к написанию объемного пролога, за которым появилась на свет и сама повесть.
Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, как мне повезло: у меня скопились разные наметки, которые все время были под рукой и в конечном счете срослись в единое повествование — «Где-то играет оркестр». Еще мне повезло в том, что на моем пути встретилось немало помощников и помощниц. Одна из них, причастная к появлению этой повести, — моя добрая фея Энн Хардин, которая в последние годы приложила немало усилий к тому, чтобы это произведение увидело свет. Недаром ее имя стоит в посвящении.
Не скрою, у меня долгие годы теплилась надежда закончить повесть в обозримые сроки, чтобы сделать по ней пьесу или сценарий для Кэтрин Хепберн без оглядки на ее возраст. Кэти терпеливо ждала, но время шло, она стала уставать и в конце концов покинула этот мир. Единственное, что теперь в моих силах, — посвятить ей эту историю.
1
В 1956 году… она снялась в фильме «Лето». — Кинофильм «Лето» снят в 1955 году режиссером Дэвидом Лином по мотивам пьесы Артура Лоренца «Время кукушки». ( Здесь и далее — примечания переводчика)
Посвящается Энн Хардин и Кэтрин Хепберн, с любовью
Глава 1
В пустынной местности вольготно было ветру, солнцу и кустам полыни, да еще тишине, которая робко тянулась кверху вместе с полевыми цветами. Сквозь эту тишину пролегали рельсы, и сейчас они задрожали.
Направлением с востока мчался, пыхтя огнем и паром, темный железнодорожный состав, который с грохотом проскочил мимо станции. Он едва-едва замедлил ход у платформы, усыпанной кружочками конфетти, — здесь проводники в незапамятные времена компостировали билеты. Локомотив притормозил ровно настолько, чтобы из вагона, как из катапульты, успел вылететь одинокий саквояж, за которым выпрыгнул и по инерции пробежал вперед молодой человек в неглаженом летнем костюме; поезд с ревом помчался дальше, словно знать не знал ни этой платформы, ни саквояжа, ни его владельца, а тот, спотыкаясь, сделал еще несколько шагов и остановился, чтобы оглядеться, благо пыль уже слегка осела и в предрассветной дали проступили силуэты домов.
— Черт побери, — забормотал он. — Оказывается, тут что-то есть.
Ветер развеял пыль, приоткрыв еще какие-то крыши, шпили и верхушки деревьев.
— Зачем? — спросил он шепотом. — Почему я здесь?
И еле слышно ответил самому себе:
— Потому что.
Глава 2
Потому что.
В полусне прошлой ночи ему являлись слова, проступавшие на внутренней стороне век. С закрытыми глазами он читал бегущие строки:
Где-то играет оркестр, И трубы его слышны Подсолнухам и матросам На службе чужой луны. Частая дробь барабана Дрожит под пятой времен И летние помнит туманы, И год, что еще не рожден.— Погоди-ка, — услышал он свой голос. Стоило ему открыть глаза, как слова исчезли. Он оторвал голову от подушки, но передумал и снова улегся.
И опять на внутренней стороне закрытых век читалось, как по писаному:
Грядущее видится былью, И пахнет седой стариной И древней египетской пылью, Сиренью и мглой ледяной. Персик, созревший на ветке, Солнцем согрел мирок, Где мумия в каменной клетке О будущем даст урок.Тут веки у него дрогнули и сами собой крепко зажмурились, словно желая кое-что подправить, а то и стереть дочиста.
Потом он стал глядеть в темноту, и строчки заново поплыли в сумерках его сознания, а слова были такие:
Дети выходят на берег, Чертят судьбу на песке, Смерти они не верят, Что бродит невдалеке. Где-то играет оркестр. Лето плывет вперед. Здесь никому не спится И больше никто не умрет. Слышится стук сердечный, Бьет в барабан луна. Рядом проходит Вечность, Но поступь ее не слышна.— Это уж слишком, — услышал он свой шепот. — Это чересчур. Больше не могу. Неужели вот так и сочиняются стихи? Откуда что берется? Надеюсь, это все? — размышлял он.
И безо всякой уверенности, опустив голову на подушку, закрыл глаза — а в них опять поплыли строки:
Где-то скитается старость, Летний обходит зной, И спит на полях пшеничных, Чтоб там молодеть с луной. Где-то печалится детство, Знавшее скорбь и прах, И мечется, как в лихорадке, А рядом маячит страх. Жизнь приготовит им ужин, Застолье на много миль. Бессилье наполнится силой, А яства покроет гниль. Где-то играет оркестр — Кто слышит, тот вечно юн, И в танце кружится с ветром Июнь… И опять… июнь. И Смерть, не в ладах с собою, Умолкнет перед судьбою. Июнь… И опять… июнь…В глазах осталась только непроглядная темень. Сумерки выдались тихими.
Он лежал и недоуменно смотрел в потолок, широко раскрыв глаза. Повернулся на бок, взял с тумбочки почтовую открытку и принялся разглядывать изображение.
Наконец он приглушенно спросил:
— А счастье-то мне выпало?
И сам себе ответил:
— Нет.
Он медленно-медленно выбрался из постели, оделся, спустился по лестнице, поехал на вокзал, купил билет и сел в первый поезд направлением на запад.
Глава 3
Потому что.
Странное дело, подумал он, разглядывая убегающие вдаль рельсы. Этой точки на карте нет. Но как только поезд притормозил, я спрыгнул, потому что…
Он обернулся и над обветшалым привокзальным домиком, утопающим в песчаных волнах, заметил истерзанный ветрами указатель: «САММЕРТОН, ШТАТ АРИЗОНА».
— К вашим услугам, сэр, — послышался голос.
Опустив взгляд, путешественник увидел светловолосого, ясноглазого человека средних лет, который сидел на хлипком крыльце, отклонившись назад, в тень. Над ним висела целая коллекция форменных фуражек с различными надписями: «КАССИР», «НОСИЛЬЩИК», «СТРЕЛОЧНИК», «ДЕЖУРНЫЙ», «ВОДИТЕЛЬ ТАКСИ». А на голове у него красовалась фуражка с ярко-красной надписью, вышитой на кокарде: «НАЧАЛЬНИК СТАНЦИИ».
— Чего изволите, — продолжал он, пристально глядя на незнакомца, — билет на ближайший поезд? Или такси до «Герба египетских песков»? Два квартала езды.
— Сам не знаю. — Молодой человек утер пот со лба и, прищурившись, огляделся вокруг. — Я только что сошел с поезда. Точнее, спрыгнул. Неизвестно зачем.
— Всегда надо действовать по наитию, — сказал начальник станции. — Глядишь — и повезет: из огня попадешь не в полымя, а в озерную прохладу. Ну, что будем делать?