Отныне я – странник
Шрифт:
Но вокруг всё было спокойно, и мужчина занятый ремонтом седла, уже стал привязывать подпруги к ленчику, положив их свободно на него. И в этот момент, семеро мужичков выросли как из-под земли. Их хмурые лица, не обещали путнику ничего хорошего: лишая всякой надежды на мирный исход этой встречи. Да и то, что они стояли, окружив путника, подтверждало их намерения. Лицо одного из разбойников было уже знакомо, это был тот чернобородый крепыш, который кивнул корчемнику. — «Мол, всё понял и займусь этим чудиком». Этот бандит, держал в руках косу, переделанную под рогатину. Ещё у двоих ватажников были старые, успевшие изрядно поржаветь бердыши, у остальных в руках были увесистые дубинки, которыми они поигрывали, пытаясь устрашить свою жертву.
— Эй, чужеземец, ты зря теми людьми интересовался. — Пискляво заговорил крепыш с
— Так что не взыщи, — пробасил стоящий рядом с крепышом ватажник с дубинкой — и не глупи, тогда мы быстро, чтобы ты не мучился, убьём. Мы же не звери какие-то.
Говорящий басом бородач осклабился и шагнул вперёд, это и решило его судьбу — быть первым среди павших. Гаврилов, как в тире расстрелял претендентов на его голову. Единственный с кем пришлось повозиться, был «Писклявый». Юрию пришлось перезарядить пистолет и выпустить почти всю вторую обойму, пока этот крепыш шаг за шагом приближался к нему, невзирая на множественные ранения. Он упал, совсем немного не дойдя до Гаврилова, и даже после этого сделал несколько попыток подняться. Так продолжалось до тех пор, пока очередной выстрел, окончательно не поставил жирную точку на его жизни.
— Вот блин. — Тихо и с сожалением выругался Юрий. — Твоё здоровье, да упорство, да на благое дело. Цены бы тебе не было дядя….
…Задерживаться здесь не стоило. Эти семеро, сложивших свои буйные головы на этой поляне сюда добрались явно не пешком. Самым логичным было то, что, кто-то должен был остаться сторожить или лошадей или телегу и этот охранник, не дождавшись подельников, вскоре должен забить тревогу. — Думал Юрий, оглядывая поляну и погибших мужиков, лежащих вокруг него. — Как следствие, будет организован поиск и, не дай бог меня обнаружат рядом с этими телами. Долго разбираться не будут. Я чужак — они свои.
Когда Гаврилов окончил сборку обоих сёдел и оседлал своих лошадей, уже слышался далёкий собачий лай. Он быстро посыпал по поляне мелко натёртого табака, и направил свой мини караван прочь от погони. Временами, посыпая остатками табачной крошки свои следы. Световой день уже заканчивался, и Юра шёл по тропе, ведя за собой пегую кобылу. За ней на привязи шла чёрная кобыла, но из-за наступившей темноты, они обе ничего не видели и немного упирались, пугаясь темноты. Но это всё равно не мешало медленно удаляться прочь от преследователей. В данный момент Юрия успокаивало только одно, тела убитых не станут добычей для диких зверей. Как не крути, но они люди: даже не смотря на их недобрые намерения относительно его. Ими займутся те, кто шёл по его следу и уже их должен обнаружить….
Часа через два, выйдя на очередную поляну, Гаврилов устроил привал, потому что дальнейший путь был далёк и не лёгок, поэтому и он, и лошади нуждались в отдыхе. Костёр решил не разводить, чтобы не облегчать труд следопытам, на тот случай, если они будут его преследовать. А хищный зверь летом не так лют и голоден: авось пронесёт, и ни волк, ни другая плотоядная тварь, на ночлежников не позарится.
Видимо права пословица — гласящая, что дуракам везёт. Если не считать что Юрий спал урывками, просыпаясь от малейшего шороха, то ночь прошла хорошо. На стоянку никто не напал: ни те, кто ходит на двух ногах ни те, кто на четырёх лапах. Лошади спокойно стояли и щипали траву, небосвод уже был светел, где-то вдали дятел выбивал дробь — пытаясь достать свой завтрак. Такая идиллия расслабляла и Гаврилов, открыв глаза, лежал, раскинувшись на конской попоне, не в силах отвести взгляд от чистого, прозрачного неба. Затем опомнившись, сделал над собой усилие и начал сворачивать ночёвку.
— Первым делом догнать Фокса, а когда тот ответит за содеянное зло, вот тогда можно и расслабиться. — Подгонял себя Юрий, ища дорогу. — А так каждая потерянная минута увеличивает шансы противника уйти от расплаты.
Или сказывалось отсутствие, каких либо карт, или Юра просто заблудился, но, выйти на дорогу, никак не получалось.
— Вот придурок. — Бурчал на самого себя Витальевич, при этом стараясь выдержать выбранное направление, уточняя его по мху на стволах. — Какого ляха ты себе настолько жизнь усложнил? Кто тебе мешал, расправившись с той семёркой, сделать рывок и «убрать» человека оставшегося охранять обоз. Сейчас бы ехал на телеге, чинил бы на ходу седла. А может быть, уже управившись, отпустил в обратном направлении повозку и пусть домой едет. А ты в своём направлении поспешай.
В таких терзаниях Гаврилов шёл где-то до полудня, пока не заметил немного впереди и слева просеку, которая буквально светилась на фоне тёмного леса. Уставший и уже не чаявший найти так необходимый ему тракт, Юрий поначалу ошибочно принял его за поляну и принял решение, выйти на неё, чтобы сделать привал. И какова была его радость, когда он увидел что ошибался: на этой просеке была накатанная колея. Снова сориентировавшись относительно сторон света, он ловко вскочил в седло чёрной кобылки (пегую лошадь он берёг, пока не заживёт порез на брюхе). И еле сдерживая себя чтобы не пустить лошадей в галоп, Юра продолжил свой путь.
Снова потянулась дорога, которая пролегала по лесу, утомляя своей монотонностью. Поближе к вечеру, стена из деревьев неожиданно закончилась, и устало бредущие лошади, выехали к обрабатываемым крестьянским полям. Чёрная кобылка, увидав такое обилие растущей пшеницы, приняла их за пастбище и потянулась мордой в их сторону, но Юрий резко её одёрнул: животное конечно голодное, но и чужие посевы тоже трогать нельзя. Он покормит своих лошадок — но немного позже. Путник окинул поля взглядом, подметив, что по занимаемым площадям, до колхозных угодий (которые ещё по прошлой жизни помнил Юрий), им было далеко, но и маленькими они тоже небыли. Сама же просёлочная дорога, пролегала как межа, между лесом и землёй колосящейся почти созревшей пшеницей, разделяя их чётко отчерченной границей. Также, она, вильнув, подходила к небольшому селению — дворов на пять, приближаясь к которому, Гаврилов почувствовал запах печного дыма. Видимо кто-то из местных готовил ботвинью, примесь других ароматов, распознать было невозможно. Да это и не было важно: главное, что впереди было селение. А значит, можно было рассчитывать на ночлег под крышей, а не среди деревьев. При дальнейшем приближении, стало заметно, что избы в этой деревеньке были низенькие — с виду неказистые, даже слишком приземистые. А рядом с ними находились ещё какие-то постройки, только более мелкие и без окон. Но убогости в этом не было — только расчёт на климат и особенности быт или как в будущем будут говорить менталитета. Возле ближайшего от дороги двора, стояла худая толи белая, толи седая лошадёнка, запряжённая в волокушу. И этот предок телеги, в который её запрягли, был загружен небольшим количеством дров. Этот воз неторопливо разгружал низкорослый мужичок, одетый в выцветший и многократно залатанный зипун, холщовые штаны, тоже многократно чиненые, лапти из которых местами торчали пучки соломы, а на голове уже облезшая, остроконечная меховая шапка. Определить возраст местного жителя навскидку было невозможно, прокопчённое солнцем, морщинистое лицо почти полностью прятали седые усы и борода, а взгляд был поникшим, безразличным и усталым. Крестьянин мельком взглянул на Юрия, положил назад на волокушу пару поленьев, которые только что с неё взял и низко поклонился.
— Бог в помощь хозяин. — Поприветствовал Гаврилов мужичка и, спрыгнув с лошади, тоже поклонился в ответ.
— Благодарствую, мил человек и вам доброго пути. — Бесцветные как у старца глаза крестьянина, смотрели на гостя с нескрываемой насторожённостью.
В воздухе «повисла» небольшая пауза и землепашец, не спешил её нарушать. А только выжидающе стоял, ожидая дальнейших действий спешившегося перед ним человека.
— Спасибо за пожелание хозяин, да разве может быть путь добрым, когда уже почти ночь на дворе. А где можно на ночь остановиться, ещё не ведаю. Может ты мил человек, пустишь путника на ночлег?
— Отчего же не пустить, Гость в дом — Бог в дом. Ответил мужичок, продолжая пристально разглядывать Юру. — Коли к нам с миром, мы завсегда рады. Только не взыщи, хоромы наши не богаты, как говорится, чем богаты… Обычно, у нас никогда, никто, не останавливается, все норовят мимо проехать.
— Этих мест боятся, что ли?
— Да нет боярин, — селянин посмотрел на собеседника как на неразумное дитя, — ось от одного постоялого двора, до другого ровно день ехать. Ото они, путники то и торопятся, на Псков то, много кто путь держит. Ой, простите меня старого милый гость, заболтался я, а соловья баснями не кормят. Вы проходьте то в хату.