Отныне я – странник
Шрифт:
— Хорошо. — Без лишних раздумий согласился Гаврилов. — Иди, показывай, что и где делать.
Поутру, Карно показывал рабочим, измотанным тяжёлым трудом, на станки, которые нужно срочно оттащить в достраиваемый цех. А другие их товарищи по несчастью, понуро перетаскивали невесть откуда взявшиеся три огромных кучи железа, меди и других непонятных железок на склад. Он одиноко стоял возле кузницы, к нему, их раньше даже близко не подпускали.
— Скорее братцы! Поторапливайтесь! … Да не перепутайте, что откуда берёте и куда надобно сложить! … — Подбадривали бедолаг охранники: ибо эту тяжесть таскали каторжники (бежать им было некуда — вся территория была обнесена рвом и двумя высокими заборами с вышками — на которых дежурили солдаты). — Хозяин
Уже заканчивался октябрь, а Шведы всё не объявляли войну. Гаврилов, чтобы зря не изнурять военнослужащих, отменил повышенную боевую готовность. Проводя с ними только плановые занятия с личным составом: чему солдаты очень обрадовались; почувствовав некое облегчение в службе.
Давно уже вернулись егеря, проводившие разведку местности: и теперь полковые картографы, были буквально завалены работой, размножая, и уточняя карты. Однако не всё что принесли спецы, попало к этим молчаливым трудягам. Те планы участков, на которых были нанесены схороны, и магазины (склады провизии и боеприпасов), были объявлены секретными, и хранились в штабном сейфе. Доступ к этим бумагам имели только егеря, которые самостоятельно делали с них копии.
Штрафники — так негласно, Юрий называл спасённых им от казни стрельцов, проблем не создавали. Сказывались труды полковых священников (постоянно ведущих с ними беседы в нужном ключе) и работа поставленных над ними командиров. Правда, поначалу, Гаврилову пришлось с ними помаяться — добиваясь должного повиновения: к кому подходя с добрым словом, а кого, ставя на место зуботычиной. К сожалению, троих буянов, всё-таки пришлось расстрелять перед строем: но после этого, постепенно, всё пошло на лад и больше никто не пытался дезертировать, или готовить бучу. На этот случай, Юрий, не побрезговал завести нескольких осведомителей. — «С таким контингентом, держать руку на пульсе, лишним не будет». — Решил он.
Инженерная рота, особо радовала своими успехами — уже более или менее быстро и хорошо устанавливала линию обеспечения против кавалерии, и могли наводить переправы через реки. Последнему их навыку, больше всех радовались местные жители — вместо экзамена, на Тулице, в двух местах были возведены добротные мосты, позволяющие сильно сократить путь тем, кто направлялся на торг в Тулу; да и не только туда.
Не меньше радовали известия, приходившие с Малиновки. Там уже были возведены все цеха, а некоторые из них, приступили к выпуску необходимых для армии изделий. Князь Меньшиков, наладил регулярную поставку железа из Сибири — не забывая при этом нагло обирать добытчиков. На все замечания он реагировал резко: особо доставалось Никите Демидовичу, сын Демида Антуфьева. Не так давно, царь, не без Юриной помощи заприметил этого энергичного и предприимчивого молодого человека и взял под свой контроль. А сам Гаврилов, обратил внимание на этого кузнеца на торгу — возле Тульского кремля. Мастеровой бойко торговал своими поделками, — которые надо признаться, на порядок превосходили по качеству аналогичный товар предлагаемый соседями.
— Бери барин, не пожалеешь! — С улыбкой заговорил молодой, чернявый мужчина: когда Юра с интересом крутил в руках нож с клипсом вместо рукояти. — Ты не смотри, что он с виду неказист — не украшен рисунком ненужным. Зато ты, им без правки сможешь кабана освежевать.
Его умные, с небольшой хитринкой глаза, оценивающе рассматривали потенциального покупателя. От его взгляда, не укрылось, что на нём надет военный мундир и мгновенно всё взвесив, продавец предложил:
— Коли захочешь барин, то могу тебе пару ружей предложить. Они мной самолично сделаны: не у одного заморского мастера лучше не полу…
— Как величать то тебя, мастер? — Перебил его Юрий. — А то, как надумаю купить, у тебя оружие, а кого искать — неведомо.
Кузнец, ещё шире улыбнулся, и, пригладив свою чёрную бороду гордо представился:
— Так Никита я, Демидов сын: меня здесь все знают и уважают. Так что барин, берёшь что, али как?
Эта фраза, сильно резанула Витальевичу слух. — «Неужели перед ним основатель династии Сибирских заводчиков Демидовых».
Никита, по-своему поняв замешательство стоящего перед ним человека, тут же добавил:
— Не сомневайся в моих словах барин, мне нет резона тебя обманывать — больше потеряю, чем обрету.
Через две недели после этого разговора, В Тулу приехал Пётр (прервав свою инспекцию гарнизона расквартированного в Азове и строительство нового флота в Таганроге). И заинтригованный рассказами Гаврилова, изъявил желание как можно скорее познакомиться с тем — в ком Юра увидел перспективного купца и производственника. После многочасовой беседы (надо сказать, что царь остался доволен новым протеже), для расширения дела было приказано выделить для сына Демидова, в 12 вёрстах от Тулы, в Малиновской засеке несколько десятин земли. А Юрий, должен был выделить своему выдвиженцу, не менее ста рублей подъёмных. И обо всех его успехах, надо было регулярно докладывать в Москву.
Никита ещё не успел достроить свой, как он выражался — «железный завод „о многих молотах“» — заложенный при устье реки Тулицы, за что ему и доставалось от князя Меньшикова. Надо признаться и плавильные цеха принадлежащие Корнееву (он их построил у реки Нейвы, вытекающей из озера Таватуя), тоже князем не очень жаловались. Что чуть не закончилось дуэлью между Меньшиковым и Гавриловым. Благо Романов каким-то образом про это узнал и волевым решением уладил этот назревающий конфликт.
Весеннюю распутицу, размочившую всё вокруг до непроходимой размазни: Юрий встречал, исчерпав ресурс своего симбионта под ноль. Оправдываясь, что поступить по другому было нельзя: нужно было помочь Корнееву с ускоренным возведением цехов обогащения руды и плавильных печей; прокладкой насыпной дороги до Малиновки; сделать для егерей неприкосновенные склады с боеприпасами и амуницией; а для врачей с медикаментами. Ну и само собой разумеющиеся — аварийный золотой запас.
Пётр же, повинуясь своей непоследовательности решений и эмоциональным порывам, убыл в Архангельск, где и застрял — остановленный непогодой. Поэтому Гаврилов, не обладая свежей информацией о подготовке противника: до одури гонял егерей, заодно выматывая и себя. А во время непродолжительного отдыха, наблюдал как на плацу солдаты его полка, отрабатывали штыковой бой. Временами ему было их жалко — из-за постоянных дождей одежда на служивых промокала насквозь. Но он, душил это чувство на корню — в боевой обстановке, если что, отсиживаться будет негде, так что, пусть привыкают. В конце концов, он и сам промокал не меньше их: и по утрам, спеша на занятия с егерями, одевал ещё волглую одежду, — которая, из-за повышенной влажности, не успевала, как следует просохнуть. И только постоянные физические нагрузки, и хорошее питание, не позволяли людям заболеть. Да и сами солдаты больше не роптали — видя, что их полковник, делит с ними все тяготы службы: а не наблюдает за происходящим через окошко своего тёплого дома.
В один из таких дождливых дней, когда он со спецами возвращался со штурмовой полосы: к Юрию подбежал посыльный из штаба.
— Господин полковник, разрешите доложить! — Обратился молодой, худощавый солдат, вытянувшись по стойке смирно.
Дождевая вода, струйками стекала с его головного убора, лилась на камзол, где почти сразу впитывалась в сукно (видимо в спешке служивый не надел свой плащ). А это грозило тем, что бедолага скоро окончательно промокнет: вздумай Юрий дольше подержать его под осенним дождём. Поэтому, он не стал тянуть время и коротко ответил: