Оторва с пистолетом
Шрифт:
— Сколько лет?
— Тринадцать…
— В какой квартире живешь?
— В семьдесят пятой. А Сережка в семьдесят шестой. Я пойду, да? — Витя вдруг подумал, что эти показания ему выйдут боком, и поспешил домой.
Милиционеры посветили фонариками по снегу, а потом пошли к белой «шестерке».
— Натоптано тут — фиг чего поймешь! — проворчал старший. — Но вот эти, с рубчиками, и впрямь к мусорке ведут. Прямо от дверцы. Ты УР вызвал?
Последний вопрос был обращен к водителю «жигуленка» ДПС.
— Вызвал, — флегматично ответил тот.
— Ну и где они?
— У них машина сломалась. Говорят, пешком дойдут…
— Кинолог у них будет?
— Кинолог, может, и будет,
— Блин, — покачал головой сержант, — может, бандиты на самообслуживание перейдут? Сами украли — и сами себя поймали. Вот было б клево, а?!
В ЗНАКОМОЙ КВАРТИРЕ
Неизвестно, правильно ли Валентин готовил узбекские манты, но Лене они понравились. Во всяком случае, среди нескольких вариаций на эту же тему из мяса и теста, которые она в разное время пробовала, то есть пельменей и равиолей, а также грузинских хинкали, которые ей удалось попробовать на одном из вокзалов, манты ей больше всего понравились. Возможно, потому, что ей очень редко доводилось есть что-либо домашнего приготовления, а в основном питаться полуфабрикатами и разной там общепитовско-фастфудской продукцией. Сама Лена по-настоящему готовить ничего не умела, только жареную картошку и яичницу. А потому очень даже позавидовала Валентину… и его потенциальной жене.
Чай у Валентина тоже получился приятный и наверняка здорово бы взбодрил Лену, если б она не намаялась за минувшие сутки и сумела хоть чего-то поесть за этот срок. А она даже те конфеты и печенье, которые прихватила со стола в избушке, как-то не успела оприходовать. Правда, здесь, у Валентина, она их выложила на стол, даже предлагала ему поесть, но тот только пару конфеток развернул, а больше есть не стал. К тому же Валя этот, должно быть, соскучившись по хорошей компании, начал ей, выражаясь канцелярским языком, «автобиографию» рассказывать, хотя Лена вроде бы даже никаких вопросов на этот счет не задавала.
Оказалось, что Валя на два года моложе ее, что папа у него был военный, служил в Среднеазиатском округе, откуда попал в Афганистан и там погиб в 1981 году, когда сыну еще и годика не сравнялось. Так что Валя отца только по портрету помнил. Через какое-то время Валина мать вышла замуж снова, за очень доброго и хорошего дядьку, Назара Максумовича Рустамова, который был намного старше матери, вдовый, с двумя дочками от первой жены. Однако жил он даже при советской власти очень богато, мог себе еще детей позволить, и теперь у Валентина еще два брата и три сестры подрастало. Назар Максумыч к Вальке очень хорошо относился, но усыновлять его по всей форме почему-то не стал. И хотя Валентин сам по себе безо всякого принуждения звал его «ата» или «папа», Максумыч специально повесил над его кроватью портрет Валькиного родного отца в военной форме и сказал:
«Меня можешь „ата“ называть, а папа — он, Кузовлев Сергей. Нельзя, чтоб ваш род пресекся! Гордись отцом, гордись, что он русский герой!»
Пока Союз был одной страной, бабушка Нюша — ее Максумыч называл «aтa» — каждый год в Ташкент приезжала. И Валька с матерью тоже регулярно сюда ездили. Но потом Союз развалился, денег у бабушки на поездки не стало. Максумыч вообще-то предлагал маме привезти бабушку Нюшу в Ташкент насовсем. У него после независимости денег еще больше стало. Но у мамы с бабушкой Нюшей отношения еще задолго до распада Союза испортились. И Валька знал, почему. Не могла баба Нюша невестке простить, что та второй раз замуж вышла, да еще не за русского. «Они, азиаты эти, моего Сереженьку ножами изрезали,
— сестричек. Хорошенькие такие, смуглявые хохотушечки — одной пять, другой четыре было. Ластились к бабке — а она на них волком смотрела. Чужие! И бесполезно было объяснять Петровне, что сына у нее не узбеки убили, а пуштуны — ей все одно: азиаты, мусульмане, нерусские. Хотя, вообще-то, сам Назар-ата, если уж на то пошло, был по крови, можно сказать, полный интернационалист. У него один дедушка был узбек, женатый на русской, а другой — крымский татарин, женатый на хохлушке. Стало быть, папа у Назара был узбек только наполовину, а мама — только наполовину татарка. В общем, Максумыч, хоть и писался узбеком по паспорту, на самом деле являлся таковым всего на четверть. В Ташкенте, куда всю войну эвакуированных свозили, а потом еще и после землетрясения 1966 года, когда «Всесоюзный хашар» проходил, все нации перемешались.
Если б Лена все это слушала не в разморенном состоянии, то, наверно, проявила бы куда больший интерес. Потому что Валино повествование состояло не только из последовательного изложения фактов биографии, но и перебивалось всякими занятными историями, случившимися с ним и его родней в разное время. Иногда они, наверно, были даже очень смешные, над которыми можно было долго и громко хохотать. Но Лена только чуть-чуть улыбалась, и то скорее из вежливости, чтоб не обидеть этого славного парнишку. Ее так и клонило в сон, временами она хваталась за стул, чтоб не свалиться. Правда, был момент, когда она слушать стала чуть-чуть внимательней.
Дело в том, что Валя начал рассказывать, почему он, собственно, уехал в Россию. Оказывается, он, окончив школу, поступил в университет на юридический факультет и благополучно отучился два с половиной курса, занимаясь при этом боксом. Ата планировал его позже в прокуратуру пристроить. Но в декабре вышла неприятная история. Шел Валентин как-то вечерком и увидел, что два хлыща девчонку силком в иномарку затаскивают. Вступился, надавал обоим по мордасам, пистолет, между прочим, у одного отобрал — хорошо еще, что этот лох, наставив пушку, забыл ее с предохранителя снять! Девчонка, пока шло мордобитие, убежала, зато менты подъехали. Всех свезли в кутузку, стали разбираться. Свидетелей — ноль, Валька одно говорит, а те двое — другое. Пистолет-то у Вальки в руках побывал, менты, когда подкатили, у него увидели оружие, даром что он его им тут же отдал. По тому, что те двое мелют, получается, что Валька на них напал, из машины выкинул и избил. Спасибо, мол, товарищи милиционеры, что выручили, иначе этот бандит нас застрелил бы и машину угнал. И видно, что менты явно тем двоим больше, чем Вальке, хотят поверить. Девчонки-то нет! Кто ее видел, девчонку эту?
В общем, все шло к тому, чтоб парней отпустить, а Вальку посадить, но тут появился в отделении какой-то чин милицейский, пригляделся и говорит: «Вы кого взяли, бараны? Это ж господина Рустамова сын!» Менты так и опупели: «Какой Рустамов? Он Кузовлев Валентин Сергеевич!» А начальник, им: «Я лучше знаю, кто чей сын! Отпустить немедленно, а этих — в КПЗ!» Менты, конечно, рады стараться, собрались тех двоих в КПЗ волочь, но один завопил: «А почему меня не спросили, кто мой отец?» И тоже назвал своего крутого папашу. Тут менты совсем перепугались, короче, и Вальке, и тем двоим разрешили домой позвонить. Первым Назар Максумыч приехал, поговорил и увез Вальку, а потом сказал: «Ты, конечно, хорошо поступил, что не дал в обиду девушку, но это тебе может дорого обойтись. Пока дома посидишь, а я попробую договориться».