Отпусти браткам грехи
Шрифт:
Отец собирается на работу – в согнутом положении, покачиваясь, надевает грязные разбитые ботинки. Плохо ему с глубокого похмелья, а мама стоит над душой, «пилит» его.
– Когда ж это все закончится, старая ты скотина!
Похоже, она уже и забыла, что вчера ночью «квасила» на кухне вместе с ним... Спивается мама. И Настя боялась, что сама когда-нибудь сопьется. Жуткие условия, мужа нет, два «спиногрыза» на руках. Денег нет: отец все пропивает, а если что и приносит в дом, так это водку, чтобы распить вместе с женой... Такие вот пироги...
Отец
Лешик напился и успокоился. Зато проснулся Даниилка. Смотрит на мать голодными глазами. Молчит, ничего не говорит, знает, что можно и по загривку схлопотать... Нет, сердце у Насти не каменное. Она любит своих детей. И кормит их по мере возможности... Сегодня детям повезло. В холодильнике остался кусок ливерной колбасы: отец принес в придачу к бутылке. Картошка есть, но ее чистить надо...
Настя нашла на кухне горбушку черствого хлеба, колбасы тоже мало – всего хватило на два бутерброда. Покормила Лешика и Даниилку и сама захотела есть. А денег нет, декретное пособие только через неделю будет... Разве что к Ольге сходить, «трешку» занять...
Настя умылась, глянула на себя в зеркало. Она же совсем еще молодая, а уже обабилась – еще не располнела, но уже набирает вес, за собой не следит, одевается как придется... Двадцать два года, мужа нет, и если она так дальше себя будет вести, то не будет никогда. На работу надо выходить, дети уже большие, по два года четыре месяца – в детский сад уже пора. На людях будет работать – хочешь не хочешь, а лоск на свои перышки наводить придется. Глядишь, и ухажер появится...
Она причесалась, поплотнее запахнула халат, сунула босые ноги в тапки. К Ольге пойдет... Открыла дверь и вздрогнула: на пороге стоял незнакомый солдат. Улыбка до ушей, глаза – два медных пятака на солнце; шинель, как в песне – пуговицы в ряд, ярче солнечного дня... Шапка набекрень, погоны толщиной с паркетину, аксельбанты, белый ремень, сапоги со шнуровкой. В руке чемодан.
– Здравия желаю! Здесь Серегины живут?
– Здесь... – обомлела Настя.
«Неужели с Гариком что-то случилось?»
– А я от Гарика!
– Что с ним?
– Ничего, – нахмурился парень. – Пока ничего...
– Что значит «пока»?... Да ты заходи, заходи...
Солдат кивнул, в торжественно-важном величии прошел в дом. Осмотрелся.
– Извини, у нас не убрано, – смутилась Настя.
– Ничего, ничего. Я и не к такому привык...
– А к какому?
– Разве Гарик в письмах не писал?
– Писал...
– Где служит, писал?
– Да, в Средней Азии служит. Марыйская область.
– И все?... Да, кстати, меня Дима зовут. Демобилизован, еду домой, –
– Ну, говори, говори...
– Раздеться можно?
Дима снял шинель, под непосильным бременем собственной важности повернулся к Насте. Она же и не пыталась сдержать вздох восхищения. Дима, оказывается, был настоящим героем. На левой стороне груди бессчетное количество медалей с золотым отливом, на правой – значки в три длинных ряда.
– Это ж откуда столько?
– Оттуда... Из Афганистана, – скромно ответил герой.
– Из Афганистана? – похолодела Настя. – Что, и Гарик сейчас там?
– Там.
– Как же так? Он же писал, что в Союзе служит...
– Все так пишут, а на самом деле... Я, наверное, не должен был вам это говорить, но раз уж так вышло... Я бы чайку попил.
– Да, конечно...
Настя провела Диму на кухню, усадила за стол, поставила чайник, взяла тряпку, чтобы навести хоть какой-то порядок.
– Я не про такой чай, я про солдатский, – весело сказал парень. – У меня в чемодане...
Он вышел в прихожую, вернулся с бутылкой водки и двумя большими жестянками – без этикеток, в какой-то смазке.
– Тушенка. Торт к солдатскому чаю, – бравурно пояснил Дима. – Можно на хлеб. Можно с макаронами...
Макарон в доме не было, зато нашлось полпакета вермишели. Настя поставила воду, Дима открыл консервы.
– Ты мне про Гарика расскажи, – сглотнув комок, попросила она.
– Да что там, воюет парень...
– Как же так!
– Ничего страшного. Год он уже отслужил, еще год остался, скоро домой вернется...
– А если нет?
– Он парень геройский, не вопрос. Но я тоже за чужими спинами не прятался. А домой вернулся. И ваш вернется...
Настя не всегда была довольна своим братом, иногда убить его была готова. Но как ни крути, а она любила Гарика и сейчас очень переживала... Хорошо, что мама спит, ничего не слышит. Она потом ей сама все расскажет...
– Как он там?
– Ничего, все в порядке... Условия, правда, не фонтан...
– Что, условия?
– Говорю же, у вас дома все равно что во дворце по сравнению с тем, что там. Из окопов не вылезаем. А если вылезаем, то в атаку или в разведку...
– Страшно там?
– Жуть. Самолетов у «духов» нет, но минометы житья не дают. Каждый день артобстрел, головы не поднимешь. А когда в атаку, то вообще... Я сто пятьдесят... Нет, врать не буду, сто сорок восемь раз в атаку поднимался... Я вам так скажу: там так страшно, что если раз в атаку поднялся, уже герой...
– А ты сто сорок восемь раз в атаку поднимался? – восхищенно спросила Настя.
– И в разведку двести... Нет, сто девяносто четыре раза ходил... «Языков» брал, диверсии устраивал... Это ты, Настя, наверное, думаешь, что я герой. А я так тебе скажу: все мы там герои. Под пули, в бой. И для нас это так же легко, как стопку водки...