Отпустите меня на войну
Шрифт:
Стук сердец матерей, потерявших детей,
Стон упавших солдат, что не вышли из боя,
И улыбки друзей, и полет журавлей.
В этих тонких свечах видишь чьи-то ошибки,
Видно горе старух от роду сорок лет,
Мягкий пламень в тиши и под своды улыбки,
самых близких людей, тех, кого с нами нет.
Не люблю я парады, шум у братской могилы,
От торжественных гимнов скулы в узел свело,
Дорог мне огонек, самый скромный и милый,
Что
Фантомные боли
Госпитальная койка и солдатик на ней,
Задремал наконец-то, а то бредил полночи,
– Ноготь врос на ноге! Удалите скорей!
Ой, болит! Ой, терпеть нет уж мочи!-
Я пошел покурить, где курили врачи,
Мне в судьбе того парня не расписано роли,
Тут ничем не помочь, хоть кричи не кричи,
У мальчишки начались фантомные боли.
Он не знает еще, что ноги больше нет,
Нет и тех, кто сидел на броне,
И не помнит подрыв, и не помнит кювет,
Улыбается. Спит. В наркотическом сне…
Вот такая она, вот такая цена,
Платим плотью своей, делим души на доли,
И преследует нас до могилы война,
Посылая в ночи нам фантомные боли…
Кадетский значок
Словно березка в тенистом лесу,
Тянется к солнцу в надежде погреться,
Юный суворовец, строй на плацу,
Парень без юности, мальчик без детства.
Годы учебы, Как ветер в лесу,
Выточат парню характер не детский,
Вот, и последний свой вальс на плацу,
А на «парадке» значок лишь кадетский.
Жизнь по уставу, курсантский роман,
тридцать солдат за спиной как наследство,
горы Кавказа и синий туман,
на перевале где кончится детство.
И на тропинке, как время придет,
путь, желторотых солдат прикрывая,
бывший суворовец в вечность уйдет,
детство не помня и жизнь непозная.
Лента пустая, запала щелчок,
Горы проснутся от птичьего гама,
А с орденами кадетский значок
Будет хранить поседевшая мама…
2000г.
Взятая школа…
Как вошли мы туда, так народ весь притих,
Не понять то ли ад, но уж точно не рай,
Детский дом интернат для глухих и немых,
С довоенным плакатом: «Привет, Первомай!»
Под ногами тетрадки, а на стенке – доска,
Мелом надпись на ней на арабском, наверно,
И бойцов наших сразу охватила тоска,
Кто-то вслух перевел «Смерть
И в тетрадках рисунки, нетвердой рукой,
Разноцветными красками тлели,
Танки русские с флагами, с красной звездой,
Повсеместно дымились, горели.
В школах разуму учат, но не в этой стране,
Здесь учили мальчишек совершенно другому,
Был приказ удержать наш рубеж на войне,
Мы не сдали врагу нами взятую школу…
Фото: Грозный. Перед "Романовским мостом". Инженерная разведка пятой
комендатуры и ОГ.
Фото: Уголок памяти в помещении Огневой Группы. г. Грозный. ПВД ул. Трамвайная.
Фото: слева, Иванов Сергей (Минск), Я в центре, и Коля Ткаченко (Белгородская обл). Самые дорогие годы.
Последний пароход
Игорю Балашову, Николаю Романову, Василию Дзюбенко, Николаю Патракееву, Сергею Шулятьеву, Леониду Кокоулину, Павлу Вахмянину, Павлу Ряшину и всем, всем пенсионерам МВД ушедшим так рано.
Ну, вот и все, последний пароход,
ломая лед, от берега отходит,
снежинок дружный бабий хоровод,
печаль на сердце и тоску наводит.
Опять зима и снова холода,
Что душу рвут и придают седины,
Жаль с пароходом только навсегда,
Уходят годы, как весною льдины.
Я не последний и не первый я,
То воронье, то чайки хороводят,
Как пароходы в дальние края,
отдав концы, мои друзья уходят…
Но я упрямый, знаю наперед,
Дождусь весну, во что было, ни стало,
Река пойдет, мой пароход придет,
И даст гудок тревожно и устало.
Десять лет, это срок или нет?
Мне сейчас пятьдесят, а Им нет,
Никогда пятьдесят Им не будет.
Утром скажут «Дедуля привет!»,
Друга, внук никогда не разбудит.
Десять лет, это срок или нет?