Отравление в шутку
Шрифт:
Судья, по-моему, протянул руку с некоторой нерешительностью. Его глаза утратили прежнюю мудрость. Сейчас они смотрели внимательно и настороженно. Они пылали, словно угольки, оттеняя изможденность лица. В этом дряхлеющем теле жила какая-то буйная сила. Его длинные волосы придавали ему сходство с каким-то странным воителем библейских времен. Из-под одеяла показалась худая рука с незастегнутой манжетой бело-голубой полосатой рубашки. Судья взял книгу и стал медленно всматриваться в записи на форзаце.
В сумрачной комнате, где горела лишь зеленая лампа, отражаясь в стеклах книжных и медицинских шкафов, воцарилось молчание. За
— Мне это ничего не говорит, — наконец сказал он.
Когда он возвращал книгу, я испытал внезапное потрясение. Манжета и часть рукава обнажили предплечье. Оно все было в коричневых точках — следы шприца.
Глава 11
ПАДЕНИЕ ДЕТЕКТИВА
Вскоре я ушел. Наша беседа с судьей явно зашла в тупик. Был уже двенадцатый час, и мне давно следовало вернуться домой — побриться, умыться, переодеться, а также объяснить свое неожиданное отсутствие ночью.
— Но вы уж возвращайтесь сюда днем, — сказал мне на прощание Рид. — Вы нам очень пригодились. Не знаю, как у вас это получается, но при вас они начинают говорить…
Рид сказал, что он дождется катафалка от похоронного бюро и поедет делать вскрытие. У Сарджента был вид молчаливый и упрямый. Хотя он и словом не обмолвился о том, что думает насчет сказанного судьей, было очевидно, что он вознамерился провести расследование. Он объявил, что хочет собрать всех Куэйлов и попросить еще раз повторить то, что они сообщили накануне. Он сказал мне это, когда мы вышли вместе, и я стал проверять, работает ли мотор у моей машины.
— Может, я не бог весть какой великий сыщик, — говорил он, постукивая носком ботинка по каменным ступенькам крыльца, — но дело я знаю. Только бы не было дока при нашей сегодняшней беседе. А то он все время сбивает меня. Но я хочу сказать другое: я не глупее всех остальных, и я всегда думал, что если подвернется что-нибудь такое серьезное… в общем, меня на мякине не проведешь.
Старая надежда…
Мне только не очень понравилось, как при этом он выставил подбородок, и какой решительностью загорелись его глаза. Я уехал, а Сарджент остался стоять на нижней ступеньке крыльца и глядел на белый газон.
Надо было во многом разобраться. Во-первых, в следах от уколов на руке судьи. Интересно, обратил на них внимание Сарджент? Если заметил, то промолчал. Я попытался внушить себе, что нет никаких оснований соединять их со словом «морфин», потом мысленно обозвал себя лжецом, вспомнив загадочное восклицание Клариссы вчера вечером: «Но это был не морфин, да?» Это была ее первая реакция на сообщение о том, что судью пытались отравить. Может, это объясняло его поведение: «Мания преследования, вызванная употреблением морфия?» Он дрожал при мысли о детском пугале, белой мраморной руке, но когда эта самая мраморная рука подсыпала ему в содовую гиоскин, когда страхи вылились в осязаемую форму покушения, он отнесся к нему чуть ли не с презрительной усмешкой.
Я по-прежнему сосредоточенно размышлял о случившемся, когда к половине второго вернулся в дом Куэйлов. Снег прекратился. Небо было по-прежнему сумрачно-серым, с просветами над горами, на склонах которых снег лежал ровными белыми полосами. Поля превратились в пустыню. Шоссе, прочертившее через них ровную темную полоску,
Вдруг я услышал изнутри странные звуки. Что-то затрещало, разлетелось вдребезги, что-то гулко ухнуло, потом раздался грохот. Затем воздух огласился самой цветистой бранью, какую мне когда-либо приходилось слышать. Брань перемежалась звуками ударов. Брань относилась к подлым и коварным лестницам и шла от самого сердца, как молитва. Я поспешил к двери, отворил ее и заглянул внутрь. Зрелище было столь же необычным, что и лексика. Тусклый свет падал через окно, пахло сыростью, гнилью и влажной соломой. Мой взгляд миновал ряд сумрачно вырисовывавшихся стойл и остановился на человеке. Он сидел на полу и разговаривал с лестницей. В одной руке у него было старинное ведро, в другой нечто невообразимое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении полусгнившим чулком. На плече у него повис каретный коврик, покрытый густой коркой грязи.
— И более того… — сварливо бубнил человек. — Более того…
— Отлично! — воскликнул я. — Но почему бы вам не встать на ноги?
— А? — вздрогнул человек и, обернувшись, буркнул: — Пожалуй, что и так.
Он стал подниматься с пола, и когда выпрямился, оказалось, что роста он изрядного. Пыль и грязь обильно покрывали его одежду, этот загадочный незнакомец стал смахивать их чулком, который по-прежнему был у него в руке. На голове у него была невообразимая шляпа с загнутыми сзади вниз полями, а во рту торчал окурок сигареты. Затем он вдруг сразу позабыл о своих злоключениях и стал оглядываться по сторонам с каким-то простодушным интересом, какого я давно не видывал на человеческих лицах.
— Ну что ж, — заметил он, глядя на ведерко и чулок, — по крайней мере я нашел вот это.
— Какого черта вы туда забрались? — осведомился я.
— Я расследую преступление, — отозвался он без тени юмора. — Впрочем, я вряд ли одержал победу, если подкараулил Великого Преступника, крикнул ему: «Руки вверх!» — и провалился вот таким плачевным образом. Но это неоспоримые улики, — с надеждой в голосе добавил он, показывая на чулок и ведро.
Я посмотрел на чулок, ведерко и на безумца.
— Какое же преступление вы расследуете? — спросил я.
— Видите ли, — с сомнением в голосе ответил мой собеседник, — я еще толком не знаю. В этом и заключается проблема.
— А! — отозвался я с поразительной сдержанностью. — Но не кажется ли вам, что ваше расследование оказалось бы более плодотворным, если бы вы знали, что же именно надо расследовать. Я хочу сказать, что в таком случае вы, возможно, нашли бы гораздо более существенные улики.
— На нем краска, — сообщил мне незнакомец, поднимая ведерко. — Хотя, что и говорить, это может оказаться несущественным. Все дело в том, что это за краска. И кроме того, мне не хватает информации о снеге.