Отравленная страсть

Бакшеев Сергей

– Николай! Ну же! – в отчаянии крикнула она.

Пока меня оттаскивали сильные мужские руки, я успел заметить, что Шавка все-таки схватила портфель и под моим одобрительным взглядом потрусила прочь. Воронина дергалась перед раскрытым окном и, кажется, все поняла.

– Коля, оставь его. За собакой! – приказала она.

Освободившись от объятий, я вновь прильнул к подоконнику. Шавка быстро, но с достоинством удалялась. На беду она вцепилась в дно портфеля, а он оказался не закрыт. Распахнутый клапан волочился по земле. Я увидел, как на жухлую траву вывалилась зеленая папка. Шавка, не глядя, перешагнула через препятствие.

Из общежития выскочил Николай. Он припустился было за собакой, но куда там! Заметив погоню, Шавка мгновенно исчезла из поля зрения, унося с собой пустой портфель. Николай беспомощно развел руки.

– Папка! – крикнула Воронина. Ее вытянутый палец строго указывал на цель, пока напарник не подобрал документы.

Николай возвращался в общежитие и с интересом глазел в окно. Только тут я заметил, насколько тесно прильнул к Ворониной. Мой голый бок по всей длине прижимался к шерстяной ткани ее костюма. Воронина отпрянула, смерила меня хладнокровным оценивающим взглядом. На этот раз я покраснел и, прикрыв ладонями первичный половой признак, вернулся к кровати за трусами. Следователь не спускала с меня глаз и нагло наблюдала за всеми этапами одевания.

– Та-ак, Закоолов, – растягивая слова, произнесла она. – Что за спектакль вы тут решили устроить?

– Спектакль? Я не артист. Окно хотел открыть, а портфель случайно уронил, – мямлил я.

– Случайно? А что за портфель?

– Портфель как портфель, – не нашел лучших слов я. Хотелось добавить, что впредь буду говорить только в присутствии адвоката, но почему-то подумалось, что эти слова ее только разозлят.

– А собака откуда?

– Кто же ее знает? Бродячая. Так и норовит украсть то, что плохо лежит.

Вошел Николай, плюхнул папку на стол:

– Убежала, сука. Вот, только это.

– Я видела. Поглядим, что у нас здесь?

Ее руки потянулись к тесемочкам. Одно движение – и документы будут на столе. Как я объясню их присутствие у себя в комнате?

Воронина еще раз пристально посмотрела на меня:

– Вы ничего не хотите заявить, Заколов?

Что тут скажешь? Мысли путались, в голове царил сумбур, похожий на панику. Может, и впрямь пора обращаться к услугам адвоката?

Неожиданно в разговор вмещался Евтушенко:

– Это наш портфель. Общий.

Сашка настоящий друг, погибать – так вместе. Только я же сказал, что не буду впутывать его в это дело. С какой стороны ни посмотри – во всем виноват я!

– Это мой портфель, – твердо заявил я. – И все его содержимое тоже мое.

– Нет, наше! – настаивал друг.

Ну куда он лезет! Зачем ненужное благородство? Я его впутал в эту историю, поэтому всю вину возьму на себя. Так будет справедливо.

– Следствие разберется! – вмешалась в спор Воронина.

Тесемки были развязаны, пальцы следователя решительно извлекли стопку бумаг. Я отвернулся, не хотелось встречаться взглядом с напористым следователем. Придется врать, сочинить что-то, а что сочинить, я так и не придумал.

– Что это? – недоуменно воскликнула Воронина.

– Это текст программы на Паскале, – любезно пояснял Сашка. – А это блок-схема алгоритма. Мы отчет по практике пишем, скоро сдавать. Это наша совместная работа. Пока еще только черновик, поэтому так неряшливо. Вы уж извините. Но если надо, я все детально расскажу.

Я с выпученными глазами склонился над столом. Пальцы следователя перебирали перфорированные листы бумаги от принтера, которые мы обычно используем для рабочих записей. Вместо документов Воробьева в папке действительно находились наши материалы по практике. Что за фокус? Я ничего не понимал.

Воронина переворошила все листы несколько раз, в дерганых движениях чувствовалось нарастающее раздражение. Она швырнула бумаги на стол:

– А почему же вы тогда спорили – мой, наш?

– Тихон считает, что это в основном его работа, а я настаиваю, что это плод коллективного труда, – спокойно пояснял Сашка. – Хорошо, что ваш товарищ отобрал его у собаки, а то бы нам многое пришлось восстанавливать.

Я понял, что пришло время подыграть Сашке:

– Да, большое спасибо, товарищ следователь. – Я крепко пожал руку растерянному Николаю. – Хотел открыть окно и уронил портфель. Спросонья координация движений нарушена. Я привык сначала умываться, делать зарядку, а вы даже трусы не дали надеть. А насчет вклада каждого из нас в эту работу, мы, Саша, еще поспорим. Помнишь, в самом начале…

– Продолжить осмотр! – скомандовала напарнику Воронина.

Я притих и переглянулся с другом. А где же бумаги Воробьева? Но Сашка держался очень уверенно, и я быстро успокоился.

Следователи еще покопались в наших вещах, но безрезультатно. Воронина сама активно осматривала каждую мелочь. Сашка успел мне незаметно шепнуть: «У Ольги». Как документы Воробьева попали к Карповой, я не понял, и вовлечение новых лиц в нашу тайну мне не нравилось, но в данном случае все получилось удачно. Только бы Карпова не сунулась сейчас с ними к нам в комнату.

Как только я об этом подумал, за дверью раздались шаги, словно кто-то перебежал коридор, и послышался до боли знакомый голос Карповой.

Помяни беса всуе, он тут и явится, припомнил я слова бабушки. Обретенное было душевное спокойствие тут же испарилось.

ГЛАВА 16

– Ребята, к вам можно? – голосила Карпова.

– Мы заняты, – грубо ответил я.

– Позже заходи, – рьяно поддержал Сашка.

– Здесь он. Я же говорила, – объяснила кому-то Карпова. Она сообщала вызывающе громко: – Он только по ночам шляется! А сейчас дрыхнет, сил набирается для новых подвигов.