Отравленная жизнь
Шрифт:
Она увидела снимки и на секунду задержала на них взгляд. В первый момент она не поняла, что именно видит, разобрала только, что это чьи-то картины. Но тут ей стало нехорошо. К щекам прилила кровь, в висках мелко и противно закололо.
«Этого еще не хватало. – Тогда Вика уцепилась за каминную полку, продолжая улыбаться гостям дежурной улыбкой хозяйки. – Напрасно я сегодня выпила. Ничего, сейчас все пройдет…»
К ней подошел Роман. Он единственный из всех заметил, что с женой творится что-то неладное.
– Тебе плохо? – Он крепко взял ее под локоть. –
– Нет, нет. – Она смотрела на мужа, но его лицо плыло у нее перед глазами. Какое-то серое пятно, расплывчатое, неузнаваемое. Потом эта серая тень немного прояснилась… В мир вернулись краски и звуки. Она снова держала себя в руках.
– Мне что-то стало нехорошо, просто у нас слишком душно. Рома, откуда эти фотографии? Кто принес?
Она взяла с полки фотографии. Теперь у нее не было сомнений. Некоторые снимки были сделаны с картин Ивана. Тут были в основном его юношеские творения. И среди них – портрет Ларисы. Именно этот снимок лежал поверх других. Его-то она и узнала.
– А, это Клаус ездил в Москву, – оживился Роман. – Решил написать статью о русских забытых художниках восьмидесятых годов. Да ты сядь, посмотри, тут куча снимков.
Вика и сама видела, что здесь были представлены самые разные по манере художники. Но ее не волновали достоинства и недостатки их картин. Оглянулась, высмотрела среди гостей Клауса – скромного, щуплого блондина, который говорил по-русски немногим хуже Романа и ее самой.
– Клаус, на минутку! – крикнула она, приветливо улыбаясь.
Тот подошел, увидел в ее руках фотографии, и его застенчивость сразу улетучилась. Он завелся. Взахлеб рассказал о поездке в Москву, о том, сколько народу перевидал, сколько картин посмотрел, какая у него задумка…
– Ведь их никто не покупает, их уже забыли, – говорил он, возбужденно тыча пальцем в снимки. – А талантливо, да? Я считаю, очень хорошо!
Вика кивала. Ей очень мешал муж. Тот стоял рядом и с изумлением смотрел на жену. И немудрено – Вика никогда не проявляла интереса к живописи. Роман даже понятия не имел, что когда-то она сама училась в художественной школе и мечтала стать профессиональной художницей. Впрочем, муж о многом не имел никакого понятия. Вика считала, что чем меньше он будет о ней знать, тем крепче будет их семья. И время показывало, что она была права. Куда легче изображать хорошую жену, чем быть ею на самом деле.
– Рома, что же делать с хлебом? – повернулась она к супругу. – Смотри, бутерброды закончились, а выпивки полно.
Эти вечеринки обычно проходили без особых затей. Пиво, водка, разнообразные бутерброды да готовые сладкие пироги – и вдобавок, конечно, интеллектуальные беседы. Роман засуетился и отправился на поиски сына. Вика удержала Клауса, который хотел отойти к остальным гостям.
– Скажите, где вы видели эти картины?
Она показала снимки с картин Ивана. Клаус рассказал, что сделал эти снимки непосредственно в квартире художника. Правда, самого художника в квартире не было, но его жена была очень любезна и даже не взяла денег за съемку.
– Я
«И не знать бы мне его, – подумала она, отрешенно глядя на портрет сестры. – Где же наша дача? Тут этого пейзажа нет. Господи, как же я не подумала об этом! Я совсем забыла об Иване! Ведь он… Ведь он нарисовал колодец…»
Она поблагодарила Клауса. Сунула ему снимки и, уже не слушая его рассуждений на тему живописи, довольно невежливо отвернулась. Теперь она явственно ощущала боль в сердце. Нет, ей не следовало пить… И сегодня, и вообще.
Вика ушла в другую комнату, приняла лекарство, прилегла на постель. Собственно, что случилось ужасного? Иван был всеми брошен и забыт.
Теперь им кто-то заинтересовался. Наивный Клаус, он считает себя первооткрывателем. Если бы в картинах Ивана было что-то стоящее, его бы заметили. Талант так или иначе пробивает себе дорогу. Но это – бездарность. Бездарность, которой удалось создать две-три хорошие картины. Да, но где же тот чертов пейзаж? Дописал он его? Может, уничтожил? Продал? Потерял?
Вика резко села на постели. Она была очень возбуждена. "Вот так всегда. – Женщина сжимала ледяные руки, дула в ладони, пыталась их согреть.
Сердце стучало тяжело и неровно. – Кажется, я все предусмотрела… А потом какая-то мелочь, какая-то дрянь портит все дело. Колодец. Яна все еще там.
Господи, я же помню, я хорошо помню, как Иван с Ларой пристали ко мне на даче! Им хотелось пить, а колодца они не нашли. Лариса и не знала о нем.
Родители, слава Богу, терпеть не могли эту дачу и тоже толком не помнили, где тот колодец. Как меня передергивало, когда начинали вспоминать про него!
Потом, конечно, забыли… Все забывается. Но картина… Эта проклятая картина…"
Она будто наяву увидела испуганные, недоверчивые глаза сестры. Как Лариса смотрела на нее, когда Вика рассказала ей о босоножке с порванным ремешком! Вике даже показалось, что сестра в этот миг все поняла. Глупости! Самое большее, о чем могла подумать Лариса, – это о том, что Денис бывал на их даче с какой-то девицей. Ну и что же здесь страшного? Но колодец… Иван настаивал, что колодец был. Он полностью убедил в этом Ларису, да еще бы не убедить – она ему в рот заглядывала, глупая тетеря. У нее тоже возникли вопросы. Слишком много вопросов. Но ведь двадцать лет никто не вспоминал об этом! И еще двадцать никто не вспомнит! Но картина…
Вика сжала кулаки: "А ведь все было так просто, элементарно! Нужно было выпросить у Ивана тот пейзаж и уничтожить его! Он бы отдал, он никогда не был жадным! Или купить… Да, в самом деле, купить, пока никто другой не купил. А могут! Особенно после Клаусовой статьи. А Клаус напишет. Этот трудолюбивый восторженный червяк напишет, да так, что Иван в один день окажется, по крайней мере, русским Сезанном, московским Модильяни! И цены на него подскочат так, что купить будет невозможно! По крайней мере, я уже не потяну эту покупку.