Отражение
Шрифт:
— Зачем вы так переживаете о людях? — спросил он. — Хотите снова в клетки? В аквариумы, где еда по расписанию, а иногда её нет вовсе, потому что забыли дать? Папа говорил, что над вами ставят опыты и на вас испытывают новые лекарства.
Мышь издала писклявый смешок, а потом назидательно сказала:
— Вообще-то, у наших предков были автоматические кормушки. Но дело не в этом. Безусловно, когда все люди превратились в коллекцию фарфоровых ваз, мы пережили второе рождение. Те из нас, кто по счастливой случайности оказался в этот момент на свободе, делали всё, чтобы освободить остальных. Было несложно справиться с электрическими замками — ты, наверное, слышал, что все мыши очень умные — настоящей проблемой были механические и задвижки. Особенно те, что
Она посмотрела на мальчика внимательными глазами-бусинками.
— Если не возражаете, мы пройдём внутрь и выпьем горячего чаю. Там я всё объясню. Малыш, ты весь взмок. Тебе нельзя находиться на открытом воздухе.
— Вот здесь она права, — сказал Тим. На обезьяньей мордочке отразилась задумчивость. — Я, наверное, не самый хороший кровяной чертёнок, раз уступаю привилегию сказать это какой-то мыши.
— Зато ты хороший друг! — сказал Данил. — Настоящий храбрец! Как ты дрался с тем вороном! Ты мой единственный друг здесь… и вообще, везде. Мой единственный друг в любом из миров. Что я буду без тебя делать?
Тим пробурчал что-то и сник, обхватив руками свои тощие коленки. Мышь запрыгнула на подставленную руку мальчика и повела их внутрь, под крышу, прямиком на кухню, куда никому из детей не разрешалось заходить. Она говорила:
— Одной мышке на ухо было прошёптано предание. Имя, кто его прошептал, было утеряно. Но мыши — говорливые создания, а поэтому оно быстро распространилось среди остальных. А предание заключалось в том, что люди застыли не навсегда. Рано или поздно они вернутся к своему прежнему состоянию. Всё, что у нас, зверей, есть — это несколько лет, десятилетий, а может, столетий, в течение которых мы можем делать всё, что захотим. Возможно, твоё появление — предвестие того, что пророчество наконец исполнится. Вот что я тебе скажу, малыш, мы не теряли времени даром. Вместо того чтобы жить в своё удовольствие, рыть норки в старой штукатурке или прогрызать дыры в асфальте, чтобы пустить в этот каменный мир немного зелени, мы устроили себе убежища в головах людей — разумеется, временные.
Чёртик поднял ладонь.
— Разрешите сделать замечание. Как существо, чей род вышел из просторных степей селезёнки, с хребтов печени и озера желчного пузыря, скажу, что это не приведёт ни к чему хорошему. Даже мы, кровяные черти, держимся подальше от головы и того, что там находится. Это не наша вотчина. Там человек волен делать всё что захочет.
— Сейчас там только фарфор и стекло, поверь мне, — сказала мышь. — Всё это, к слову, не так-то просто прожевать… не один мой собрат сломал себе все зубы.
Она проговорила это с грустью, давая понять, что мышь без зубов — печальное зрелище.
— Но ради чего? — спросил Данил, поднимаясь по знакомым ступенькам. Тим, чтобы не упасть, схватился за мочку его уха.
— Ради того, чтобы набить эти полости самыми прекрасными вещами, которые только можно найти во вселенной. Набухшими почками и маленькими букашками. Пушинками, прилетевшими с другого конца земли, и еловыми иголками, которые пахнут как детский праздник. Стены устилаем клочками шерсти, чтобы сохранить тепло. В библиотеках мы отбираем самые лучшие книжки… конечно, притащить целую книжку кому-нибудь в голову было бы затруднительно, но у нас есть целая библиотечная бригада, которая тщательно пережёвывает эти книги, чтобы другие мыши растащили их по головам людей — в буквальном смысле, по буквам. Мы сами селимся там, внутри, чтобы привить людям любовь к живому маленькому комочку тепла — и, конечно, охраняем их от воронов. Вороны — злые птицы. Не знаю доподлинно их мотивов… но они, должно быть, хотят сами почувствовать себя людьми.
Когда они оказались на кухне, Первая Мышь спрыгнула с ладони
Вдруг отовсюду, как просо из худого мешка, посыпались живые пушистые комочки. Они тащили с собой пряники, вафли, конфеты в обёртках и без — словом, всякую снедь, которую от любого ребёнка старались прятать. Волшебным образом на столе появился чайник с горячим чаем. Данил пил чай с удовольствием, из самой большой кружки, которую едва поднимал обеими руками, мыши притащили откуда-то разноцветные соломинки и пили чай прямо через них. Даже Тимоха окунул мордочку в кружку и признал, что пробовал в желудке у мальчика нечто подобное, хотя больше предпочитал, чтобы Данил пил молоко или какао.
— Оно лучше усваивается, — сказал он. — Кому лучше это знать, как не мне?
Посмотрел на Данила и вдруг сказал:
— У тебя кровь идёт!
Все мышки за столом притихли, во все глаза глядя на мальчика.
— Ага, — сказал Данил, вытерев нос тыльной стороной ладони. Всё снова стало таким, будто кто-то подкрутил резкость на экране телевизора. Что-то каталось у него между ушами, как огромный шар для боулинга, а круглые пряники с глазурью приобрели солоноватый привкус. Сейчас Данил совсем не беспокоился из-за того, что вся кровь вдруг возьмёт и выльется из организма. То, что ему впервые было легко и спокойно в окружении других живых существ (пусть даже они и представляли собой мохнатые комочки, которые вряд ли кто-то будет воспринимать всерьёз), было для него гораздо важнее.
Чертёнок встревожено бегал кругами, а потом вдруг остановился, взобрался ребёнку на колени и взял его за обе щеки, будто мама-хомячиха, желающая удостовериться, что сын может делать запасы, не роняя честь семьи, в достаточных количествах и не помрёт от голода.
— Мне нужно возвращаться, — он увидел протест на лице мальчика и терпеливо объяснил: — От меня будет гораздо больше толку там, внутри. Ты ни разу не спрашивал, что я там делал. А ведь я выполнял важные функции! Видишь ли, в каждом человеке живут десятки таких, как я, кровавых чертят. Совместными усилиями они заставляют работать внутренние органы, сжимают и разжимают сердечные мышцы, открывают специальные краники в кровеносных сосудах, следят, чтобы напор не был слишком сильным или слишком слабым. Качают насосы у тебя в груди и пропускают весь собранный воздух через специальные фильтры, чтобы разделить кислород и углекислый газ. В каждом — но не в тебе. Так уж получилось, что на всё твоё тело есть только я один. Поэтому у тебя часто идёт носом кровь. Поэтому ты такой слабый. Иногда я… скажем так, не везде успеваю. А теперь, когда меня нет на посту…
Он картинно приложил ладонь тыльной стороной ко лбу. Данил слабо улыбнулся:
— Я и без того слабый, всю жизнь. А с тобой знаком всего несколько часов. Даже меньше суток! И уже чувствую себя лучше, чем в любой другой день. Лучше, чем когда мама купила мне настоящую гору мандаринов на новый год.
— Как чувствуешь? — переспросил чертёнок.
— Так, будто у меня есть друг! — торжественно сказал мальчик.
— Конечно, есть, как же иначе. И как твой друг, я просто обязан вернуться к тебе в организм, чтобы не дать тебе истечь кровью. Это, знаешь ли, моя работа.
Но Данил ответил решительным отказом. Он набил рот печеньями, зажал пальцами нос и принялся сосредоточенно жевать.
Понадобилось некоторое количество времени, чтобы убедить Первую Мышь, что с ним всё в порядке. Кровь быстро сошла на нет, однако Тим всё равно был вне себя от беспокойства. Он свивал хвост спиралью и тыкался длинным носом в руку мальчишки.
— Значит, в каждом из тех детей живёт по маленькой мышке? — спросил Данил, чтобы немного отвлечь мышей от собственной персоны.